«Так вот оно что, – с тоскливым разочарованием заключаю я, – придется завершить самой». Меня жалким обездвиженным коконом положили на этот край (или даже гребень), чтобы я сделала выбор. Качнуться вперед – упасть, разбившись о камни, на дно пропасти, в неизвестной глубины реку. Сколько боли, мучений? Страшно, но наверняка. Качнуться назад – возможно, тоже боль, тоже муки. А вдруг медленные, надолго? Еще страшнее. А если мгновенно? Это уже лучше. Или совсем спасение? Зачем? Я не хочу возврата к опостылевшей жизни.

Со страхом качнулась в неизвестное – назад. Качнулась и покатилась вниз по пологому склону, легко и без боли, как на воздушной подушке. Стягивающие меня полотна разматываются по пути, полностью освобождаюсь от них, останавливаюсь, вскакиваю на ноги… И удивительный восторг охватывает меня – я стою на лугу, покрытом нежнейшей свежей травой. Полная сил, жизни, радости, в летнем цветастом платье, я свободно бегу по этому чудесному лугу, едва касаясь земли босыми ногами, и трава ласкает мои икры. Появляются деревья, дома. Узнаю дом, где назначена встреча с доктором. Мне не терпится рассказать ему обо всем, об этом странном испытании, о моем обновлении. Может, он еще не ушел – я ведь не знаю, как долго продолжалось мое приключение. Ищу комнату, бегаю, открываю множество дверей и не нахожу. Коридоры наполняются множеством людей, среди них мои друзья. «Что с тобой, как ты прекрасно выглядишь», – слышу от них. Отшучиваюсь: ну, еще бы, в мои-то тысячи лет. А что здесь происходит? Конференция, астрономы съехались. Я встрепенулась: «А Ш. приехал?» Да. Так вот зачем я вернулась к жизни – я увижу Его. Как давно мы не встречались. Я должна поскорее найти его. Мечусь среди людей, ищу и вижу, наконец: лицо изможденное, весь в черном, с кем-то беседует. Подхожу, радостно обращаюсь. Не отзывается, даже не шелохнулся в мою сторону. Прошу хотя бы взглянуть на меня. Не слышит, не смотрит, молчит.

Щемящей невыносимой болью сжимается сердце, дыхание сбивается, тоска, обида наполняют душу. Все ушло, оборвалось мое возрождение, я погасла в одно мгновение. До чего тяжело, хочется плакать. Не представляю, как добраться домой в таком состоянии. Попытаюсь найти доктора, он сейчас так нужен мне.

Попадаю, наконец, в назначенную комнату, никого нет. Вдруг входит: «Извините, что долго ждали меня. Пришлось одну девочку отправить в больницу». Я обмираю: если рассказать ему, что произошло… Для врача все это просто бред. И тогда меня в больницу…

С чувством обреченности и одиночества, со сжавшимся сердцем просыпаюсь в реальность».

Услышав рассказ об этом сновидении, я поинтересовался, кто такой Ш. Пациентка рассказала об истории их взаимоотношений, прекрасных, полных поэзии вначале и с неожиданным для нее концом. Ш. перестал с нею встречаться без объяснения причин.

– Что ощущаете в результате?

– Боль в сердце.

– Что с ним?

– Сжато.

– Сильно, слабо?

– Сильно. А когда отпускает, все равно трепыхается: боится, что его вновь сожмут.

– Кто?

– Рука.

– Мужская, женская? Еще какая-либо?

– Рука робота. Металлические холодные пальцы, очень сильные. Сердце лежит в раскрытой металлической ладони, а когда вспоминается что-то болезненное или происходят неприятности, пальцы сжимаются. И в относительно спокойное время сердце испугано, ждет боли в любой момент.

Я поинтересовался, насколько нужно сердцу пациентки находиться в руке робота, сколько оно там собирается оставаться? Может быть, чему-то научиться думает? Она ответила отрицательно.

Приведу еще одну выдержку из описания пациенткой своих переживаний во время сеанса.

«Ломать, разбивать, вытаскивать – это не для меня. Терпеть не могу грубого разрушения. Для меня приемлема трансформация. Материал меняется на все более мягкий. В итоге превращается в нечто вроде стебельков – они увядают, отпадают.

– Нет больше пальцев? Проверьте. Осталось что-нибудь?

– Пальцев нет, остался обрубок металлической руки, к нему прикреплено сердце. Обрубок тоже размягчается и обрывается.

На следующий день чувствую себя вполне здоровой, настроение прекрасное, напеваю, все удается. Еще через день появляется жажда деятельности, ничего не болит, сил полно. Устраиваю себе испытание: специально вспоминаю наиболее травмирующие ситуации из своей беспросветной жизни. Странно – нет жалости к себе, не подкатывает к горлу ком, не наворачиваются слезы, не опускаются руки, не тянет броситься из окошка. Только разумом констатирую: да, это печально, несправедливо, жестоко, а вот в этом виновата сама. Экзамен на мысли о будущем трусливо не устраиваю.

Переделала кучу дел и решила сделать своеобразный подарок дочери – устроить генеральную уборку в ее весьма запущенной комнате. Под прекрасную музыку с удовольствием навожу блестящий порядок, украшаю. Жду. Возвращается. Иду за ней в комнату, улыбаюсь: «Ну как, доченька?!» В ответ дикий вопль: «Кто тебя просил, старая сука, уродина, кретинка…» (это самые мягкие выражения). Вставляю: «А я-то хотела тебя порадовать!» – «Мне ничего от тебя не надо! Что ты у меня искала?» Буянит, швыряет об пол все, что попадает под руку, буквально кулаками выталкивает меня. Мои призывы пощадить соседей вызывают поток оскорблений в их адрес. Не утихает почти до утра. Вот оно, мое будущее. Только и остается молить Господа: прости неразумную, пощади, будь милостив. Я за все отвечу. Дай же силы, Господи!

Пока держусь спокойно, делаю вид, что ничего не произошло. Какая изумительная погода, столько красоты в природе и до чего же уродлива моя жизнь – бесконечная жизнь».

Комментарий. Сон как будто реализует желание пациентки умереть. «Как хорошо, что сопротивляться этому невозможно!» Как будто успокоившейся благодаря осуществлению ее давнего желания пациентке удается еще раз уснуть во сне. Но выбор все равно за ней. Качнуться к развязке всего или выбрать неизвестность? Она выбрала неизвестность, дала себе еще один шанс. «Меня жалким обездвиженным коконом положили на этот край (или даже гребень), чтобы я сделала выбор». И это очень радостно, что выбор она сделала в сторону жизни.

Сон как будто подсказывает, на каком основании она могла бы вернуться к «опостылевшей жизни». Любовь была бы спасением. Сон наталкивает ее на новую встречу с Ш. Но он как будто умер для отношений – сон не скрывает эту горестную и обидную реальность. Здесь обозначилась старая травма, связанная с внезапным обрывом в отношениях пациентки с ее любимым человеком. Фиксированность на переживании этого события, возможно, является препятствием для формирования новых отношений с каким-либо другим мужчиной.

«Оборвалось мое возрождение, я погасла в одно мгновение… Щемящей невыносимой болью сжимается сердце, дыхание сбивается, тоска, обида наполняют душу», – так обозначает пациентка свою эмоциональную травму. Воспринимать это как приговор? Или все же ценить радость и силу, которые ощущались в долине (на лугу), когда была в цветастом платье? И стремиться переломить ход событий?

Когда человек работает с деревом и неожиданно занозит палец, стоит ли причитать о своем несчастье? Нужно ли наблюдать, как заноза нарывает и выбаливает? Не лучше ли сразу вынуть ее и дать поврежденной коже зажить, чтобы и рубца не осталось?

«Ранение» в отношениях с самым дорогим человеком – конечно, не заноза. Однако и они – не повод для того, чтобы выбыть из жизни на длительный срок. Опыт болезненный, но не смертельный. Предмет для переосмысления – да, предмет для успокоения – конечно, но не повод для прекращения жизни.

Толкование дочерью ее инициативы в улучшившемся состоянии было совершенно неожиданным для пациентки: «Что ты искала?!» И тем более болезненным было восприятие этого. Такие эпизоды и позже повторялись. Черствость, равнодушие так и остались для пациентки одними из самых трудно переносимых явлений жизни. И она образовывала «защитные капсулы» и переживала боль еще неоднократно. Но она уже знала, что можно восстанавливаться, и смысл не в том, чтобы только страдать.