Он встал, уперев руки в бока и глядя на озеро. Из камышей поднялась стая диких уток, которые отчаянно хлопали крыльями. Космы тумана вились над привязанной к пристани лодкой. С холмов доносилось блеяние овец, а на огромном вязе граяли грачи.
Грейс чувствовала, как душа ее наполнялась покоем. Как давно было время, когда она могла сидеть и расслабляться, и никто не манил, не звал и не молил о помощи.
— Здесь так спокойно, — отозвалась она наконец. — Я могла бы сидеть так целый день и смотреть.
— Но это может стать чересчур спокойным, если принимать в больших дозах, — заявил Фредди. — Вот почему мы имеем дом в Лондоне. Нужно же время от времени и поразвлечься. Но как хорошо, что всегда можно вернуться сюда.
Окинув взглядом окрестность, он удовлетворенно вздохнул:
— Когда-нибудь все это станет моим, — проговорил он. — Не сейчас, конечно. У старика поразительно хорошее здоровье. Он, наверное, проживет до девяноста лет — просто назло мне. Он не очень высокого мнения о моих способностях управлять имением. Говорит, что мне не хватает стабильности. Конечно же, он изменил бы свое мнение в мою пользу, если бы я здесь обосновался.
— Никто ничего не может сделать, пока не кончится война. Сбивать вражеские самолеты едва ли стабильное занятие, — вступилась Грейс в его защиту.
— Верно, — заявил Фредди, благодарно взглянув на нее. — Но отец ждет, что в скором времени я кем-нибудь стану. Он поговаривает, что мне пора начать свою деятельность в Сити. У него есть приятель в коммерческом банке и тому срочно нужен трезвый парень.
— А ты хочешь работать в банке, Фредди? — спросила Грейс. — Я просто не представляю тебя за конторкой с пером за ухом.
Фредди рассмеялся:
— Действительно, это кажется нелепым, вполне допускаю. Но должен же я что-то делать? Я был не ахти каким работником когда вышел из Оксфорда, и старик ожидает, что я проявлю признаки зрелости. Конечно, если я женюсь…
Он обернулся посмотреть на нее:
— Женился бы на подходящей девушке, то есть разумной и из хорошей семьи. В конце концов это вполне работа для женщины — вести такое хозяйство. Не то, чтобы мы были прикованы к этому месту постоянно. Здесь есть осязаемый доход и, конечно же, мы могли бы путешествовать. — И он пристально посмотрел на нее.
— Ты делаешь мне предложение, Фредди? — произнесла она наконец.
— Полагаю, что я должен это сделать, так ведь? — ответил он, неловко смеясь. — Или, по крайней мере, постараться его сделать. Когда я вижу тебя здесь, я понимаю, насколько ты соответствуешь этому месту. Не то, чтобы мы были уже достаточно знакомы… У тебя еще будет возможность узнать мои недостатки, если они у меня есть. Но если мне надо жениться, чтобы осчастливить моего старика, я могу выбрать кого-нибудь гораздо хуже, чем ты.
Грейс рассмеялась:
— Самое лестное предложение, которое я когда-либо слышала. Я чувствую себя парой перчаток, которую выбирают только потому, что они подходят к наряду, а не потому, что они хороши сами по себе.
— О, я совсем не хотел, чтобы ты так меня поняла, — покраснев, проговорил Фредди. — Ты же знаешь, что я считаю тебя самой восхитительной девушкой на свете. И ты как раз такова, что наше семейство одобрит тебя в отличие от большинства моих прежних подружек.
Последовала долгая пауза, нарушаемая только настойчивыми криками грачей. Фредди нервно покашливал:
— Ты не бросилась к моим ногам и, задыхаясь, не проговорила: «О, да, Фредди, дорогой, наше замужество мне кажется почти что раем.»
— Но я не сказала также и «нет», — ответила она. — И я очень польщена тем, что вообще ты подумал обо мне как о претендентке. Но, как ты сказал, мы недостаточно еще знаем друг друга и до окончания войны, когда оба мы будем снова свободны, трудно что-нибудь решить.
— Я буду обнадежен тем, что ты не сказала. «Уходи, грубиян, и никогда больше не досаждай мне подобными предложениями». — Фредди сел рядом с ней. — Это уже что-то, по крайней мере.
Он похлопал ее по коленке.
— Думаю, нам пора вернуться. Остальные гадают: чем же мы заняты?
Освободившись, мысли Грейс понеслись к Брюсу Барклею. Как бы он прореагировал, если бы узнал, что Фредди сделал ей предложение?
Вернувшись с прогулки, они обнаружили, что прибыли Пенелопа и ее подруга Мерджери и в салоне уже подали чай. Пенелопа была маленькой и темноволосой, как ее брат, тогда как Мерджери — ширококостной, лошадеобразной девицей. Пенни оживленно рассказывала, размахивая булочкой:
— Это так захватывающе, мамуленька. Мы проделали без всяких приключений почти весь путь до Эндовера, а затем Мерджери почти убежала от полицейского.
— Мерджери! — воскликнула леди Каллендар.
— Но я действительно не виновата, леди Си, — оправдывалась Мерджери, забирая поджаренный тостик и добавляя к нему изрядную порцию джема. — Я не думала, что он поднял руку, чтобы остановить меня. Я полагала, что всякий воспитанный полицейский пропустит леди перед глупой фермерской повозкой, право же…
— Право же, было мило, что он учел это, — прощебетала Пенни.
— Особенно, если учесть, что отец — судья графства и патрон Общества друзей полицейских, — хихикая, добавил Фредди.
Брюс оторвал взгляд от кекса и встретился с глазами Грейс. Подмигнув, он вернулся к еде.
— Подходи, садись, Грейс, миленькая, — пригласил Фредди. — А вы, девочки, подвиньтесь и дайте ей сесть поближе к камину. Мы так навозились в вереске.
Пенни и Мерджери обменялись смешками.
— Ваш брат хотел сказать, что он протащил меня от свинарника к озеру, а затем — до беседки, потом — до рощицы, и все за один раз, и я чуть не валюсь с ног, — пояснила Грейс.
— Тогда тебе лучше подняться и отдохнуть до ужина, — успокаивающе посоветовала леди Каллендар.
— Мама считает, что все наши гости пребывают в крайнем изнеможении, — сердечно проговорил Фредди. — Каждые две минуты она предлагает им идти отдохнуть. Мама, Грейс из старой челтенхэмской породы и не нуждается в отдыхе.
При этой грубоватой похвале Фредди Грейс снова почувствовала на себе взгляд Брюса.
После продолжительного и шумного чаепития, во время которого трое Каллендаров пытались переговорить друг друга, Грейс утащили в комнату Пенни, где две девчонки забавлялись ею, как живой куклой, пытаясь подобрать для нее вечерний наряд. У Пенни был огромный гардероб, полный роскошных платьев.
— Для того, чтобы быть представленной, надо так много, — беззаботно сказала Пенни. — Я хочу сказать, что балов ведь очень много, правда, Мерджери, не стоит же появляться на них в одном и том же наряде. А разве это было не так, когда ты выходила в свет? — спросила она Грейс.
— Я никогда не выходила в свет, — призналась Грейс.
— О! — Девочки одна за другой посмотрели на нее, словно это было совершенно невообразимо.
— Наверное, из-за войны не одна ты такая, — милосердно добавила Пенни. — Ну а теперь, Грейс, посмотри этот прекрасный шелк цвета слоновой кости.
Грейс отвергла большинство предложенных платьев как слишком торжественные и, наконец, остановилась на бледно-зеленом греческом наряде, присборенном на бедрах и падающем затем мягкими складками.
— Вот это — прямо для тебя! — счастливо вскрикнула Пенни. Она вынула из волос у Грейс шпильки и дала им упасть ей на плечи. — У тебя, к тому же, прелестные волосы. Конечно же, безнадежно устарело — носить их такими длинными. Я могу укоротить.
— Нет, спасибо, — поспешно отказалась Грейс.
— Я отлично справилась с волосами Каролины Харрис, правда же, Мерджери? — спросила Пенни.
— Да, но у Каролины они не такие густые и вьющиеся, — возразила Мерджери. — А здесь мне нравится, как они рассыпаны по плечам. Все выглядит очаровательно. У твоего брата глаза на лоб вылезут, когда он увидит ее. Он безумно влюбится.
— Глупая, он в нее уже влюбился, — заметила Пенни. — Ты что, не видела, как он на нее смотрел?
— Ну, а как насчет этого сказочного Барк-лея? — счастливо продолжала Марджери. — Какая фигура! Разве не достаточно, чтобы вскружить голову?