Жаренное мясо на обед было само по себе роскошью, поэтому никто не жаловался. К тому же они собрались не для того, чтоб набить брюхо.

Медведя, которого олигарх так берег, забили в первый же день после победы, но его замороженное мясо до сих пор лежало в холодильниках, ожидая торжественных случаев.

Данилов подумал, уж не Мясник ли убил косолапого. Кто если не он? И что он чувствовал, когда «исполнил» вместо очередного человека мохнатого зверя? Такое же безразличие? Или досаду, если понадобилось больше одного патрона?

Богданов с женой сидел во главе стола. Неживой стеклянный глаз в его глазнице был почти неотличим от настоящего. На лидере была не повседневная офицерская форма без знаков различия, которую он обычно носил, а неброский серый двубортный пиджак с каким-то юбилейным значком на груди. Вместе с Машей, на которой было скромное платье из синего шелка, они казались парой советских фигуристов. Волосы Мария слегка покрасила (возможно, чтоб скрыть седину), поэтому они вместе смотрелись очень нордически.

Гостей усадили за почетные места на противоположном конце. Данилов примостился где-то посредине, равноудаленный от них. Слева от него нарезал себе мясо на тарелке Мищенко, похожий в своем черном костюме на владельца похоронной конторы. Он использовал столовый нож, но Данилов знал, что боевой и зазубренный тоже при нем. От его взгляда не ускользнуло, что гостей разоружили и даже провели через рамку, а вот охранники Богданова все были при пистолетах. И даже его помощники-министры.

Но это было скорее психологическим давлением. Если бы Владимир хотел, он бы расправился с ними, не усаживая к себе за стол.

Данилов догадывался, что прагматичный председатель хочет наладить контакт с вменяемыми людьми из бывшего мазаевского окружения. Демьянов бы никогда так делать не стал, но в этом была и его слабость.

За столом пока велась светская беседа, важных материй разговор не касался. Между тем, внимание Данилова переключилось на единственную гостью.

Он слышал про нее, что она потомственная алтайская шаманка.

«С умной женщиной можно еще и поговорить, а с глупой только…» — эта фраза, конечно, принадлежала Фомину.

На цепочке у нее на шее висел то ли кулон, то ли крестик, но Данилов не нашел пока в себе наглости заглянуть украдкой.

Она была рослой и хорошо сложенной, не ниже большинства мужчин за столом, но не смотрелась баскетбольной команды. Под длинным черным платьем вырезом сверху и разрезом снизу, благодаря которому он видел ее красивую коленку, у нее была хорошая фигура, стопроцентные песочные часы.

«Эх, посмотреть бы время по таким», — подумал Александр.

Ее элегантные очки не портили ее, а, наоборот, в сознании Саши, добавляли очарования. Пожалуй, даже больше, чем Настя, с которой у нее было что-то общее, она походила на школьную учительницу. Говорили, что по образованию она психолог. С Машей они были почти ровесницы, но выглядела она лет на пять моложе, а то и вовсе на восемнадцать. Может и вправду ведьма?

Разрез глаз у нее был славянский, овал лица таким же, как у отца, но у того кожа была желтушной, а у нее молочно-белой, будто никогда не знавшей загара, резко контрастируя с иссиня-черными волосами, которые она совсем по-японски заколола двумя палочками. Должно быть, если распустить их, они лягут свободно, волной до пояса. Данилову было приятно думать об этом. Глаза ее были теплого орехового цвета.

Из машины она выходила в кожаном плаще, элегантнее которого Данилов уже года два ничего не видел.

— Итак, товарищи, этот дружеский вечер незаметно подошел к концу, — объявил Богданов с иронией, хотя для Данилова время и правда пролетело незаметно.

Зато с гостей-мужчин успело сойти семь потов от страха. Они до сих пор подозревали, что их убьют на лестнице, поэтому ели очень мало.

Сам Данилов не успел съесть вторую порцию, что для него было нетипично. Но не от страха, естественно.

— Олег проводит гостей в их комнаты, — продолжал председатель, постукивая по столу костяшками пальцев, — Александр, сопроводите даму, она хотела посмотреть город. Покажите ей достопримечательности. А мы с Иваном Иванычем задержимся и потолкуем о местной геополитике.

— Перед вами церковь Вознесения Господня, — объявил Данилов, когда они подошли к городскому храму. — Когда-нибудь тут будет кафедральный собор из камня и мрамора размером со Святую Софию. По крайней мере мой босс так хочет. Он говорит, что мы теперь Четвертый Рим, и вся история цивилизации будет определяться нами.

«Боже мой, — Данилов чуть не заткнул себе рот. — Не то, не то! Такие вещи должны казаться ей ужасным занудством. Но что тогда говорить?».

— История? — усмехнулась Алиса. — По-моему, гораздо интереснее наша личная история. А ваш лидер… странный он. Я это хорошо чувствую. Смотрит на всех так, будто ждет, что ему нож в спину воткнут.

— Он не всегда был такой. Что-то случилось с ним… в последние два месяца. Я думаю, все люди, потерявшие свой мир, ищут твердую землю, чтоб было на чем стоять. Так он нашел бога. Иисус любит его, да, не смейся. Если бы он увидел, что у тебя на шее оберег, а не животворящий крест, он бы из тебя святой водой начал демонов изгонять.

Оберег Саша разглядел во всех подробностях.

«Боже мой, я проговорился».

Но она или не заметила, или не подала виду, только засмеялась его шутке.

— А еще он и ищет фундамент, на котором можно было бы строить будущее. Вот только какое оно будет? Мы столько зла наворотили, что я уже заблудился, где черное, а где белое, — сказал Данилов, глядя на небо, где ветер гонял последние облачка. Один из последних ясных дней. Очень скоро снег выпадет уже окончательно.

— Ты слышал про «Книгу перемен»? — спросила вдруг она.

— Немного. У меня был товарищ, даосист. Но сам я мало понимаю в восточных практиках. — «И даже не читал один важный древнеиндийский трактат», — Это как-то связано с гаданием?

— С устройством мира. А гадание — только одно из применений. Так вот, у европейцев мир — это белое или черное. В разных пропорциях. Китайская «И цзин» говорит, что белое станет черным, а черное белым. Но индийская модель мне кажется более точной. Белое и есть черное. Инь и ян переходят друг в друга каждую секунду на наших глазах, но на самом деле они есть одно. Дай мне свою руку, пожалуйста.

Костеря себя, что не предложил помощи сам, Данилов помог ей перейти по доске через вырытую коммунальщиками Бурлюка траншею.

Какое-то время они шли рядом и по ту сторону маленькой пропасти, рука об руку. В ушах у них были наушники от айпада — по одному у каждого.

Их встреча не могла быть случайной, подумал он. Незнакомая музыка, которая была у нее на карте памяти, успокаивала его, как гипноз.

— А ты лечишь наложением рук? — спросил он, когда плей-лист закончился. Он сам не заметил, как перешел на «ты». — Можешь исцелять душевные раны?

Они уже отошли далеко от центра, делая круг мимо агропромышленных предприятий Заринска. Деревья были одеты желтой и оранжевой листвой, а за ними прятались молокозавод, мясокомбинат, а чуть дальше — птицефабрики и свинофермы. Все они были заброшены. Все поголовье животных Мазаев держал у себя под боком в поместье.

Данилов начал уставать, а Алиса даже не выказывала признаков утомления, как будто была двужильной.

— Нет, — покачала красивой головой она. — Бабка умела. Прапрабабка тоже. У нас дар передается через два поколения по женской линии. А я умею только делать людям больно. Я умею только раны наносить.

— Надо же. И в этом мы очень похожи.

Данилов чувствовал, что под внешним бархатом она сделана из стали, или из какого-то другого металла, немного пластичного, но с абсолютной прочностью на разрыв.

«Из какой же страны чудес или ночных кошмаров ты явилась?»

Они были совсем близко к черте города. Где-то там за лесополосой лежал внешний мир с мертвыми континентами, странами и городами, из которых самым ближним был Барнаул.