Потом она целовала его, сперва легко, потом вовсю. Она придвинулась ближе. Положила руку к нему на шею.

Фрай внутренне повизгивал от восторга.

Но вот она села и скрестила ноги. Фрай сел напротив, разведя ноги, пододвинулся близко.

— Надеюсь, не настанет тот день, когда ты меня за это возненавидишь, — сказала она.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Нет, ты правда не понимаешь.

Он спустил бретельки ее лифа и стал целовать по кругу ее смуглые плечи. Под его ладонями грудь ее была мягка. Когда он снял лиф совсем, она глубоко вздохнула, и ее соски поднялись кверху, и он взял один кончиками зубов. Она откинулась назад, сцепив за спиной ладони. Приподняла ягодицы, помогая ему снять с нее шорты, которые были брошены на диван. Фрай смотрел вниз, на ее наготу, на ее красивое, плавное тело, на ровный загар ее живота с узкими белыми полосками на боках, потом — на темный клинышек между сильными, ровными бедрами. Бластер бросил на него озабоченный взгляд. Затем Кристобель подвинулась ближе и положила ладонь на его ногу, двигаясь выше — к песочной подкладке его купального костюма. Он помог ей снять его. Их губы сомкнулись, и она простонала. Отстранилась.

— Я не знаю, могу ли это сделать. — Она нежно прикоснулась к нему. — Вижу, что ты можешь.

— О да.

— Помедленнее.

Фрай уложил ее на бок и подвел ее бедра к себе. Поцелуй становился все более глубоким, он чувствовал солнечный свет на своей ладони, когда проводил рукой по ее плечам и спине, по ее ягодицам и ногам — сначала по внешней стороне, потом по внутренней. Она, к спокойному изумлению Фрая, оказалась очень даже готова к этому.

— О-о, Боже, — выдохнула она.

Он опять отыскал ее рот. Перекатил ее на спину и стал, опираясь на руки и колени.

Тут она отстранилась.

— Нет.

— Да.

Когда он попытался взять ее, она вдруг стиснула ноги. Напруженная плоть казалась стальной.

— Ладно, сладкая женщина, ладно.

Она запрокинула голову. Слезы бежали по лицу в уши и волосы.

— Это неправильно, — прошептала она.

— Это правильно.

Он сумел почувствовать, как она уступает желанию. Ее ноги раскрылись, живот вздрагивал. В тот момент, когда он прикоснулся к ней, Кристобель схватила его руки и оттолкнула его, увильнув из-под него. Она вела себя с непоследовательностью молодой кобылицы. Стояла в лучах солнца, прикрывая грудь. Посмотрела вниз на Фрая. На голове — овин, и слезы скатывались у нее по щекам.

— Я это ненавижу, — сказала она. Повернулась и исчезла в ванной.

Он посидел на полу минутку с членом, меланхолично указывающим на его собственный лоб, и недоумевал, что делать в подобных случаях. Она пустила воду. Ему показалось, что он слышит ее рыдания.

Он вошел в ванную, не постучав, и заключил ее в объятия. Она успела надеть шелковый халат. Фрай снял его с нее, и тот упал на пол. Он привлек ее ближе и стал ее укачивать, как когда-то его укачивала Хайла — туда-сюда, распластав ладони на ее спине и баюкая ее лицо у себя на груди.

— Все нормально, Крис. Забудь. Мы сделаем это, когда это будет правильно. Все нормально.

— Я не хочу это забывать, и это никогда не будет правильно. Я хочу тебя.

— Да?

Он проводил в спальню — гамму пурпурного и бледно-лилового, яркую, солнечную комнату. Они упали на кровать.

— Я хочу, чтобы ты знал одно, — сказала она, — это совсем не то, чего мне хотелось.

Она начала его гладить опять. Его поразила мысль, что она — противоречивое животное, но скоро он полностью отбросил всякие мысли. Потом она направила его, медленно, легкая дрожь, когда он вошел и погрузился так глубоко, как только было возможно, осуществив совершенную связь.

— О нет, — пробормотала она.

— О да.

Он позволил ей обрести контроль. Сначала она словно пробовала. Положила голову и закрыла глаза. Фрай пытался догадаться, какие зрительные образы проектируются на обратные плоскости ее век. Ее лицо было покрыто капельками пота. Волосы ее были повсюду. Затем возобладал древний ритм, и Фрай присоединился к ней, охотясь за тем местом в ней, где сходятся все нервы, где начинается детонация, где сердцевина взрывается и превращается, и посылает дельта-частицы удовольствия повсеместно до кончиков пальцев. Он ощущал, как это зреет в ней и в нем самом. Не было другого места на земле, которое он предпочел бы этому. Он приподнял в ладонях ее голову и поцеловал ее. Когда наступило, она дугой выгнула спину и заорала, и Фрай присоединился к этому крику, трясясь, всаживая все, что он был должен всадить, содрогаясь, когда его настигли конвульсии, казнясь электрическим ударом собственных нервов. Под ним раскрылись и расцвели лепестки высокого потенциала, мускулы напряглись, дыхание остановилось, острые ногти бороздили спину.

Они лежали, скованные экстазом.

Потом Кристобель сделала глубокий вдох — такой глубокий, что Фрай почувствовал, как рвется наружу ее сердце, когда поднялась ее грудь. Она расслабилась. Разжала пальцы. И опустила ноги на кровать.

Кристобель спала, когда Фрай высвободился и подошел к телефону, чтобы позвонить в вестминстерскую больницу — узнать, когда можно посетить Тай Нья.

Он смотрел на Кристобель, спящую в кровати, и испытывал отцовские чувства. Он улыбался и стоял там, просматривая краем глаза случайную подборку всякой всячины, набросанной на полку у телефона.

Забавно, подумал он, когда ты кого-то любишь, то любые мелочи, принадлежащие этому человеку, кажутся тебе важными: талоны, телефонные номера, две почтовых карточки Флориды с аллигаторами, старая фотография, несколько рекламных снимков Джима.

Его внимание привлек угол газетного фото, поскольку он видел этот снимок много раз прежде и знал, что на нем изображено.

Он был прикноплен там же, под расписанием городского досуга и списком местных ночных клубов. Виднелось меньше дюйма этого снимка, но он знал, как выглядит оставшаяся часть фотографии. Он отодрал другие бумаги и увидел себя в костюме обезьяны, ухмыляющегося как дурак, теснящего Загадочную Служанку к живой изгороди из цветущих мальв.

Господи, как я ненавижу это фото, подумал он.

Он посмотрел на Кристобель. А тебе зачем оно понадобилось?

А вы Чак Фрай, верно? Я видела вас на соревнованиях…

Может, она считает это смешным.

Может, она увидела фотографию, решила, что я молодец, и вырезала ее.

Может, это сделала не она, а Джим.

Дежурная на телефоне назвала ему часы для посещений. Он повесил трубку.

Ему было любопытно. Он взял адресную книгу Кристобель и раскрыл на «Ф». Нет Фрая. Ничего также под буквой «Ч». Он раскрыл на последней странице. Да, вот — «ЧФ», и его номер. А ниже адрес.

Она еще спала. Тупица глупо смотрел на него.

Есть ли у нее номер «Мегашопа»?

На «М» не было номера «Мегашопа», зато была бизнес-карточка, на которой было начертано: Май Нго Тан Тонг — Сайгон-Плаза.

Он закрыл книгу. Кристобель все спала. Он зашел в спальню, вытащил у нее из-под головы подушку и стал над нею.

— Зачем это у тебя на холодильнике моя фотография?

Она возвращалась из страны снов.

— Твоя фотография?

— Обезьянье дело. И откуда у тебя в книжке мой телефонный номер? Мы познакомились утром в понедельник, не так ли? Совпадение, верно? Случайность.

Она нахмурила брови, прислонилась к изголовью и натянула на себя простыню.

— Господи, Чак.

— Да нечего там, Господи. Что происходит?

Она твердо посмотрела на него, потом опустила глаза на кровать. Когда опять подняла взгляд, он заметил на ее лице гнев.

— Ты со мной переспал раз и думаешь теперь, что я — твоя собственность?

— Мне этого не надо, мне надо знать, зачем тебе понадобились мои данные, если мы впервые встретились три дня назад?

Она покачала головой, горькая улыбка появилась в уголках ее губ.

— Почему бы тебе просто не уйти?

— Не уйду, пока не получу от тебя ответ.

— Хочешь меня ударить? Может, тогда я заговорю быстрее.