Рабочие могли выставить лишь два процента выборщиков, тогда как помещики — ничтожная по количеству избирателей, но самая реакционная, черносотенная курия — получили право избрать почти пятьдесят процентов., то есть около половины всех выборщиков в стране. И это не считая голосов отнюдь не революционной русской буржуазии. Не нужно было обладать большой политической проницательностью, чтобы понять, какова будет эта новая дума.

Вторая сложность предвиделась на заключительной стадии голосования — на губернских собраниях. Тут важно было добиться такого сплочения, чтобы все выборщики от рабочей курии дружно стояли друг за друга и избирали своих кандидатов, рабочих. А ведь совсем могло быть не исключено, что кто-то из выборщиков от рабочей курии, которому задурманят мозги или попросту подкупят, вдруг переметнется на сторону какой-либо другой политической группки или партии и проголосует не за своего, а за чуждого пролетариату депутата.

Не могли не учитывать большевики и влияния церкви, которая с помощью огромного легиона попов умела, как известно, веками поддерживать в «грешных душах» рабов господних трепетный огонь любви к «помазаннику божьему» — императору российскому.

Нужно было предвидеть также урон, который понесет пролетариат от различных ограничений в избирательных правах. По избирательному закону только шесть наиболее развитых промышленных губерний — Петербургская, Московская, Екатеринославская, Харьковская, Костромская и Владимирская — имели право выставить от рабочих курий по одному (!) депутату. Мало того. Даже и в так называемых «курильных» губерниях не все рабочие пользовались правом голоса. Лишались, например, избирательных прав те, кто проработал на шахте, фабрике или заводе меньше шести месяцев. Власти прибегали и к другим ухищрениям. Министерство внутренних дел издало целый список поправок и дополнений к закону, циркуляров и разъяснений для губернаторов и уездных исправников полиции, которые давали возможность провинциальным властям толковать избирательный закон по своему личному усмотрению. При выборах это приводило зачастую к произволу и фальсификации результатов голосования.

Агитационная работа большевиков осложнялась, кроме всего прочего, еще и тем, что параграфы избирательного закона запрещали устраивать предвыборные собрания на заводах и фабриках. Приходилось разъяснять рабочим программу социал-демократической партии подпольным путем, тайком раздавать запрещенную социалистическую литературу, скрытно печатать в типографиях прокламации. Даже легальную «Правду» распространяли осмотрительно, с оглядкой. А сходки и митинги рабочих устраивали небольшими группами, под видом праздничных массовок и воскресных прогулок, обычно подальше от города или заводского поселка, в лесу, оврагах или на реке. И, конечно, по всем правилам конспирации: с установленным паролем, с проводниками, сигнальными и сторожевыми постами, чтобы не быть захваченными врасплох полицейскими шпиками и жандармами.

Большевикам было несравненно труднее работать в массах, нежели меньшевикам, не только из-за невозможности в сложившейся обстановке вести открытую пропаганду своих идей: ведь меньшевики не призывали массы к свержению существующего строя. Нет, меньшевики не предлагали свалить императорский трон революционным взрывом. Они выступали с весьма скромными, мирными лозунгами и требованиями, которые не переступали границ легальной межпартийной борьбы, дозволенной царскими законами. Поэтому их силы редко попадали под удары полицейских репрессий, они несли гораздо меньший урон, чем большевики. Они сохранили к моменту предвыборной кампании почти все свои интеллигентские кадры — ораторов, журналистов, учителей. Их идейные вожди жили, как правило, на легальном положении во всех, крупных городах России. Совсем иное положение было у большевиков. В период разгула реакции они понесли огромные потери. Особенно ощущался недостаток в испытанных, закаленных руководителях и литературных силах. Многие из «стариков» вынуждены были эмигрировать за границу, а немало других маялись в сибирской ссылке и тюрьмах.

Вот в таких тяжелых условиях местные большевистские организации и вступили в схватку с меньшевиками за право представлять и отстаивать в думе интересы российского пролетариата.

Общая предвыборная обстановка в Екатеринославской губернии мало чем отличалась от обстановки в других пяти губерниях, которым по закону разрешалось избирать от рабочих курий по одному депутату в думу.

Во всех этих губерниях большинство пролетариата поддерживало только свою партию — Российскую социал-демократическую рабочую партию — и готово было голосовать на выборах только за своих, рабочих кандидатов. Настроение трудового люда хорошо знали лидеры всех прочих российских партий. Поэтому ни либеральная буржуазия, ни партия кадетов (конституционные демократы), не говоря уже о таких черносотенных организациях, как «Союз русского народа» или «Союз Михаила-архангела», даже и не пытались выставить от рабочих курий своих кандидатов в депутаты думы. Члены этих партий просто не решались выступать с речами перед рабочими, опасаясь, как бы их не прогнали с собрания или не надавали по шее, как бывало не однажды в революцию 1905 года; по опыту тех лет рабочие прекрасно помнили, какими «защитниками» пролетариата и крестьянства показали себя деятели этих партий.

Единственно, кто мог бы выставить своих кандидатов в рабочих куриях и, очевидно, иметь какой-то успех в то время — это эсеры (социалисты-революционеры), за которыми еще шла некоторая часть пролетариев. Но партия эсеров приняла решение бойкотировать выборы в думу и потому вообще не выставила ни одного своего кандидата.

Вот почему на выборах от рабочих курий в шести губерниях выступала только социал-демократическая партия.

В Екатеринославской губернии борьба большевиков и меньшевиков так же, как и в других местах, длилась весь избирательный период, вплоть до самого последнего момента — выборов депутатов в думу на общегубернском собрании. Используя любые возможности — на собраниях и тайных сходках, в «Правде» и с помощью прокламаций, большевики разоблачали предательскую тактику меньшевиков по отношению к пролетариату; в беседах с рабочими разъясняли несостоятельность, вред меньшевистских предвыборных лозунгов, в которых рабочих призывали не устраивать политических стачек, а обращаться по всем вопросам в думу с просьбами-петициями. Большая часть рабочих знала, чем кончаются попытки обратиться к царю и властям с мирными просьбами: жертвы 9 января и Ленского расстрела сурово напоминали о себе.

Выборы в IV Государственную думу были назначены на сентябрь 1912 года. До этого времени предстояло на всех заводах, шахтах и фабриках Екатеринославской губернии провести выборы уполномоченных и так называемых выборщиков. Естественно, и большевики и меньшевики выдвигали каждые своих кандидатов.

Екатеринославский комитет РСДРП постановил: выдвинуть кандидатуру Григория Ивановича Петровского. Имя его было известно на многих заводах губернии и шахтах Донбасса. Преданность партии и рабочему классу он доказал всей своей мужественной революционной работой. Решено было добиться избрания Петровского сначала в качестве уполномоченного и выборщика, а затем бороться за избрание его депутатом в думу от Екатеринославской рабочей курии.

В это время Петровский работал еще в Мариуполе, на заводе «Провиданс». Конечно, он и там не сидел сложа руки. Он по-прежнему вел революционную агитацию, организовал широкое распространение газеты «Правда». Когда началась избирательная кампания, большевики Мариуполя на своем подпольном собрании выдвинули пятерых кандидатов в уполномоченные, в числе их Петровского. Затем состоялось совместное собрание с меньшевиками. После ожесточенных споров взяли верх большевистские кандидаты. Кандидатуры меньшевиков провалились.

Собрание уполномоченных от рабочей курии всей губернии проходило в Екатеринославской городской думе. Открыть собрание поручили Григорию Ивановичу Петровскому.