— Сам не знаю. Это вечный индивидуальный дух. Не скажу, как он связан с атмой и параматмой. Не силен в таких тонкостях. Но вы правы: глагольный корень «джив» означает «жить, быть, оставаться в живых». Крохотная частица Абсолюта, джива подпадает под власть материального мира, забывает о своей связи с высшим началом и, грубо говоря, хочет просто жить. Вот почему мы оказываемся во власти иллюзий.

— Наверное, раз вы говорите… Но почему это вас задевает? Вы же не верите в бессмертие души? А коли так, то нужно радоваться тому, что ваша джива требует свое. Дайте ей пищу, Тим, не бойтесь, живите.

Борцову показалось, что Джонсон понял его, причем глубже, чем это желалось.

— Какая у нас программа на сегодня? — он перешел на английский.

— Обширная. Скоро мы свернем на дорогу 122 и минут через пятнадцать окажемся в Национальном парке Ратлэнд. Там сейчас проходят соревнования Общества рыболовов. Они дают в нашу честь обед на воздухе. Прошу меня правильно понять: будучи рыболовом, я не смог отвертеться.

— И хорошо! Я тоже люблю порыбачить.

— Мы дадим выход нашим низменным страстям на Гавайях, — пообещал Джонсон, — а тут лишь попробуем живой, как говорят рыбаки, лососины… После обеда, как говорят у вас в России, разделимся по интересам. Сеньору вместе с профессором отвезут в Норт-бридж, где у них дела на заводе лабораторного оборудования, а мы с вами вернемся в Уорчестер. На шестнадцать часов назначена лекция, которую стоит послушать. Вы ведь бывали в Меканикс-холле?

— Музей американской промышленной мощи?

— Скорее мемориал. Тема лекции не имеет прямого отношения к машинам прошлого века, уверяю вас.

— И что за тема?

— Пусть это окажется сюрпризом… Ужинать будем все вместе в аббатстве Святого Джозефа.

— В аббатстве? — удивился Борцов.

— Не забывайте, что сеньора Монтекусома Альба — католичка, — шутливо попенял Джонсон. — К тому же отец Томас, аббат, — мой друг и однокашник… есть возражения?

— Вы тоже отведаете рыбки?

— Не растравляйте мою дживу. Я насилу отучил ее от плотоядной пищи.

Перед выездной аркой, изукрашенной флажками и воздушными шарами самых причудливых форм, Джонсон затормозил.

— Купим билеты, — сказал он, вылезая из машины. — Вы тоже можете немного поразмяться. День-то какой!

Борцов помог Долорес выйти и огляделся. Не по-осеннему яркое солнце, не жалея лазури и серебра, расцветило и без того буйную палитру леса. Особенно хороши были клены, застывшие в безветренной синеве. Просвечивала каждая жилка.

Касса находилась внутри бревенчатого бунгало, выстроенного в стиле первых поселенцев: все-таки «Майфлауэр» бросил якорь не где-нибудь, а у берегов Массачусетса. У входа в ресторанчик, приютившийся под той же крышей, стояла очередь. Как и всюду в Америке, было много детей, а также довольно тучных особ обоего пола. Тут же находился и сувенирный киоск, где заодно проявляли пленку и печатали фотографии.

Внимание Ратмира привлекла афиша с перевернутой пентаграммой — знаком колдовских сил.

— Вас интересуют магические представления? — спросил он Долорес.

— Нет, — она сделала отстраняющий жест. — Не люблю профанации.

Он подошел ближе.

Черный силуэт ведьмы на помеле указывал на наиболее предпочтительное средство передвижения, что не помешало устроителям снабдить зазывный плакат маршрутом парковки.

Пока Борцов, забавляясь про себя, переписывал — на всякий случай! — в блокнот особо курьезные перлы, рядом с ним возникла женщина в белом балахоне. По всей видимости, он просто не заметил, как она выскользнула из магазинчика или из ресторана.

— Хай! — приветливо улыбнулась она. — Я вижу — вы заинтересовались нашим мероприятием.

— Добрый день! — Ратмир сунул записную книжку в карман и, повернувшись, встретил пристальный взгляд зеленых, как оливины, и восхитительно лживых глаз. Он догадался, что перед ним стоит самая настоящая ведьма. О ее принадлежности к ковену[57] красноречиво свидетельствовали серебряная пентаграмма на шее и алая плюшевая подвязка чуть выше колена, напоказ высунутого из глубокого разреза льняной хламиды. У колдуньи, к тому же, были медно-рыжие, плетенные в тоненькие косички волосы. В стародавние времена такие рыжеволосые и зеленоглазые, как эта массачусетская вичи, шли в весталки.

— Вы приехали издалека, — не отрывая взора, пропела она, — и на душе у вас тяжелый камень.

Он выдержал ее долгий, тягучий взгляд.

— Вам многое дано, но вы не знаете своих сил, — продолжала она, потупясь. — Приходите к нам.

— Постараюсь, — моргнул он, расслабясь.

— Нет, вы обязательно приходите, — она вытащила из джутовой торбы, свисавшей с покатого плеча, стопку листов и один из них протянула Ратмиру. — Отметьте крестиком только те вопросы, с которыми вы согласны, и принесите с собой. Договорились?

Взглянув на опросный листок, он по первой строке понял, что рыжая ведьма принадлежит к последователям Алистера Кроули.

— Приду, если смогу.

— Захотите — сможете. Хотеть значит мочь.

— Справедливо. Вас как зовут? Я — Ратмир.

— Рада знакомству, Ратмир, — она протянула тонкую руку и произнесла по буквам: R — А — Т — М — I — R. — Ваше число семь, — быстро подвела итог и вывела пифогорейское… Счастливое и магическое! Но будьте осторожны, седьмица не прощает промахов… Меня называют Арианрод, но на самом деле я Эбигайль.

— Очень приятно, Эбигайль. Арианрод — ваше тайное имя?

— Какая же вичи откроет свое тайное имя?

«Не знаю, как насчет ведьмы, — скрывая улыбку, подумал Борцов, — но в весталки ты явно не годишься, милая Эбигайль». Он заметил, что на другой ноге шокирующей подвязки, уместной разве что на Пляс Пигаль, не было, как, впрочем, и чулок — на обеих. «Может, у них так заведено, у сексомагических вичи?»

Клиновидный вырез, приоткрывая ничем не стесненную грудь, намекал на таинства, которые еще в Древнем Вавилоне назывались храмовой проституцией.

— Тридцать первое — послезавтра?

— День мертвых, наш ежегодный праздник освящения, — напомнила Эбигайль. — Я буду ждать.

Скрипнув дубовой дверью, из бунгало вышел Джонсон.

— Привет, Питер! — ведьма послала ему воздушный поцелуй. — Давненько тебя не видала.

— Рад тебе, Эбигайль, — кивнул он, засовывая бумажник в задний карман, и поманил за собой Борцова. — Поехали.

— Вы ее знаете? — спросил Ратмир, направляясь к машине.

— Кто же не знает официальную, — он насмешливо фыркнул, — жрицу графства Уорчестер? Она регулярно выступает по местному телевидению.

— О tempora, о mores![58] И это в стране правнуков салемских инквизиторов! Бедная Новая Англия, несчастная Россия.

— Tempora mutantur?[59] Приходится платить за свободу. Но дела у вичи идут неважнецки. Мало-мальски приличные люди не обращают на них внимания. Навряд ли им удастся собрать более полусотни желающих. Вы хотите пойти?

— Еще не решил. А что у нас по программе на послезавтра?

— Программа на послезавтра определится завтра, так что все в нашей власти.