— Ну, до этого нам далеко. Знаешь что? Мы с тобой немного поиграем, пока твои родители между собой общаются. А кстати ты мне один безыскусный текстик наберешь, а то у меня с языками напряженка, особенно арабским и тюркскими.

Абдо, распаренный, огненно-пунцовый, сидел за столиком, наряжен в одно из ее безразмерных японских одеяний, и хлебал из глубокого блюдца исчерна-крепкий чай.

— Это меня одна из твоих стратенских девиц обслужила. Красивая. Ревновать не подумаешь?

— Нет, — она рассмеялась и вдруг потянула носом воздух. — Абдо, в ванной всё в норме?

— Я там одну капелюшечную фляжечку разбил. Осколки — в мусоропровод, лужицу подтер, а дух еще витает.

— Это же натуральные «Ив Роше» были. Ерунда, я ими и не пользуюсь, в воду разве капаю под настроение, когда моюсь.

— Ты садись, попей чайку со своими конфетами. Мне с тобой поговорить надо, иначе зачем бы я через кордон тащился в мои-то годы?

Он залпом выпил свой чай, хлопнул блюдце на стол.

— Вот какое дело. Стагир о вас с сыном помнит. Он ведь из правящего дома невесту взял и очень важная нынче персона. Вся армия лэнских стратенов под ним ходит. Да ты вроде о том сама знать должна?

— Ваше Братство с нами в прятки не играет.

— Плюнь ты на Братство! Стагир говорит, что Яхью усыновил бы с радостью. От тебя при этом ничего не отнимется: по нашим эроским законам получается второе родство, почетное. А мальчик у тебя умный, его, пожалуй, со временем выберут и…

— Наследником королевы английской.

— Вот не скажи. Таир-шах мужчина с головой и норовом, сумеет настоять на своей воле перед парламентом. И Яхья…

— Абдо, а оно нам нужно?

— Да ты дослушай! Вся соль и не в мальчике. Стагир тебя самою хочет в жены. Видел, говорит, и в Эро, и в Лэне: редкостной прелести кукен, хоть и поседела. И уже не братняя вдова — мохом поросло. А в махр дает полк бесерменов, отборной гвардии, с тем чтобы тебе уже сейчас ими владеть всецело.

— В самом деле. Давненько я саблей не размахивала, — она смеется. — Абдо, ты ему передай: с тех недавних пор, как Братство у нас одно на все четыре земли, полк этот, считай, и так мой. Я нынче куда как дорого стою.

— А собой он воистину кахан каханов, не чета мне. Вон, седая борода метелкой и сыромятиной пахну.

— Абдо, дурень, — она подсела к нему поближе, взяла за уши. — Ты что меня сватаешь за другого? Что от себя, не выждав, прогоняешь? Я ведь от тебя, старого греховодника, третий месяц как тяжелая.

— Я тут слегка подредактировал в параллельных текстах, — сказал Яхья. — Хотя, по правде говоря, страшно такого касаться.

— Ничего, всё путем, — утешил Маллор. — Твоя мать хотела, чтобы ты самым первым прочел и понял, еще раньше меня. Потом я ей дам коды для входа в наш портал, пусть засылает во все инстанции, какие надобно.

А на белом фоне экрана — темно-пурпурные буквы.

«Легенам эдинско-эркской ветви.

Семь лет назад вы испросили у Совета позволение нарушить один из краеугольных законов Оддисены, и оно было вам дано — на вполне определенных условиях. Ибо государственность в бывшем Эдинере лежала в руинах, и чтобы восстановить ее, вам надо было, вопреки обычаю, самим стать легальной властью. Но таким образом вы замкнули государственную систему на себя и вывели ее из-под любого контроля, временно — и нашего легенского.

Вам и вашим помощникам надо было оставить свои посты в аппарате раньше, чем рост национального самосознания и сугубый патриотизм, неизбежные для периода становления, превратятся в национальную опасность. В настоящее время они снова отталкивают от Высокого Динана государство Эро и все более тяготеющий к нему Лэн, сделавшиеся одно время его союзниками. Будучи верхушкой государства — вы отвечаете за это перед Советом Легенов, будучи ветвью Братства — перед всей Оддисеной и перед ее магистром. Таково было условие, на которое вы согласились.

Я не имею права судить, не будучи сама судимой. Если я превышаю свои полномочия — я кладу свой силт против всех ваших.

Магистр Чести — Тергата Та-Эль Кардинена».

Бусина тридцать первая. Янтарь

Иное завершение основной темы

За столиком одного из самых фешенебельных ресторанов Срединного Города беседуют двое.

— Вот они, степные владетели, — добродушно и недовольно говорил Таир-шах. — Глашатаи эры праведных халифов. В парламенте их половина на половину: можно сказать, они меня и выбирали. Карха на бедре, плеть за поясом, иной с месяц воды не коснется, даже перед намазом физиономию под ветер с песком подставляет, чтобы начистило. Пальцы на руках точно обрубки, а все заводы точного машиностроения ухватили. И скот, молоко, кожи, тутовые деревья, масличные и фиговые рощи — по-современному, сырье для легкой и пищевой промышленности. Ничего, а? В город едут — так непременно с женами: супружниц по старинке экранируют от чужого глаза, а по сути — воли им над собою дают больше, чем иной муженек с современными взглядами. И еще от них зависит, будет ли подписано соглашение, которого мы с вами оба жаждем. Они-то из Эро в Лэн к своей родне без виз попадают, в отличие от меня: зачем им союз на бумаге?

— Сейчас этот дядя займет место для своей кукен, — ответил его спутник. — И бьюсь о заклад, не в отдельном кабинете, а посередь зала, а сверху спустят такой круглый занавес из кисеи, чтобы госпожа могла и покрывало снять для удобства, и красу показать без нарушения приличий.

Упомянутые супруги уселись на возвышении. У полога стали двое кешиков: один черноволосый и молодой, другой — рыжий с проседью. И вид, и ухватки у второго явно не здешние: боец матерый, да не эроской школы.

— А ведь хороша, — заметил Таир-шах. — Он пожилой, а у жены лицо совсем юное. Хотя это, пожалуй, из-за вуали так кажется. Волосы совершенно седые, но вот взгляд сияющий.

— Это же кахан Абдалла. Как я не признал, — точно про себя произнес его собеседник.

— Абдалла? Про его четвертую жену говорят непонятное. Будто он ее подобрал в оазисе у колодца полумертвую, потом отпустил от себя по всей форме, а еще позже взял обратно уже не мусульманкой, а христианкой, вроде как нового человека. Чтобы через промежуточный брак не проходить, что ли? Или ему тройной талак за один зачли? Спросить бы у муфтиев, как они увязали сие с шариатом!

Женщина встретилась с Таир-шахом глазами, чуть подняла бровь. Поманила к себе за кисею рыжеволосого кешика и вполголоса заговорила с ним.

— Вы, пожалуй, и ее знаете, Карен-ини?

— Да, знаю, — суховато ответил тот. — Вы тоже. Вспомните.

«Вот оно что, — смятенно подумал Таир. — Та юношеская эскапада, когда я почти против батюшкиного желания отправился заключать мир с эдинцами, по существу, на разведку… И меня поили, кормили и выручали… И я говорил с президентом, хотя не извлек из этого никакой практической пользы».

Рыжий выслушал свою госпожу, поклонился и направился прямо к двоим высоким персонам.

— Высокочтимый и достославный Таир-шах! Моя госпожа Киншем-кахана, «Победительница Судьбы», супруга князя Абдаллы-ибн-Мансура и мать его сыновей, говорит: «Я помню твою соль. Если тебя что-либо заботит — скажи мне, и я сделаю все, что в моей власти».

— А велика ли власть твоей госпожи? — спросил Таир.

— Так велика, как только Аллах дозволяет смертному, выступающему по его пути! — торжественно произнес Локи.

Бусина тридцать вторая. Адуляр

Для Денгиля его жена была морем в тумане: вблизи со стеклистым плеском разбиваются о гальку мелкие волнешки и уходят, таща за собою скользкую водоросль и песок, а там, за далекой клубящейся стеной, — Неведомое. Вечно напевая что-то хрустальным своим голосом, скользила по одному из их временных пристанищ, на ходу рассовывая по местам все, что неладно положено, резала хлеб и овощи для стола, толкла белье в тазу и развешивала его на веревках, выгибаясь в тонкой талии. В горном доме заплетала Хрейе косичку и читала ей сказки про Белого Льва, Золушку и Властелина Колец. Скакала с мужем по горам и долам — стремя в стремя, рука в руке. Он привык к ее советам, ненавязчивым, брошенным мимолетно, как озорной камешек в стекло. Но к камешку бывал привязан шнур, а к шнурку — шелковая лестница, ведущая узника на свободу.