У Козыря округлились глаза.

-    Нетути, - повторил Ефим, - для работника редакции, инвалида Отечественной войны и для его мобилизованной на завод жены. А для вашей девицы Вали Маслен-киной «есть тути»?

Козырь оцепенел от неожиданности, быстро заморгал глазками, лицо его стало пунцовым, губы задрожали, он вобрал круглую головку в покатые плечи, съежился,

-    Как вы смеете так разговаривать с ответработником?! -выкрикнул фальцетом, неуверенно, буцто взвешивая: отступить или наступать? И вдруг истерично взвизгнул: - Вон из моего кабинета, нахал!

-    Что-о?.. Что? - тихо, но грозно зарычал Ефим, приподнимаясь со стула, чувствуя, как коварный раскаленный уголек подступает к самому горлу. - Вы кого гоните из кабинета?! Кого! Кого, я спрашиваю?! - в бешенстве заорал он на Савву.

Козырь разом струсил, обмяк, поспешно откинулся на высокую спинку кресла, забегал глазками, забормотал:

-    Успокойтесь, товарищ Сегал, поговорили, погорячились... Хватит. Давайте не будем друг дружке нервы трепать, - сказал заискивающе, фальшиво. - Понимаю вас, сочувствую... Не верите? Зря!.. В общем, решим так: я распоряжусь, поставим вас на очередь, на учет. При первой возможности устроим комнату. Даю вам слово!

-    А когда она будет, ваша «первая возможность»? Через год? Через два?

-    Ну, зачем «через год, через два»... Зайдите ко мне недельки через две, самое позднее через месяц. Потерпите с вашей молодой.

«Хитрит, сволочь, - решил Ефим, - хочет откупиться посул ой, лишь бы я поскорее убрался...» Он еще минуту недоверчиво глядел в бегающие Саввины глаза, потом вышел.

-    Что с тобой? - с тревогой спросила Надя, когда Ефим вернулся в редакцию. - Подрался ты, что ли, с Козырем?

-    Надо бы дать ему... Руки пачкать не хочется. Пообещал через месяц дать нам комнату. Врет, конечно, чтобы я отвязался.

Зазвонил телефон. Ефим снял трубку.

-    Сегал слушает... Хорошо, сейчас... - Он не сразу положил трубку на рычажок. - Не понимаю, зовет Козырь. Ты не догадываешься, зачем?

Надя пожала плечами.

-    Маленькая формальность, Ефим Моисеевич, - вкрадчиво-плутовато сказал Козырь. — Да садитесь, пожалуйста, садитесь!.. Маленькая формальность... У вас имеется свидетельство о браке с Надеждой Воронцовой? Или вы с ней?..

Кровь бросилась в лицо Ефиму.    

-    Мы с Воронцовой - муж и жена. Разве этого недостаточно? - его голос против воли звучал вызывающе.

-    Никто не сомневается... Но, как я понимаю, - Козырь сальненько заулыбался, - де факт. Дело, конечно, ваше. Но нам нужен де юр, то ись, документик, то ись, обоснование. Ежели вы свой брак не зарегистрировали, распишитесь в ЗАГСе по закону, представьте нам соответствующий документик. И тогда, на полном основании, по закону...

-    Вы получите этот документик, - перебил его Ефим.

-    Что за радетель наш товарищ Козырь, - смеясь, говорила Надя, наглаживая тяжелым чугунным утюгом свое платье, готовясь к торжественному акту бракосочетания. - Погнал-таки нас в ЗАГС. А то, глядишь, так и остались бы мы вольноопределяющимися попутчиками до какого-нибудь нового «козыря». - Покончив с платьем, она с таким же старанием отутюжила Ефимов костюм.

Ефим тем временем начищал до блеска свои потрескавшиеся штиблеты и кувалдистые Надины туфли. Свадебный гардероб был приведен общими усилиями новобрачных в образцовое состояние.

Через час муж и жена, они же - жених и невеста, отправились в районный ЗАГС, чтобы штампами в паспортах и гербовой печатью на соответствующем свидетельстве с скрепить «де факт» — «де юр». За сей акт полагалось уплатить двадцать пять рублей, кои молодожены не без ощутимого ущерба урвали из семейного бюджета.

Они вошли в одноэтажное здание, в котором размещалось несколько районных учреждений. На одной из потрескавшихся, давно не крашенных дверей, возле грязного лестничного марша была прибита жестяная пластинка, на которой желтыми косыми литерами сообщалось: «Регистрация умерших с 10 до 11 часов. Регистрация новорожденных с 11 часов 30 минут до 12 часов 30 минут. Бракосочетания и разводы - с 14 до 18 часов».

Ефим и Надя переглянулись, тихо и грустно рассмеялись. До указанного для регистрации брака времени оставалось минут двадцать. Они хотели подождать на улице, но неожиданно полил дождь. Пришлось торчать около двери на крошечной площадке, усеянной окурками.

Наконец дверь отворилась. Немолодая худощавая женщина в поношенном костюме с казенной деликатностью, полагающейся в подобных учреждениях, обратилась к Наде и Ефиму:

-    Вы расписываться?.. Прошу, добро пожаловать.

Они подошли к столику, покрытому красной в чернильных пятнах материей. В щербатом коричневом кувшинчике увядал букет ромашек. Женщина быстро, привычно внесла полагающиеся записи в толстую книгу, с такой же проворностью заполнила свидетельство о браке, шлепнула, предварительно подышав на нее, гербовую печать. Получив двадцать пять рублей, пересчитала их, убрала в ящик стола. Затем встала, по очереди пожала руки Наде и Ефиму.

-    Ну-с, товарищи молодожены, желаю вам счастья, благополучия, сыночка, потом дочку! - выпалила, как попугай, заученную стандартную фразу. Проводила их до дверей, выкрикнула: «Следующий!»

Выйдя на улицу, новобрачные, теперь уже «де юр», как сказал бы Козырь, присели на влажную после дождя скамейку, прочли свидетельство о браке. Надя спрятала его в дамскую сумочку.

-    Что же, - с горькой иронией заметил Ефим, - по ритуалу полагается свадебный бал, так сказать, пир на весь мир.

-    Пир на весь мир? - с усмешкой повторила Надя. - А на обед у нас «шайбочки» остались?

Ефим старательно обшарил карманы.

-    Вот, - сказал с напускной бодростью, - четыре рубля ассигнациями, полтинник серебром, да еще три копейки медью.

-    Не густо... Но на обед по талонам, может быть, хватит. Ладно, завтра - получка, разбогатеем.

После свадебного обеда, состоявшего из щей, манной каши и так называемого суфле - коричневой бурды на сахарине, молодожены пошли в редакцию.

-    Ой, поглядите-ка на них! Что это вы так гасфуфыгились? - всплеснула руками Пышкина. - Ни дать, ни взять -жених и невеста!

Алевтина, недружелюбно скривив по обыкновению густо накрашенные губы, подковырнула:

-    А может, муж и жена?

-    Может, - спокойно ответил Ефим, - все может быть. Возьми-ка, женушка моя, блокнот, бумагу, пойдем поработаем в парткабинете. Там тихо.

За редакционной дверью оба весело рассмеялись.

-    Ну их к бесу, змеищ, - махнул рукой Ефим, - вот что, дай-ка мне свидетельство о браке. Пойду к Савве Козырю, обрадую его. Вышибу у Козыря из рук последний козырь. А ты подожди меня в читальне.

Секретарши Козыря на месте не оказалось, Ефим приоткрыл дверь кабинета и увидел забавную картинку: откинув голову на высокую спинку кожаного кресла, номенклатура сладко дремала, очевидно переваривая обильный номенклатурный обед.

Ефим вошел в кабинет, осторожно закрыл за собой дверь, бесшумно приблизился по ковровой дорожке к начальственному столу, опустился на стул напротив Козыря. А тот посапывал, выдувая из полуоткрытого рта пузыри с сивушной гарью. Ефим собрался каким-нибудь образом нарушить сладкую дремоту номенклатуры, но вдруг резко зазвонил телефон. Козырь вздрогнул, пробудился, увидел перед собой в непонятной близости Ефима, испуганно вытаращил глаза.

-    Вы? Вы? Это вы, Сегал? - лопотал он, заикаясь. - Как вы сюда попали? А телефон продолжал звонить. - Фу ты, мать твою! - Козырь сдернул с рычага трубку. - Алло, слушаю... нет, не Владимир Алексеевич... - швырнул трубку на место. - Как вы сюда попали, Сегал? Товарищ Сегал? - спросил раздраженно. - Чего еще вам от меня надо?

-    Залетел через форточку, - смеясь ответил Ефим, - чтобы сообщить приятнейшую для вас новость.

Козырь недоверчиво, все еще испуганно смотрел на Ефима. Потом что-то сообразил, заблажил:

-    Устал я, чертовски устал и вздремнул, устал, кроме шуток... Да... Так с чем же вы ко мне пожаловали, что собираетесь мне доложить?