Поскольку военная составляющая стала основой контактов россиян с народами Северного Кавказа, слова о воинственности последних заняли ключевое положение в большинстве описаний края: «Горцы выше всего на свете ставят неустрашимость и даже дерзкую отчаянную храбрость… Народ сей (чеченцы. — В.Л.) отличается от всех горских племен особенным стремлением к разбоям и хищничеству, алчностью к грабежу и убийствам, коварством, воинственным духом, смелостью, решительностью, свирепством, бесстрашием и необузданной наглостью»[586].

О том, как решить горскую проблему, задумывался и видный государственный деятель первой половины XIX века адмирал Николай Семенович Мордвинов, автор многих законопроектов и программ. Плодом его раздумий стал документ, известный как «Мнение адмирала Мордвинова о способах, коими России удобнее можно привязать к себе постепенно кавказских жителей». Адмирал полагал, что племена, живущие в природной крепости, «останутся навсегда и вечно в независимости, доколе сохранят свои нравы, обычаи, доколе довольны будут дарами одной природы и вне домов своих находить будут всё, что умеренным и обыкновенно при диком состоянии малочисленным желаниям удовлетворяет несбыточно». Мордвинов не воевал на Кавказе, но, будучи человеком образованным и умным, предрек огромные трудности при решении проблемы исключительно военными средствами: «…Таковых народов оружием покорить невозможно; вечная вражда приседит на границе их и часто успевает в грабежах и разорениях, когда менее она ожидаема. Число войск, великие воинские снаряды и превосходство в военном искусстве не оградят с безопасностью от временных их нападений. Часто будут они удачны, всегда будут вредны соседственным мирным селениям. Необходимость потребует содержать великое число войск, истощевать великие сокровища денег, иметь повсюду воинские отряды, испытывать в людях великий ущерб от беспрестанного бдения, от беспрестанных переходов, от недостаточеств различных, от всего, что здравию человеческому вредно: от зноя солнца, от ветра, от дождя, от испарений влажной земли. И все таковые усилия едва доставят спокойствие ограждаемым воинскою стражею селениям».

Мордвинов был человеком высокого полета. Он мыслил масштабно, выражаясь современным языком — геополитически: «Россия должна иметь иные виды; не единую временную токмо безопасность и ограждение соседних своих нив и пастбищ. Пред нею лежат Персия и Индия. К оным проложить должно дороги и соделать их отверстыми и безопасными во внутренность России. Европа устарела и требует мало от избытков наших; Азия юная, необразованная, теснее соединиться может с Россиею: и все, что изящное в превосходстве просвещения и труде заключается, послужит к увеличению могущества России над сею пространнейшею и важнейшею частью света. Нашему рукоделию, промышленности и торговле предлежат богатейшие истоки на юге, нежели на севере. Каспийское и Черное моря прилежат к плодороднейшим пределам России, согреваемым теплейшими лучами солнца и по селам и градам долговременнее и успешнее в году могущим заниматься работами». Далее Мордвинов формулирует программу культурной экспансии — более медленной, но более пригодной для присоединения Кавказа, а главное, для закрепления там своих позиций: «Должно увеличить число вещей, им (горцам. — В.Л.) потребных, должно возродить в них новые желания, новые нужды, новые привычки, должно ознакомить их с нашими услаждениями, нашими увеселениями и умягчить суровую нравственность их нашим роскошеством, сблизить их к нам понятиями, вкусами, нуждами и требованиями от нас домашней утвари, одежды и всяких прихотливых изделий. Тогда не токмо сдружимся с ними на границах их, но достигнем до ущелий сокровеннейших их гор, куда ядра и штыки наши достигнуть никогда не возмогут и коими токмо вечную вражду питать возможно».

Во все времена животрепещущие вопросы подталкивали к письменному столу множество людей, создававших проекты различной степени детализации. В XVIII — начале XIX века «прожектерство», то есть сочинение программных документов, стало одним из заметных социокультурных явлений. В ряде стран подобного рода творчество являлось едва ли не обязательным признаком принадлежности к элите. Значительная, если не основная часть проектов была очевидной «маниловщиной», никак не соотносившейся с реальностью. Мордвинов же предлагал вполне реальные меры сближения с горцами. Поскольку наибольшую потребность местные жители имел в соли и железе, он считал необходимым предоставить главнокомандующему на Кавказе своеобразную монополию на эти предметы (организация торговли, подарки, эмбарго и пр.): «…сим способом главнокомандующий возможет соделаться благотворителем жителей горных». Далее адмирал выдвинул идею использовать местные обычаи для установления добрососедских отношений, причем идею по-своему революционную: пришельцы должны были вести себя в рамках местных традиций гостеприимства и обмена дарами! Главнокомандующему и всем чиновникам, к которым обращались местные жители, предлагалось обзавестись специальными помещениями — «кунацкими», «снабженными всем, что для горского жителя может быть приятным, покойным и увеселительным». «Подарки должны быть того роду, кои приучить их могут более к нашим обычаям и к новым нуждам, дабы таковые подарки, размножаясь употреблением внутри их земли, приучили их к покупке таковых же впредь». На все это предполагалось отпускать в распоряжение кавказского начальства около 100 тысяч рублей серебром в год. Дополнительными мерами могли бы стать «школы для воспитания молодых князей и детей старшин народных», «празднества, кои могли бы разными увеселениями привлекать на оные горских жителей», а также формирование «гвардейского кавказского отряда». Все это, по мнению Мордвинова, позволило бы «умиротворить» горцев и пресечь турецкое влияние на них. Являясь одним из основателей Вольного экономического общества, автор знал, что никакая писательская страсть и никакая красота и стройность слога в таких документах (да и во многих других тоже) не могут соперничать с убедительностью цифр, показывающих финансовую пользу или таковой же ущерб. Поэтому он завершил эту часть программы следующим предложением: «Издерживая, как здесь предполагается, по сту тысяч рублей, сберегутся миллионы рублей, издерживаемые ежегодно на содержание великого числа войск для единого сохранения границы, без приобретения в доход и единого рубля в пользу империи». Мордвинов прекрасно понимал, что Кавказ — дверь в Азию. Поэтому его программа рассматривала и первые шаги, направленные на продвижение России в Закаспийской области. Предлагалось основать колонию на берегу Красноводского залива, что давало средство влияния на туркменские племена и на Хиву. Чтобы не пугать местное население, адмирал советовал придать колонии вид торговой фактории, без видимых признаков военного форпоста. Он полагал, что туземцы «…в последствии времени приучатся к владычеству, принадлежащему всегда просвещеннейшему народу над диким. Успех сей достоверен, когда никакой с нашей стороны поступок не возмутит их доверие к миролюбивым нашим видам и когда взаимные токмо выгоды строго соединять нас будут. Сия златая стезя в Азию лежит доныне бесполезно для России, паче же увлекает злато наше из России дальним медленным и опасным ходом торговли нашей с Азиею».

Хотя это сочинение датировано 1816 годом, его можно считать современным периоду управления Цицианова. Подавляющее большинство пунктов плана Мордвинова вполне годилось для составления долгосрочных программ переустройства Кавказа, но главной проблемой являлось нетерпеливое желание властей всех уровней поскорее добиться видимых результатов.

В августе 1804 года на стол главнокомандующего лег документ, заслуживающий определения «прелюбопытнейший», — «Записка о беспорядках на Кавказской линии и о способах прекратить оные». За время, которое Россия потратила на утверждение своего господства на пространстве между Черным и Каспийским морями, таких сочинений появлялось немало. Однако все они составлялись людьми, родившимися и выросшими в России. Это же было написано кабардинцем, полковником Измаил-беем Атажуковым.