Они продвигались вперед стремительно, со скоростью пламени, пожирающего дом. Каноник начал с самых близких и любимых, и Мэг Элджинбродд подверглась такому дознанию, что сержант был уже даже не удовлетворен, а сконфужен. Такую же процедуру претерпели Сэм Драммок и его ненаглядная и страшно перепуганная женушка. Потом разбудили мисс Уорбертон, вызвали ее из соседнего маленького приходского домика и тоже допросили, глубоко шокировав. И лишь после того, как мистер Уильям Тэлизмен, церковный сторож, явил все свое безответное простодушие, и супруга его Мэри предстала пред письменным столом каноника, дело наконец сдвинулось с мертвой точки.

Дядюшка Хьюберт очистил стол, смахнув все лежавшее на нем в объемистую плетеную корзину с крышкой, помещавшуюся под столом, очевидно, как раз на такой случай. Спортивная куртка, в которой погиб Шмотка, сложенная таким образом, чтобы скрыть наиболее заметные пятна крови, лежала на потрепанной кожаной поверхности стола. Очки каноника были вздеты на широкий лоб, и неумолимый взгляд ничем не прикрытых глаз придавал его добродушному лицу жесткое выражение.

— Об этом мне только что говорил ваш муж, — втолковывал он, полностью игнорируя процедуру дознания. — Уилл утверждает, будто он совершенно уверен, что видел, как вы заворачивали эту куртку в упаковочную бумагу на кухонном столе, примерно с месяц тому назад. Не надо плакать, я же не разберу, что вы говорите. И не лгите мне больше. Вранье отнимает в современном мире значительно больше времени, чем все остальное, вместе взятое. Вспомните, как всем надоели нацисты!

Миссис Тэлизмен была пухленькая, тщательно причесанная и затянутая дама, с несколько наивным тщеславием, сквозящим в чертах ее лица. Вся ее жизнь состояла в бесконечной заботе о канонике, муже и внучке, и поэтому она считала себя чуточку лучше других. Она нянчилась с этим стариком, сидящим теперь напротив нее, словно с больным ребенком, и морщинка от утюга на его рубашке пронзала ее сердце, словно свидетельство ее личного греха. Грязная ступенька на черной лестнице или провисшая занавеска в окне первого этажа могли терзать ее совесть неделю кряду. А однажды она даже влепила пощечину водителю фургона из магазина, который в простоте душевной изрек, что, мол, времена не те и люди церкви уже не на том счету, что раньше.

— Да, это я сделала! — воскликнула она наконец, совершенно раздавленная. — Это я. Я взяла эту старую куртку и отдала ее.

— Так, — каноник раздраженно вздохнул. — Почему же вы не сказали об этом раньше, глупышка, вместо того, чтобы упираться, дескать, вы знать ничего не знаете? Вы хоть спросили у меня или у Мэг, прежде чем ее отдавать? Что-то я не припоминаю, чтобы меня спрашивали.

Сержанту Пайкоту было совершенно ясно, что никому в этом доме и в голову не придет спрашивать разрешения каноника, чтобы отдать что-либо из вещей. Он почувствовал глубокую симпатию к этой респектабельной пожилой дурочке.

Из-за рыданий та не могла отвечать, и Эйврил продолжал:

— Это же так неразумно — отдавать что-либо, тебе самому не принадлежащее, — произнес он. — Теперь это сделалось просто всеобщей манией. Но мне-то совершенно очевидно, что добро, творимое вами для одного, вполне перечеркивается той досадой, которую вы при этом вызываете у другого. Это небрежность мышления, Мэри, небрежность и недальновидность, и от этого всем только хуже. Сперва добудь трудом то, что потом раздашь. Кому вы ее отдали? Какому-нибудь нищему на улице?

Она колебалась, и блик искушения мелькнул в ее покрасневших глазах. В глазах каноника сверкнула ответная вспышка. Пайкоту пришлось признать себя побежденным — старик, казалось, прямо-таки чуял издалека любое вранье.

— А-а, вижу. Значит, это кто-то из ваших знакомых. Итак, кто же?

Миссис Тэлизмен беспомощно ткнулась лицом в ладони.

— Я отдала ее миссис Кэш.

— Миссис Кэш?

Пайкот, услышав, сразу же понял, что это признание. Эйврил откинулся на спинку кресла, полуоткрыв рот, со взглядом понимающим и, как показалось сержанту, растерянным. Внезапно он поднялся и выглянул за дверь.

— Дот! — крикнул он.

— Да, каноник! — высокий приятный голос мисс Уорбертон струился вниз с этажа Мэг. — Иду!

Пайкот ожидал ее появления не без досады. Слушания с ее участием уже имели место, и эта дамочка оказалась, мягко говоря, не в его вкусе. Впрочем, выяснилось, что и канонику ее присутствие тут не требуется, и он продолжал выкрикивать в дверь свои указания.

— Будьте любезны, сходите, пожалуйста, за миссис Кэш!

— Но она, по-видимому, уже в постели, Хьюберт!

Новый поток рыданий миссис Тэлизмен отвлек дядюшку Хьюберта, и он замахал рукой на злополучную Мэри, чтобы хоть как-то их утишить.

— Что такое, Дот?

— Она, по-видимому, уже в постели, дорогой мой! — голос приближался, и уже можно было расслышать стук ее каблучков по ступенькам лестницы.

— Ну так вытащите ее оттуда! — каноника, казалось, возмутило, что подобный вариант не пришел ей самой в голову. — Скажите ей, что умыться она может, но пусть не возится с прической. Можно ведь надеть чепчик. Премного благодарен, Дот.

И, тактично и вежливо завершив разговор, он плотно закрыл дверь в тот самый момент, когда леди уже входила в холл.

— Итак, Мэри, — произнес он, усаживаясь снова, — подумайте надо всем этим хорошенько и не расстраивайтесь больше, чем нужно. Успокойтесь, прошу вас, дорогая моя девочка. Выдержка. Выдержка во всем. Вы сами предложили эту куртку миссис Кэш или это она ее попросила?

— Я, — ох, я и не знаю, сэр!

К изумлению сержанта старик был готов ей поверить.

— А-а, — произнес он, — да, понимаю я. А она сказала, зачем эта вещь ей? Нет. Нет, она и не стала бы говорить. Забудьте, что я сказал. Глупость с моей стороны. Но послушайте, а миссис Элджинбродд не показывала вам какую-нибудь из тех фотографий, что получила по почте?

— Майора? Показывала, сэр. И я сказала, что не понимаю, как это так можно утверждать наверняка.

— А неужели вы не узнали спортивную куртку на том человеке на снимке?

— Да я как-то не думала. Ах, так вот как оно сработано! Господи, мне такое и в голову не приходило.

— Но почему же, Мэри? Я понимаю, если бы это не пришло в мою голову!

— Не знаю, может быть, потому, что снимки не цветные. А цвет как раз и придает этой куртке что-то такое особенное, а на снимке этого не видно.

— Понятно. Теперь ступайте, сделайте себе чашку чаю, садитесь тут на кухне и пейте его, и не уходите оттуда, пока я вас не позову. Вы поняли?

— Да, сэр. Я поняла. Только — ох, каноник Эйврил, если миссис Кэш…

— Ступайте! — тоном, не допускающим возражений, произнес дядюшка Хьюберт и, вынув приходской бланк из корзины, принялся на нем что-то писать своим аккуратным почерком.

И было совершенно ясно, что это — приказ об увольнении, не подлежащий обжалованию. Миссис Тэлизмен жестом, означающим полное смирение, вновь извлекла свой носовой платок и, плача, покинула кабинет.

— Сомневаюсь я, что вы сумеете найти другую такую экономку, в наши-то дни, — вырвалось у Пайкота. Эта бескорыстная тирания уже начинала его раздражать. Он чувствовал, что обязан как-то вразумить пожилого чудака. Иначе выходит нечестно. Нечестно со стороны полиции.

— Разумеется, мне не стоило бы выгонять ее, я и сам об этом подумал. Но как странно, что это так поразило вас, мой дорогой друг. Без этой женщины я умру через шесть месяцев. Ведь она спасает меня каждый январь, когда обостряется мой бронхит, — дядюшка Хьюберт рассказывал об этом откровенно и с юмором. — Но она — сноб, — продолжал он. — Совершенно кошмарный сноб. Ну до чего же много на нашем пути разных ловушек, правда же? Вы не обращали на это внимания? Видимо, нам надлежит быть чем-то вроде эдакого человека-змеи в балагане или чуда без костей, как их называют, чтобы падать и падать в них абсолютно всеми мыслимыми способами. И это достойно всяческого удивления.

Пайкот не отвечал. Его румяное лицо хранило отсутствующее выражение. Ему как-то не верилось, что пожилой господин говорил искренне, поскольку за людьми «этого класса» такого обычно не водится. И это известно каждому полицейскому их участка. Все-таки старик со странностями. В плане психологии. Именно что с заскоком. Теперь эта миссис Кэш, чье имя заставило старика замереть и которую канонику совершенно не хочется обсуждать со своей экономкой. Знать бы, что между ними такое было. Любопытно поглядеть на леди.