— Но это опасно. Ты можешь упасть.

Он перекинул одну ногу через подоконник.

— В этом и есть вся жизнь? правда? — сказал он. — Вся жизнь — это риск. Для тебя мне не жалко и шею сломать. — И он послал ей воздушный поцелуй.

— Будь осторожен, — тихо произнесла она ему вслед.

— Не волнуйся за меня, — сказал он, исчезая во тьме тропической ночи. — Разве ты не знаешь, что я умею летать?

14

Длинное низкое здание Королевской больнице Северного Квинсленда, стоящее в тропическом саду, было не похоже ни на одну больницу, которую Грейс когда-либо видела, и первой, кого она встретила, была румяная дама, с фигурой, напоминавшей крепкую лошадь. Молодая женщина грызла большую конфету.

— Привет, — сказала она, хотя рот ее был еще полон. — Кого-нибудь ищете?

— Да, — сказала Грейс. — Не скажете ли, где я могу найти старшую сестру или сестру-хозяйку?

— Здесь нет сестры-хозяйки, милочка, — сказала молодая женщина, дожевывая конфету.

— Тогда медсестру? Старшую санитарку?

Женщина усмехнулась.

— Это все я, дорогуша, — сказала она. — Меня зовут Эгги Клегг. Чем могу вам помочь?

Эгги Клегг была так не похожа на медсестер английских больниц, что на мгновение Грейс потеряла дар речи. Она, запинаясь, пробормотала что-то невнятное о том, что ищет работу. Эгги Клегг прервала ее, прежде чем она закончила рассказывать о себе.

— Послушай, милочка, мне сейчас как раз пора менять повязку. Бедный старикашка напился до смерти и свалился с телеги, и нашли его только на третий день. Ему еще повезет, если ногу он не потеряет. В рану попала инфекция, и, кажется, началась гангрена. Почему бы тебе не пойти со мной? Я буду работать, и мы поговорим.

Она быстро взошла на широкое деревянное крыльцо больницы, и Грейс ничего не оставалось, как только следовать за ней.

«Бедный старикашка» оказался маленького роста человеком с хитрыми глазами и беззубой улыбкой. Когда сестра Клегг меняла повязку, запах, исходивший от раны, чуть не вынудил Грейс выбежать из комнаты, но она стойко выдержала все, ведь это могло быть испытанием ее способности работать в больнице, и даже, следуя указаниям, передавала Эгги марлю и банты. Однако продолжать разговор им было невозможно, так как коротышка болтал без умолку, успев даже спросить Грейс, замужем ли она, и жизнерадостно сообщил, что и он тоже свободен.

— Он удивительный человек, — сказала Грейс, когда они вышли из его палаты. — Ведь он, должно быть, очень страдает от боли.

— Ну, чтобы здесь выжить, надо быть очень крепким, — с теплотой в голосе отозвалась Эгги. — Тут как-то одному парню руку отхватило машиной для рубки тростника, так он ее завернул в простыню и принес нам, чтобы мы ему пришили ее. Ну, мы, конечно, не смогли помочь бедняге — он ведь добирался к нам целый день, если не больше. Ну, ладно, — и она взглянула на Грейс с интересом. — Так что же ты хотела?

— Мне нужна работа, — сказала Грейс. — Я коплю деньги к свадьбе. Мой жених работает в Клонкарри, и он хочет, чтобы я побыла здесь, пока он не построит нам дом.

— Ясно, — сказала женщина. — Так ты выходишь замуж за парня из Австралии?

— Да, — сказала Грейс. — Мы познакомились, когда он лежал в госпитале, где я работала во время войны.

— Да?

— Я не кончала курсов медсестер, — продолжала Грейс, — но я почти всю войну добровольно работала в госпиталях.

— Наверное, это было ужасно, — сказала Эгги Клегг. — Теперь, я думаю, тебя ничто не может удивить — ты ведь видела все эти ужасные боевые ранения и увечья.

Грейс кивнула.

— Но я никогда не принимала новорожденных.

Эгги Клегг засмеялась.

— В нашей больнице это редко случается, — сказала она. — Женщины, работающие в поле, просто присядут на минутку, а потом, когда ребенок родится, опять идут работать. Если кто и заболеет, то обращается за помощью к медсестрам, которые регулярно объезжают всех. А в больницу попадает тот, кто уж очень плох, да аборигены приходят — просят какое-нибудь «волшебное» лекарство. В это время года основная наша работа — сотрясение мозга и ссадины после драк. На этих парней с ферм просто нет управы, когда они напьются. Но раз ты привыкла к солдатам…

— Так вы возьмете меня? — с надеждой в голосе спросила Грейс.

— Обычно я не беру сестер без диплома, — сказала Эгги, — но дело в том, что сейчас нам ужасно нужны люди. Здесь вообще мало женщин. Если бы ты не была помолвлена, тебя бы окрутили здесь за месяц. Вот в чем моя трудность, видишь ли: солдаты возвращаются домой — и все мои медсестры выходят замуж и бросают работу. Тут еще осталась парочка пожилых, но молодых мне здесь уже не удержать.

— А вы замужем, сестра? — спросила Грейс.

— Да, ради Бога, называй меня Эгги. Мы здесь не привыкли церемониться. Нет, я не замужем. Ни у кого не нашлось такой большой кровати… — И она громко расхохоталась.

Сестра Клегг сразу понравилась Грейс, и она с увлечением начала работать в Королевской больнице Северного Квинсленда. Но хотя больница не могла похвалиться строгой дисциплиной, работа была не из легких. Людей не хватало, а большинство пациентов и в самом деле были тяжело больны, так как менее серьезные болезни лечились домашними средствами или просто стоически игнорировались. Как и предупреждали Грейс, это была суровая страна, и выживали здесь только самые крепкие.

Первое письмо от Брюса пришло, когда она уже проработала пару недель. Оно было написано на листке, вырванном из ученической тетради, и почерк тоже был похож на детский. Ей подумалось, что Брюс не очень-то часто что-нибудь пишет — и это подтверждалось множеством ошибок.

«Дорогая Грейси!

Надеюсь, ты в хорошем здоровье и настроении. У нас с Фредди все очень хорошо, и мы уже расчистили и разровняли большой участок взлетной полосы. Мы уже собрали самолет, и я никак не дождусь, когда же мы поднимем его в воздух. К сожалению, погода нас подводит — некоторые участки полосы еще слишком сырые, чтобы их закончить. А тут еще мухи и комары чертовски мешают. Посмотрела бы ты на Фредди — у него лица не видно от укусов. К счастью, я им, видно, не по вкусу.

А домом заняться времени пока не было. Сначала надо было построить ангар для самолета. Есть тут одна развалюха, где мы спим, но ты бы не назвала ее уютной — это просто лачуга! Сейчас нам нужно только солнце, чтобы полоса подсохла, да еще чтобы кто-нибудь захотел полететь с нами. Я рад, что у тебя есть хорошая работа, хотя Фредди и говорит: ужасно, что ты работаешь. Я ему сказал, что когда ты сюда приедешь, тебе здесь еще как придется работать, поэтому захлопни ракушку!

Я скучаю без тебя, Грейси. По ночам я сижу у дома и смотрю на звезды и огромное пустое небо, и думаю о тебе и жалею, что тебя нет со мной. И я не могу тебя обнять, прижать к себе. Пиши мне почаще. Когда я читаю твои письма, мне кажется, что ты рядом со мной.

Любящий тебя Брюс.

P. S. Фредди передает тебе привет.

Сообщаю тебе, что самолет мы назвали „Грейс“».

Грейс перечитывала письмо несколько раз, улыбаясь природной жизнерадостности Брюса, так и бившей через край. Ее, правда, немного расстроили ошибки в письме, но затем она поняла, что все это — неотъемлемая часть бесшабашного, смелого мужчины, которого она полюбила. По крайней мере, он думает о ней и даже нашел время написать ей. На душе у нее потеплело и в тот же вечер она написала ему в ответ веселое письмо, полное забавных событий и происшествий, случившихся с ней и Эгги Клегг в Королевской больнице Северного Квинсленда.

К концу января дожди пошли с новой силой. Весь месяц ливни и грозы перемежались солнечными днями, и лужи успевали высохнуть. Но теперь клубящиеся грозовые облака постоянно висели над горами, и бесконечный поток превратил сады в озера, а тропинки — в болотца. Ничего нельзя было просушить, потому что даже тогда, когда дождь стихал, влажность была очень велика. Каждое усилие давалось с трудом, и, приходя в больницу по вязкой грязной каше, в которую превратились дорожки, она чувствовала себя так, словно на нее вылили ведро воды. Эта гнетущая атмосфера действовала на нее ужасно; у нее постоянно болела голова, и ей казалось, что она заболевает.