«Смуглолицые», я найду вас, ублюдки, подумал Фрай. Сегодня, даже если это станет моим последним подвигом. В Маленьком Сайгоне, — последнем месте, где меня будут искать.

Ты ошибаешься, Бенни. Я тоже кое-что могу.

Он взял рукопись Смита с кофейного столика и опять сел. Первая глава называлась «Кьеу Ли». Введение было коротко и конкретно:

«Кьеу Ли сыграла пленительную, хоть и небольшую, роль во вьетнамо-американском конфликте. В 1970 году ей было семнадцать лет. Она была певицей. Развлекая вьетконговцев по вечерам — часто в подземных тоннелях или на других импровизированных площадках — она собирала оперативную информацию. А днем она ходила в деревню Ан Кат, где работала швеей. Там она встречалась со своим связным, восемнадцатилетним юношей по имени Хьонг Лам, и американским лейтенантом. Во время этих секретных встреч, подвергая себя значительному риску, она передавала им сведения, которые собирала в среде коммунистов. Когда шпионская деятельность Кьеу Ли стала опасной, однажды ночью она просто не явилась в расположение Вьет-Конга и была переправлена на американскую базу в Донг Зу. Там она продолжала работать на разведку Юга. Удивителен и финал истории Кьеу Ли: она вышла замуж за того американского лейтенанта — Беннета Фрая — и сейчас проживает в Вестминстере, штат Калифорния, где активно помогает беженцам обустроиться на своей новой родине. Она — популярная певица. В этом фрагменте из довольно длинной магнитофонной записи Кьеу Ли описывает, как она прошла путь от простой крестьянской девушки до полной опасностей жизни шпионки».

Фрай, в основном, знал эту историю. От самой Ли, которая однажды жаркой летней ночью разговорилась, когда они сидели и ловили рыбу с пристани на островке Фрай. Ли поведала ему о своей первой встрече с Беннетом, об ее странном чувстве к нему, о его планах использовать ее в качестве информатора. Беннет внес некоторые детали. Как всегда, он был более склонен говорить о своих военных подвигах, об истреблении вьетконговцев, о ночных пирушках, о друзьях и их пьянках, нежели о подробностях своего романа. И все-таки Фрай заметил, что когда Ли рассказывала о их встречах и медленно развивавшейся любви, Беннет слушал внимательно, словно в первый раз.

«Кьеу Ли (Ли Фрай)

Ан Кат, деревня в двадцати милях к северу от Сайгона, была моей родиной. На краю деревни у меня была хижина. Она была маленькая, но тростниковая крыша была хороша, когда наступал сезон дождей. За домом был садик. Я ткала материю на станке, которую продавала на базарной площади, и я также была швеей. На вырученные деньги я покупала другие товары. Когда торговля шла плохо, на рынке я играла на гитаре. Моя мама умерла в 1964 году от лихорадки, а отец пропал без вести весной 1966 года. Я думаю, в этом виноваты вьетконговцы.

Ан Кат, как считалось, была в безопасности от Вьет-Конга. Но мы все знали, что это неправда. Никому нельзя было верить, если это не твой лучший друг или члены твоей семьи. Вьет-Конг мог лишить тебя головы, если ты поддерживал Юг. Американцы могли убить за то, что ты поддерживаешь Север. Оставаться нейтральным было все равно что стараться сохранить неподвижность в бурном море. Это было невозможно.

Я встретила Хьонг Лама как-то утром на базаре. Я играла на гитаре, потому что покупателей не было. Мы были знакомы уже лет десять, вместе ходили в школу. Потом он уехал из деревни. С тех пор я нечасто его вспоминала. Лам приехал на велосипеде. Из мальчика он превратился в молодого мужчину. Во время разговора он показался мне нервным. Сказал, что у него есть для меня работа. Через два дня он появился опять с маленьким свертком. В свертке я обнаружила зеленую хлопчатобумажную форму с заплатами на гимнастерке. Дырки надо было заштопать. Так я узнала, что он на стороне американцев. Однажды вечером, когда мы подходили к дороге из Ан Кат, Лам признался, что он разведчик.

Хьонг Лам был застенчивый юноша, но очень сильный. Я могла видеть его мужество в стиснутых челюстях, в чистом и прямом взгляде. Иногда он останавливался около моего места на базаре. Если вокруг не было посторонних, он становился откровенным. Признался мне, что целый год борется против коммунистов. Для меня это явилось потрясением. Я узнала, что он чувствовал себя преданным коммунистами. Он боялся их беспощадности и надеялся, что их угрозы пустые. Он говорил, что они уничтожают тот Вьетнам, который он любил.

Но о Вьет-Конге он говорил со спокойным уважением, и я начала сомневаться, не связан ли он тайно с ними?

Мы стали друзьями.

Через два месяца он стал очень печален и серьезен, когда вел свой велосипед рядом со мной по дороге. Он попросил, чтобы я выразила свои симпатии коммунистам и предложила им себя. Вьет-Конг всегда нуждался в моральной поддержке. Может быть, я могла бы спеть для них. Они были рассеяны по всей Железной Земле, к северу от моей деревни. [Замечание редактора: Железный Треугольник был зоной концентрированного влияния Вьет-Конга. Южная оконечность этой территории находилась милях в тридцати от Сайгона. Эта область подвергалась наиболее жестоким бомбежкам, артиллерийскому обстрелу и обработке ядохимикатами. Углы этого треугольника находились в деревнях Бен Кат и Бен Сук, и у слияния рек Сайгон и Тай Тин]. Некоторые жители Ан Кат, я знаю, ночью становились вьетконговцами. Лам говорил мне, что шпионить за Вьет-Конгом рискованно для жизни. Казалось, что он и боится за меня, и проявляет нетерпение. Поскольку исчезновение моего отца все еще было свежей раной на сердце и я слышала рассказы о том, как коммунисты убивают и пытают, я согласилась попробовать. Даже девочкой я всегда испытывала потребность подкрепить веру действием. Может, мне помогло то, что я была семнадцатилетней, довольно наивной девушкой. Если бы больше вьетнамцев чувствовали то же, что и я, наша родина не оказалась бы сегодня под коммунистами.

Показать, что ты сочувствуешь коммунистам, было легко. Словечко здесь, словечко там, и вскоре на меня вышел молодой человек, который начал делиться со мной своими идеями, „просвещать“ меня. Это случилось в течение нескольких недель. Я приняла его теорию с готовностью. Довольно просто было притвориться, будто веришь в неизбежность победы коммунизма. Я заставила его послушать, как я пою и играю. Без ложной скромности скажу, что у меня был очень приятный голос.

Через несколько месяцев он первый предложил быть моим проводником в Железную Землю. В туннелях, сказал он, испытывают большую потребность в певицах. Я поняла, что он относился ко мне как к счастливой находке. Он сказал, что я могу встретиться с великим поэтом Фам Сангом, чья артистическая труппа прославилась своими представлениями под землей. И у меня будет мой собственный театр и своя публика. В какой-то мере я была польщена и взволнована, но, с другой стороны, я знала, что смогу способствовать делу освобождения, участвуя в этой опасной игре.

Глубокой ночью я встретилась с ним у ручья, и мы поехали на велосипедах вдоль тропинки, которая уходила туда, где деревья были мертвы, и воронки от бомб зияли под луной, как вулканические кратеры. За спиной у меня была моя гитара. Мы все ехали и ехали. Когда мы отдалились от Ан Кат, наверно, на десять миль, я стала сомневаться, не обманывает ли меня этот человек. Но зачем надо было так далеко ехать и так долго петлять, чтобы надругаться над деревенской девушкой? Деревья, лишенный листвы от дефолиантов, протягивали к нам свои костлявые ветви. По тропинке стало трудно ехать. Я шла за ним с велосипедом и думала, что он просто догадался о моем обмане и привел меня сюда, чтобы вьетконговцы меня пытали, насиловали и потом убили. А я была так простодушна, что взяла с собой гитару! И все же я продолжала идти за ним, потому что бежать было некуда.

Мы оставили наши велосипеды под развесистым деревом трам и стали взбираться по крутому склону горы. Какие-то два человека наблюдали за нами. На них были шарфы в черно-белую клетку, поэтому я догадалась, что это вьетконговцы. Я чувствовала, что вокруг нас люди, но никого не видела.