Я люблю награждение «золотыми грушами», Пози всегда их получает. Пози — старательная и исполнительная маленькая девочка, и кажется, она действительно нравится Анушке.
Сын Джейка Макгуайера, Ноа, получил «золотую грушу» за то, что «правильно держит карандаш во время уроков письма», и мы все похлопали. Предполагается, что родители будут поощрять все, что говорит или делает ребенок, иначе небо рухнет. Думаю, все начинается с приучения к туалету. В конце концов, мы все поздравляем ребенка, когда он учится пользоваться горшком, и этим показываем детям, что любое незначительное или неосознанное достижение на самом деле большая победа. Нам приходится придерживаться этой тактики, пока ребенку не исполнится двадцать.
Шафран, лучшая подруга Пози, получила «золотую грушу» за «чудесный изобретательный костюм на День книг». Мое сердце немного дрогнуло. Шафран пришла в костюме умпа-лумпы[51], в милой юбочке из травы и с рисунками по всему телу, выполненными профессионалами.
Не моя вина, что Пози пришла в школьной форме. Не знаю, как родители должны помнить о Дне книг, когда детям нужно прийти в костюмах любимых литературных героев, если столько дел?
Потом дела пошли еще хуже. Намного хуже.
— Шафран не только пришла в самом оригинальном костюме, но и спела песенку, правда, Шафран? — промурлыкала Анушка. — Ты споешь свою песенку для всех?
Шафран встала и вышла на сцену с уверенным видом Чечилии Бартоли[52], поражающей своей колоратурой публику в «Ковент-Гарден».
— Умпа-лумпа думпади-ду, — защебетала Шафран.
На глаза ее матери навернулись слезы гордости. К моему раздражению, я почувствовала, что у меня тоже повлажнели глаза. Я заметила, что беременность что-то делает с глазными протоками и голосовыми связками, и ты становишься способной заплакать или закричать при первой же провокации.
Взрослые в комнате начали кивать головами и постукивать ногами, чтобы показать, что музыка трогает даже их сердца, мягкие и нежные, скрытые за обыденной внешностью.
— Умпа-лумпа думпада-ди…
— Потрясающе, Шафран! Похлопаем.
И мы похлопали. Шафран села на место, слегка разочарованная, что ее не попросили повторить.
Потом Чарли, средний сын Маргариты, получил «золотую грушу» за «усердие в правописании», и Маргарита натянуто улыбнулась. Молтоны очень амбициозны в отношении своих сыновей, Патрик хочет, чтобы они поступили в Итон, но у всех них есть те или иные проблемы с учебой, из-за чего к мальчикам после школы каждый день приходят высокооплачиваемые частные преподаватели.
А потом в конце концов прозвучало имя Пози. Мы все испытывали нетерпение, но было бы нехорошо уйти, не дождавшись конца.
— Пози Флеминг, — проворковала Анушка.
Пози вскочила и встала рядом с учительницей, которая наклонилась, аккуратно прикрепляя «грушу» к курточке ребенка и позволяя нам в очередной раз полюбоваться ее грудью.
Пози порозовела от возбуждения, и, сознаюсь, у меня тоже слегка участилось дыхание. Я не могла вздохнуть, пока Анушка читала по листку.
— «За то, что помогла убрать мусор за первоклассниками», — сказала она. — Молодец, Пози.
Последовала короткая ошеломленная пауза. На меня никто не смотрел. Мы все похлопали, и я поцеловала дочь.
— Молодец, моя родная, — сказала я. Она храбро кивнула.
Мы начали расходиться. Маргарита осталась, чтобы поговорить с Анушкой, так же как и несколько папаш. Анушка настолько прекрасна, что не только мамы становятся в очередь, чтобы обсудить с ней моторику своих шестилетних детей, но и папы тоже.
После собрания все остальные мамы направились на пилатес, на йогу с ковриками под мышкой, к личным тренерам или в парикмахерскую, но мне нужно было выгулять Калипсо, которая терпеливо ждала у секретаря, а потом отправиться домой и работать в одиночестве, как и несколько следующих дней, пока Ральф в Кыргызстане. Я обнаружила, что гораздо легче сказать, что муж уехал в «Стан», как будто бы где-то в бывшей советской республике существовал эквивалент «Хэмпстона».
Когда меня спрашивают о работе Ральфа в нефтегазовой отрасли, у людей на лице написана паника, что я могу начать действительно им рассказывать.
По дороге домой я обнаружила, что напеваю песенку умпа-лумпы и не чувствую жалости к себе, как могла бы.
Я шла вдоль по Портобелло-роуд. Утро было в полном разгаре. Кричали торговцы. Их громкие голоса доносились с обеих сторон дороги.
— Корзинка голубики! Два фунта! Чудесная голубика — два фунта! Прекрасные груши — четыре за фунт! Два манго за фунт, два манго за фунт!
Они стояли с чашками чая в руках в перчатках без пальцев. Скоро склады, где они держат товар, будут проданы застройщикам, и на Портобелло-роуд не останется фруктово-овощного рынка.
Я шла вниз по бурлящей улице, улыбаясь и махая рукой торговцам, которые встали в три утра, чтобы продать картошку и лук местным вроде меня, которым проще заказать продукты онлайн. Я купила немного голубики у Герберта, поздоровалась с Эдом из цветочной лавки, купила фиалки у Шерил, которая третья в своем роду держит здесь магазинчик и опасается, что может стать последней.
Однорукий мужчина играл на аккордеоне, покачиваясь из стороны в сторону. Обладатель серых дредов стучал на барабанах на перекрестке Талбот-роуд и Портобелло, и две жизнерадостные женщины, владелицы еще одной цветочной лавки, танцевали. Запах жареного лука и сосисок доносился с лотка.
Возле викторианского фасада из красного кирпича здания Армии спасения толпились бездомные в ожидании хлеба и тарелки супа. Писатели бездельничали с газетами в руках и попивая эспрессо, провожая взглядами девушек, спешащих на работу в один из множества кофе-шопов. В «Электрик Брассери» продюсеры встречались с агентами, богатые мамочки встречались с богатыми мамочками.
Я срезала путь по Вестбурн-Парк-роуд и прошла мимо строителей, уличных торговцев, мамаш с детскими колясками по пути в «Теско»[53], продавщиц в магазинах обуви и одежды.
Теперь было время обычных рабочих жителей района, но скоро оно кончится. К обеду прекрасные люди наводнят улицы, чтобы встретиться за фьюжн-ленчем в «И энд О» ради увядшего шпината и обезжиренного стейка по-средиземноморски.
Как я и полагала, уже два часа дня. По высокому голубому небу плыли белоснежные облака, холодный ветер предвещал дождь. Я включила телефон, и он запищал. Два раза. Бип-бип. Сладостная музыка моей жизни.
Я пропустила два звонка.
Ура!
Клэр
— Давай сядем в уголке, — сказала Маргарита, ставя сумочку на столик возле зеркальной стены в «Гросер он Илджин» и усаживаясь на один из рельефных пластиковых стульев от Чарльза Имса[54]. Сегодня здесь тихо и мило, и благоговейное молчание как бы намекает, что место полностью посвящено продаже и потреблению самых изысканных продуктов.
Я покосилась на сумку.
Она была прекрасна — округлой формы, нежно-голубого оттенка, впереди вышита клетка и три птички, две желтые и одна мятно-зеленого цвета. И вправду чудесный аксессуар, но он не соответствовал обычному минималистскому стилю Маргариты. Очевидно, сумка была от Лили Гиннес.
— А, это, — сказала она. — Подарок Патрика. Я чуть не отдала ее Марии, но подумала, что у сумки удобный размер. — Подруга говорила, одновременно доставая из глубин блокнот на пружинке, будто желая доказать свои слова.
При упоминании имени Марии, я представила себе ее за работой. Довольно дородная женщина средних лет, очки-половинки висят на цепочке вокруг шеи, она складывает отглаженные рубашки Патрика в безукоризненно ровные стопки, вздыхая в такт вылетающим из утюга облачкам пара, думая о своих четырех детях на Филиппинах. До того как приступить к глажке, она удалила грязные отпечатки пальцев с каждой кухонной поверхности и отдраила четыре ванные комнаты.