— Спасибо, что пришли, — с легкой снисходительностью говорит Майкл Рейган. — Надеюсь, мой отец может рассчитывать на вашу поддержку.

Винс протягивает руку.

— Как думаете, он будет бомбить Иран?

Сын Рейгана сдавливает его ладонь.

— Я вам так отвечу. Экстремисты в Иране, как и либералы в нашей стране, дрожат от страха при одной мысли о том, что Рейган станет президентом. Это я вам гарантирую, сэр. Спасибо, что пришли.

Он отодвигает Винса свободной рукой, а другую протягивает Бет, но Винсу этого мало.

— И что это значит? Ваш отец намерен отправить туда морпехов?

— Могу сказать, что Америка Рональда Рейгана будет государством, которое действует обдуманно и решительно, а иногда и радикально. Спасибо за поддержку.

Винс продолжает смотреть на него.

— Но что конкретно это значит?

Ответ он услышать не успевает, потому что кто-то хватает его за локоть и толкает прочь.

А Майкл Рейган уже ищет глазами помощь, видя, как худенькая женщина в голубом платье подставляет ему загипсованную руку и ручку.

— Можно ваш автограф?

На тротуаре переминается с ноги на ногу горстка местных менее важных кандидатов от республиканцев — пятеро белых мужчин лет сорока и пятидесяти. Они дышат на замерзшие руки, подпрыгивают, как на пружинках, раздают значки и листовки людям, прослушавшим речь Майкла Рейгана. Винс берет значок с изображением Гребби. Аарон Гребби — образец красоты восьмидесятых годов, набор квадратов: квадратные плечи, квадратный подбородок, короткие волосы квадратом обрамляют честное квадратное лицо, типичный ведущий новостей, именно такой парень, с которым, по мнению Винса, у Келли мог бы быть роман, если бы не колечко на левой руке — единственный круглый предмет у этого человека. На нем блестящие новенькие ковбойские сапоги. Ни в каком другом городе Винс не видел, чтобы юристы и политики надевали ковбойские сапоги с деловым костюмом.

Келли стоит в нескольких шагах от него, скрестив руки на груди.

— Аарон, это Винс Камден из магазина пончиков, я тебе о нем рассказывала. Тот самый, который читает все подряд.

«Который читает все подряд». Винс сдерживает улыбку.

— Приятно познакомиться.

Рукопожатие Гребби стремительно, крепко и деловито.

— И мне приятно. Надеюсь, смогу рассчитывать на вашу поддержку во вторник. — Как только рукопожатие заканчивается, правая рука Гребби тянется к обручальному кольцу. Он крутит его на пальце, словно отчаянно пытаясь отвинтить.

— Винс читал «Мир по Гарпу» несколько месяцев назад. — Келли касается руки Гребби. — Это любимая книга Аарона.

— Как она вам? — спрашивает Гребби. Он переминается с ноги на ногу.

— Мне понравилось начало, — признается Винс.

Келли переводит взгляд с Винса на Бет, стоящую за его левым плечом.

— Ой, простите, — вспоминает Винс и отходит в сторону. — Это моя подруга Бет.

— Недвижимость, — выпаливает Бет, будто много раз произносила это про себя, ожидая, когда появится возможность представиться.

Келли и Гребби вопросительно смотрят на нее.

— Бет работает в сфере недвижимости, — поясняет Винс.

Она заливается краской.

— Я учусь на агента по продаже недвижимости.

Все соглашаются, что это замечательно. Рядом с Келли, высокой блондинкой, Бет кажется болезненной.

— Красивые волосы, — говорит Бет Келли почти шепотом, словно извиняясь.

— Ой, вы так любезны! — Келли наклоняет голову к плечу и улыбается, как обычно улыбаются захворавшему щенку или ребенку в инвалидной коляске. — Спасибо. Сегодня, правда, на голове у меня черт-те что. Ветрено. Но все равно спасибо. — Она смотрит на тонкие волосы Бет, и ее взгляд ползет вниз. — А что у вас с рукой?

Бет поднимает руку в гипсе и глядит на нее, не зная, что сказать.

— Она… сломана.

— А, — отзывается Келли. Все молчат, и тогда она говорит, что ездила на велосипеде к черту на кулички, что накануне поздно легла, что на работу ей вставать в семь, что уже поздно, что она выбилась из сил, и выдает гораздо больше информации, чем нужно, чтобы понять: она направляется домой.

— Увидимся утром, — прощается Аарон Гребби и добавляет: — На работе.

Они смотрят друг на друга еще мгновенье, потом Келли поворачивается к Винсу.

— Огромное спасибо, что пришел, Винс. — И, обращаясь к Бет: — Была очень рада с вами познакомиться.

— Я упала, — говорит Бет, снова подняв руку в гипсе. — С лестницы.

— Ох! — сочувствует Келли.

— Вот что случилось с моей рукой.

— Ох! — Келли вежливо улыбается, достает из сумочки ключи от машины, прощается и уходит на стоянку.

Винс и Гребби провожают ее взглядом. Бет рассматривает свои туфли.

— Майкл Рейган выступил отлично, правда? — спрашивает Гребби.

— Вы так думаете? — удивляется Винс.

— Просто потрясающе, что он сюда приехал, вот так запросто. Тут атмосфера изменилась. В этой стране происходит что-то поразительное. Это же очевидно, вам не кажется?

Винс узнает этот заученный тон малосодержательных фраз, но не может не ответить.

— Я скажу вам, что мне кажется, — парирует Винс. — Я сидел в этом ресторане и думал: если бы мне поручили вести избирательную кампанию Рональда Рейгана и у него был бы такой тупоголовый сын, то в какой город я отправил бы его за шесть дней до выборов, чтобы оттуда он не смог все испортить?

В первое мгновенье Аарон Гребби ошеломлен, но потом он изучающе всматривается в Винса.

— Простите, я не расслышал, как вас зовут?

— Я только хочу сказать… — Голос Винса перекрывает гомон бара. — Только хочу сказать, что наблюдаю за обеими сторонами пару дней и, разумеется, вижу разницу, но никто не говорит, что конкретно изменится.

— Что конкретно изменится? — Аарон Гребби шлепает себя по лбу. — Что конкретно изменится? Да все! Все изменится. Восьмидесятые годы двадцатого века станут зарей новой эры, возвратом к идеалам и превосходству Америки. Это революция. Правительство снова станет служить народу, а не наоборот. Мы останавливаем закат этой страны, пятидесятилетнюю неуправляемую либеральную эрозию.

— Вот я об этом и говорю. Такую чепуху обычно пишут в предсказаниях в печенье. Что это все значит?

— То и значит…

— Да, но вы не можете сказать, что конкретно изменится…

— Да я же говорю: реформа соцобеспечения, восстановление прав владельцев огнестрельного оружия, отмена десятков незаконных налогов. Если вы готовы слушать…

— А я слушаю! Только вы ничего толком не говорите…

Бармен перегибается через стойку.

— Все в порядке?

Спорщики кивают.

— Простите, — говорит Аарон. Откинувшись на спинку дивана, Бет даже не открывает глаза.

— Послушайте, — снова начинает Винс. — Я только хочу сказать: нельзя винить людей за то, что они стали циничными. Это все пустословие. То же самое, что машины продавать. Или туалетную бумагу.

Лицо Аарона краснеет.

— Я восемь месяцев прочесываю этот район, пытаясь оторвать людей от телевизоров, чтобы они выслушали, что я стану делать, если меня изберут. Через… — Он бросает взгляд на часы. — Через сто двадцать четыре часа меньше половины населения этого города пойдет голосовать. Половина из них пойдет голосовать, потому что это президентские выборы. Они понятия не имеют, кто я такой, и выберут другого парня, потому что «Гребби» звучит для них как какая-то гадость, которую сожрала их собака. Они даже не представляют, каковы мои взгляды на развитие экономики, работу госпредприятий, школ, на строительство автомагистралей. Они не знают, за что я возьмусь первым делом, если меня изберут, несмотря на то, что я без остановки талдычу об этом несколько месяцев. А всем плевать.

Винсу вспоминается аналогичная фраза Дэвида: «Всем плевать».

— А теперь еще какой-то мужик из магазина пончиков собирается прочитать мне лекцию обо всех несчастных, что ждут политического просветления! Ладно. Отведите меня к этим изголодавшимся избирателям! Я готов. Пошли. Покажите мне пятерых всерьез заинтересованных в разговоре избирателей, и я до утра буду отвечать на их вопросы. Только избавьте меня от бессмысленного возмущения людей, которым лень даже узнать, кто баллотируется, пока кандидат не вклинится между сериалом «Визг» и «Семейная вражда».