Этот относительный неуспех имел для экс-чемпиона тяжелые последствия.
8 октября 1928 г. Капабланка наконец собрался послать вызов Алехину на матч-реванш «на основе лондонских условий 1922 г.», то есть уступив по всем пунктам, но получил неожиданный ответ, что он опоздал, так как Алехин уже принял вызов Боголюбова от 28 августа (турнир в Киссингене закончился 24 августа).
Можно только пожалеть, что Капабланка так долго тянул с вызовом, не используя своего преимущественного права на матч-реванш... Он дал возможность подменить его более желательным и более легким противником. К тому же Алехин не упустил случая уязвить Капабланку; по окончании турнира он писал (точь-в-точь как сам Капабланка о Ласкере после турнира в Нью-Йорке в 1924 г.!): «Капабланка в Киссингене играл не лучше, чем в Буэнос-Айресе, да и вообще я глубоко убежден, что это для него невозможно».
После всего этого натянутые отношения между Алехиным и Капабланкой превратились в откровенно враждебные. Они не разговаривали друг с другом и даже не кланялись.
Конечно, прискорбно, что вражда двух великих шахматистов помешала осуществлению интереснейшего соревнования. Разъяренный Капабланка сделал бы все возможное, чтобы добиться победы в матч-реванше, но и Алехин в период 1927–1934 гг. был в такой блестящей форме, что мог рассчитывать на выигрыш с таким же, если не более убедительным, счетом, как в матче 1927 г. С другой стороны, Алехин понимал, что если он паче чаяния проиграет матч-реванш, то нового, третьего, матча ему не добиться.
Как переживал Капабланка срыв матч-реванша, видно из письма одного датского шахматиста, присланного в декабре 1928 г. редактору-издателю московского журнала «Шахматы» Грекову.
«Во время пребывания Капабланки у нас мне не раз приходилось бывать в его обществе. Он очень мил, любезен, в полном смысле очарователен. И чувствуется, что он очень неравнодушен к своей популярности. Если к нему присмотреться, то он отнюдь не „шахматная машина“, а пылкий и очень честолюбивый человек. Что касается матча за мировое первенство, то он высказывает твердую уверенность, что снова станет чемпионом мира. Однако у него совершенно нет спокойного отношения к этому вопросу. При одном упоминании имени Алехина он краснеет; достигнутая светским воспитанием и самообладанием выдержка пропадает, и выявляется страстный южанин. К Алехину он, по-видимому, чувствует сильную антипатию. При таких настроениях трудно верить в его победу над Алехиным, не говоря даже о силе игры».
После Киссингена Капабланка занял первое место на небольшом турнире в Будапеште, где из «имен» играли лишь Маршалл и Шпильман. Экс-чемпион мира выиграл пять партий при четырех ничьих. Затем кубинец достиг крупного успеха на турнире в Берлине, где (в два круга) кроме него играли еще Нимцович, Маршалл, Рубинштейн, Рети, Тартаковер и Шпильман. Кубинец провел турнир без поражений (+5, =7), но вызвал нарекания бесцветными короткими ничьими.
1929 год оказался для Капабланки еще более «урожайным»! Взяв весной первый приз на небольшом турнире в Рамсгейте, экс-чемпион мира в августе принял участие в крупном международном турнире в Карлсбаде (ныне Карловы Вары), где кроме Алехина и Ласкера играли все лучшие шахматисты мира. Капабланка, начав турнир с пяти ничьих, затем играл очень остро и даже рискованно, борясь за первое место со Шпильманом и Нимцовичем. Но счастье отвернулось от кубинца. Играя с Земишем черными, Капабланка после ходов 1. d4 Кf6 2. c4 e6 3. Кc3 Сb4 4. a3 С:c3+ 5. bc d6 6. f3 e5 7. e4 Кc6 8. Сe3 b6 9. Сd3 допустил грубую ошибку, вместо рокировки сыграв 9. ... Сa6??, на что, конечно, последовало 10. Фa4 с выигрышем фигуры. После отчаянного и долгого сопротивления кубинец сдался. Практически это стоило ему первого приза, хотя и после грубого зевка Капабланка сохранял лучшие шансы на победу в турнире. Но в финишной партии со Шпильманом Капабланка избрал несвойственную ему раньше и крайне рискованную тактику, «вызывая огонь на себя». Он нарочно черными разыграл дебют так, чтобы Шпильман бросился в атаку, так как полагал, что тот переутомлен и выбит из колеи проигрышем в предыдущем туре. Но именно со Шпильманом Капабланка мог спокойно делать ничью, так как оставался тогда впереди него, а его другой соперник, Нимцович, тоже играл с сильным противником. Возможно, впрочем, что Капабланка хотел взять реванш за проигрыш Шпильману в Киссингене и отплатить ему за постоянную критику в печати. Как бы то ни было, но ошибочно было приглашать Шпильмана к атаке, в которой тот был особенно силен. Капабланка забыл хорошую английскую поговорку: «Не надо дергать тигра за хвост». Шпильман второй раз подряд победил экс-чемпиона мира и поделил с ним второй и третий призы, а Нимцович оказался первым.
Ореол непобедимости Капабланки был окончательно развеян, тем более, что и в партиях против Рубинштейна, Томаса и Эйве он также попадал в проигрышные позиции и спас их лишь благодаря ошибкам противников. Стремление Капабланки вернуться к стилю своей молодости было обречено на неудачу, так как у него не было прежней быстроты мышления, хладнокровия и меткости удара. Но и при этом Капабланка оставался наряду с Алехиным (или после него) сильнейшим шахматистом мира, брал высшие призы, и то, что для него расценивалось как неудача, для любого другого было бы ярким успехом.
Но что значит потеря шахматной короны! Нимцович в турнирном сборнике писал в таком снисходительно — покровительственном тоне, адресуясь к экс-чемпиону мира и, так сказать, похлопывая его по плечу: «В общем результат Капабланки вполне соответствует тому, чего он был вправе ожидать. Те „золотые времена“, когда можно было избегать осложнений, но все же брать первые призы, прошли и уже никогда не вернутся. Играйте, сеньор Капабланка, все ваши партии в том же глубоко содержательном стиле, в каком вы провели партию со мной, и вы тогда несомненно сможете рассчитывать на получение первых призов. Но игрою на быстрое упрощение в наш век далеко не уедешь».
Самое забавное, что упомянутая партия с Нимцовичем кончилась вничью, а до 1928 г. Капабланка регулярно и в блестящем стиле выигрывал у Нимцовича (см. партии №14, 41, 44), и тот никогда не осмелился бы писать такие наставления, чтобы не показаться смешным.
Алехин, который в Карлсбаде находился как корреспондент американских газет, дал такую довольно объективную характеристику игры Капабланки в этом турнире: «Остановлюсь на качестве партий Капабланки. Он проявлял боевой дух и богатство идей. Как минус отмечу, что он был не очень тактически изобретателен. Если в Москве Капабланка вообще не стремился выиграть у сильнейших конкурентов, а ограничивался бесцветными, симметричными вариантами ферзевого гамбита, то в Карлсбаде, наоборот, он искал выигрыш и против Рубинштейна и против Боголюбова. Он комбинировал, подвергал себя даже известному риску, но успеха не добился... Большое удивление вызвал проигрыш Земишу, которому он на девятом ходу проиграл фигуру за пешку... Это убедительно показывает, что в игре бывшего чемпиона мира отсутствует одна очень важная черта, определяющая наряду с другими шахматную силу: непоколебимое внимание, которое должно абсолютно изолировать шахматиста от внешнего мира».
Надо отметить, что в дополнение к разрыву личных отношений с Алехиным Капабланка допустил еще одну бестактность. Во время карлсбадского турнира оргкомитет предоставил Алехину, как чемпиону мира и почетному гостю, права входа за барьер, к столикам участников. Капабланка был этим как-то по-детски огорчен и дважды подавал оргкомитету письменные протесты, которые, конечно, не были удовлетворены.
В ответ Алехин после турнира перед матчем с Боголюбовым посыпал солью свежие раны экс-чемпиона мира, заявив в интервью: «Борьба с Боголюбовым меня интересует гораздо больше, чем матч с Капабланкой. Боголюбов, конечно, гораздо более серьезный противник, чем Капабланка».
Всякому было понятно, что это неверно. Хотя Боголюбов в двадцатых годах был в расцвете сил и славы, он ни разу не выиграл у Капабланки и почти всегда ему проигрывал. Да и в упомянутом матче с Алехиным добился явно худшего счета, чем Капабланка: +5, -11, =9. Отмечу, что матч Алехин — Боголюбов игрался не до шести выигранных партий, а на большинство из 30 партий (с тем, однако, что у победителя было бы не менее шести выигрышей). Это объяснялось тем, что матч субсидировали разные немецкие и голландские города и нужно было большое количество партий, чтобы удовлетворить все заявки.