Танки шли гуськом. Все они были одинаковые, и мы не знали, в каком из них за толстой броней находится наш товарищ. Каким образом его освободить? Мы понимали, что Виктор не убит, а просто ранен, иначе зачем бы он понадобился фашистам.

Танки заходили с тыла, намереваясь ворваться в Ермолову Гору с пологой стороны. Они хотели подавить нас своей мощью, вытеснить в чистое поле и там уничтожить из пулеметов.

— Ну, держись, ребята! — громко крикнул политрук Богданов. Тогда мы впервые пожалели, что во всем отряде оказалось всего три противотанковые гранаты. Не носили мы их лишь потому, что они были очень громоздкие и тяжелые. Теперь же спешно пришлось делать связки гранат РГД.

— Смотрите, кто-то на коне скачет! — воскликнул Володя Соловьев — «академик», как звали его товарищи.

Мы оглянулись.

— Так это ж Лопуховский мчится на своей Машке, — узнал Сан Саныча командир отделения Бычков.

Действительно, это был он. Пригнувшись к седлу, Сан Саныч изо всех сил погонял свою серую кобылку.

— Связного выслали? — спросил он, едва поравнявшись с нами.

— Выслали. А где твой отряд, черт полосатый!? — набросился я на Лопуховского.

— Э-эх, — с досадой полыснул он плетью свое голенище. — Болван я.

Позже мы узнали, что отряд Лопуховского занял оборону в назначенном месте. Когда показались вражеские танки, Лопуховский решил сменить позицию. Он повел отряд в обход болота к Ермоловой Горе, чтобы занять оборону вместе с нашими бойцами. Сан Саныч надеялся совершить такой маневр быстро, однако на пути отряд попал в вязкую трясину. Пока бойцы переправлялись через нее, было потеряно много времени.

Комбриг Назаров и комиссар Новиков, следовавшие вместе с бригадной разведкой в Ермолову Гору, встретили отряд Лопуховского на перепутье. Они так пропесочили Сан Саныча, что тот стрелой примчался к нам.

— Отходите, комбриг велел отойти, — говорил он, не переводя дыхания.

И мы отошли. Немецкие танки с грозным урчанием утюжили покинутые нами позиции.

Ночью, когда каратели повернули обратно, Назаров послал Разгулова с разведкой выяснить, куда подались немцы. Нам нужно было знать судьбу Колокольчикова. Танковые следы тянулись к городу Себежу.

На другой день бригада вышла к деревне Лиственка и остановилась там. Обстановка заставляла принять экстренные меры к розыску Колокольчикова. Что с ним? Как он ведет себя в плену, что говорит на допросах?

В Себеже у нас были свои люди. Капитан Новиков, руководивший агентурной работой, должен был узнать, где находится попавший в беду товарищ, и установить с ним связь.

Пока агентурщики занимались своим делом, мы снарядили две диверсионные группы для подрыва вражеских поездов. Группу из отряда Лопуховского возглавили Альберт Храмов и Василий Верещагин, другую — повели мы с Виктором Соколовым. Наша подрывная группа в составе семи человек шла на участок железной дороги Себеж — граница Латвии. Мы уже не раз ходили к линии и знали, как бдительно охраняют ее гитлеровцы. По обеим сторонам железной дороги они вырубили лес, заминировали подходы, устроили волчьи ямы и натянули проволоку, привязанную к ракетницам. Помимо всего, охрана периодически обстреливала и освещала подозрительные места.

Темной осенней ночью приблизились мы к железной дороге у деревни Логуны. Незадолго до нашего прихода в сторону Латвии прошел поезд. Нам издали были видны вспышки ракет, пущенных патрулями. Мы сориентировались и прямо по пашне подошли к линии.

В ста метрах от железной дороги выставили заслон. На полотно пошли Соколов и Бычков.

Потянулись минуты напряженного ожидания. Время было за полночь, и все кругом, кроме беспокойных патрулей да нас, партизан, давным давно спало.

В эту ночь, как назло, движение словно замерло. Прошел час, другой — тишина. Наши слух и зрение настолько перенапряглись, что начались галлюцинации. То нам слышался шум поезда, то мы отчетливо видели приближающиеся огоньки.

Но вот, наконец, все услышали действительно паровозный гудок, а затем донесся далекий грохот поезда. Мы приободрились. Поезд мчался на всех парах.

Нам не видно Соколова с Бычковым, но мы представляем, как подкладывают они под рельсы взрывчатку. Медлить нельзя, обстановка заставляет спешить.

Поезд уже близко. Слышно, как сбавил он скорость, как, тяжело вздыхая, стал подниматься в гору. Состав, как видно, громадный, и паровоз тащит его еле-еле.

Эшелон идет к фронту, и нам очень хочется подорвать его, но на тихом ходу нет смысла это делать — в лучшем случае подорвутся один-два вагона.

С трудом преодолев подъем, паровоз пошел дальше. Через некоторое время возвращается Бычков.

— Что будем делать? — спрашивает он.

— Рвите поезд из Себежа, — отвечаю я.

Петр уходит. Мы снова ждем.

Близится утро. Восточный край неба заметно светлеет. Из сумрака показывается пригнувшаяся фигура Соколова.

— Рассветает, — говорит он, — надо уходить.

— Побудь еще минут двадцать, Витя, может быть, эшелон подойдет. Я обнимаю Виктора, и он идет обратно. Поглядываем на часы и на небо. Светает все больше и больше. Мы уже решаем сниматься, но тут Поповцев радостно шепчет:

— Идет!

Действительно, со стороны Себежа слышен шум паровоза. Поезд идет быстро, под уклон. Различаем груженные военной техникой платформы, пяток классных вагонов…

Полыхнуло пламя, грянул взрыв, заскрежетали вагоны.

— Порядок! — говорит Соколов, подбегая к нам.

Быстро снимаемся с места. Уходить далеко нельзя — днем нас могут заметить. Достигаем ближайшего леса и останавливаемся на привал. Спать не ложимся — может быть погоня.

Когда совсем рассвело и из-за горизонта выглянуло солнце, мы увидели следы своей работы. Оставшиеся в живых солдаты робко осматривали исковерканные вагоны и лежавший вверх колесами паровоз. Время от времени над разбитым составом взлетали ракеты — немцы давали сигнал тревоги. Часов в десять со стороны Себежа подошел вспомогательный поезд. Вскоре такой же поезд подоспел из Латвии. Бригады рабочих, оцепив место крушения, принялись за расчистку пути. Лишь под вечер немцы смогли восстановить движение на этом участке.

Когда тронулись в обратный путь, где-то далеко за Себежем раздался сильный взрыв. Видимо, партизаны подорвали немецкий поезд.

В нашей жизни происходили и такие случаи. Бывало, ждешь вражеский эшелон. И вдруг на соседнем перегоне — взрыв. Это другие партизаны, опередив нас, сводят счеты с гитлеровцами. На первых порах досадно, что диверсию надо откладывать. Но потом подумаешь — и досада пройдет: ведь делаем общее дело.

На участок дороги Себеж — граница Латвии мы ходили потом часто. В деревне Васильково у нас были свои люди — девушка Надя и пожилой крестьянин по фамилии Березка. Они честно работали на партизан, помогали нам всеми средствами.

Однажды ночью, когда мы втроем — Поповцев, Беценко и я — зашли к Наде, нас окружили полицейские. Надя потушила свет, и мы увидели в окно темные фигуры врагов. Шел густой снег, и у меня мелькнула мысль воспользоваться этим. Мы осторожно вышли в сени, прислушались. Затем рывком открыли дверь, швырнули в темноту гранаты и, строча во все стороны из автоматов, выскочили из дому. Снегопад скрыл нас от глаз неприятеля. Перед уходом из Василькова мы пробовали уговорить Надю идти вместе с нами, но она отказалась, заявив, что ее не тронут.

В эту же ночь Надю арестовали и увезли в Себежскую комендатуру. На протяжении четырех дней враги допытывались у нее, где находятся партизаны, но девушка сумела убедить немцев в своей невиновности. Ее отпустили под надзор старосты. Не прошло недели, как Надю арестовали вновь. Ее задержали немецкие часовые, когда она возвращалась из города. При обыске у Нади обнаружили две листовки. В комендатуре следователь сразу узнал старую знакомую. Надю посадили в камеру и после длительных истязаний расстреляли. Мы очень жалели о гибели славной русской девушки. Она много сделала для нас.

Активные помощники были у нас в каждой деревне. Но попадались и такие люди, которые презирали оккупантов, а вступить в борьбу с ними боялись.