Вот краткий перечень этих существ.

Кракозябра, или Козюбрик

Первое название гипотетически обозначает самку, второе — самца, хотя в экспрессивном употреблении термины могут употребляться перекрестно: пол этого существа практически неуловим. В Сирре этих животных называют зукхами или зукками и используют в качестве верховых, причем катаются на них в основном дети; а также как легкий тягловый скот и ради изумительной по качествам шерсти. По непроверенным слухам, имеющем хождение в Библе, это робкое и нежное, боязливое и практически бессловесное животное, которое водится в темноте компьютерных залов, под мониторами, в щелях корпусов системного блока (никогда не пытаясь, впрочем, забраться на место видео- и прочих дисков). Видом и повадками кракозябра нисколько не напоминает ни крокодила, ни зебру, ни козу, ни кобру, ни изюбря (о каких животных в Библе практически никто не имеет представления, разве что видел в школьном географическом атласе не шибко вразумительные картинки). Когда козюбрик превращается из архивного файла в обычный, можно заметить узкое, стройное тело, обросшее густым сероватым или палевым как бы пухом, четыре голых ноги с двумя гибкими сочленениями и пятью жесткими пальцами на каждой. Узкая головка с крошечными ушами и огромными черными глазами в тени длинных, таких же черных ресниц легко сидит на стройной шее. По непроверенной сплетне, самка козюбра отличается от самца тем, что глаза и ресницы у нее несколько больше, а вдоль протяженной шеи спускается как бы бахрома или гривка. Однако само понятие самца или самки, как уже говорилось, расплывчато. Еще судачат, что самкам свойственно более жесткое чувство юмора, чем самцам, но это допущение исходит, по всей видимости, из фантома: никто не заметил, чтобы козюбра говорила и, тем более, смеялась над сказанным. Правда, еще одно из поверий гласило, что если кракозябра пересечет пространство перед экраном монитора, все равно, включенного в сеть или из сети выключенного, весь этот день и большую часть следующего дня на нем вместо связного текста будут выскакивать совершенно невразумительные закорючки, скобы, картуши, иероглифы, пиктограммы и вязь. Быть может, такое и сошло бы за шутку особого рода, но скучноватая правда утверждала, что системные блоки, находящиеся вне досягаемости рядовых библиотекарей обоего пола, а тем более уборщиков и учеников, время от времени самостоятельно входят в режим санации или автоматической наладки, откуда и возникает специфический разговор «железа» с самим собой.

Реальная домовая козюбра неясного пола по имени Зюка обреталась в единственном, достаточно иллюзорном экземпляре и вовсе не стремилась кому-нибудь показаться и тем более что-то испортить. Син, а позже Эшу, с которыми Зюка свела более тесное знакомство, чем с прочими сотрудниками, не однажды наблюдали, как она пытается выдрать из себя клок призрачной шерсти для прядения или подгибает правую переднюю ножку, приглашая устроиться у себя на спине.

Козя Ностра

Это удивительное существо считалось духом конюшен, а, следовательно, проводником сиррского влияния. Влияние это, неопределенное, но бесспорное, исходило от небольшого табуна сиррских жеребцов и кобыл, подаренного Библу или, быть может, отданного в качестве залога. Жителям Библа вменялось в заслугу холить и лелеять, поить и кормить лошадей из присылаемых запасов, а также кормиться и затариваться из этих запасов самим. Вообще-то главным и основным конюхом была Анна, женщина строгая, а наборы практически вечных щеток, скребниц, ногавок, седел, наголовий, попон, вальтрапов и пр. как-то не очень подходили для причесывания, укрывания и взнуздывания представителей рода человеческого. Зато, как уже говорилось, родниковая вода комнатной температуры, которая была лишена излюбленных местными жителями ароматов хлорки и спирта, сено из витаминных трав, ячмень и овес, который телепортировался в конюшню уже запаренным в специальных емкостях, дабы его не пустили на традиционную «овсянку, сэр», поступали бесперебойно и в количествах, превышающих всякое соображение. Поэтому около Анны и ее элитных животных все-таки околачивалось великое множество юного сброда, в основном — студенток и студентов библиотечного колледжа. Руководство педагогического учреждения считало, что они берут уроки верховой езды. Мамаши полагали, что направляют чад на подкормку. Сами они ловили крутой кайф от полузапретной близости к Сирру. И лишь одна Анна твердо знала, чем занимается ее окружение: настоящим делом. Ученичеством.

Большая часть нахлебников и ротозеев безболезненно отсеивалась сама по себе. Те из «библиотечников», кого она выбирала и оставляла при конюшне, выгуливали и прихорашивали, заезжали и лечили, случали и принимали жеребят, которые рождались редко — не более необходимого для того, чтобы табун не уменьшался в числе. Кстати, отметился среди добровольных конюхов и молодой Пауло, природный гаучо, по словам Анны; приходил он сюда и вполне зрячим, и начав слепнуть, и став окончательно слепым, хотя тогда уж не рисковал садиться в седло, только гладил своих знакомцев по шерсти, трепал гриву и наговаривал им на ухо всякую милую чепуху.

Но мы все о конях. А Козя… как там ее?

Погодите, Среди детей конюшни, первокурсников (ведь шли на спецобразование они лет с двенадцати-тринадцати) бытовала легенда о том, что по длиннейшим и пыльнейшим коридорам конюшни ночью бродит и стучит коготками или копытцами местный домовой, точнее, «конюшенный», или «сиррский конюший», — среднее между скочтерьером, похожим на живую черную метелку, и козлом, которого раньше держали, чтобы пугать ласок. Та же мифология объясняла, что скочтерьер — попросту собачка редкой породы, с виду чистая швабра с острыми ушками, а вымершая ласка — маленький вампир, который ночами угоняет лошадей, чтобы скакать на них, вцепившись в гриву, и пить кровь из шейной вены, как монгольский нукер. Пытаясь возместить ущерб, ласка заплетает конскую гриву в неряшливые, но живописные косицы, которые конюший вечно и безуспешно пытается расчесать. Также он обтирает пот и мыло, которые выступают на шкуре лошади после отчаянной скачки, — дело в том, что конские выделения для самой ласки ядовиты, так лошадь инстинктивно пытается избавиться от крошечной зловреды, но после езды при них и остается. Конюший имеет склонность пугать ленивых и вороватых конюхов долгими вибрирующими воплями, а ночью может принять вид сгорбленной — аж до полу — старушенции, укутанной с пышные серые лохмотья. Вот старуху-то как раз и именуют Козя Ностра — то ли коза, то ли мафия.

Эшу, который без большой охоты помогал бабке Анне и даже ночевал в конюшне, мог бы прояснить ситуацию. Как-то встав с конюховой кровати и на темную отправившись в туалет, он застал там совершенно жуткую картину: при свете едва живой лампочки некто низкорослый и лохматый нагнулся над писсуаром и с аппетитным хлюпом лакал оттуда воду. Приглядевшись, он понял, что это вовсе не коза и не баран, а просто овца, недурной образец той породы, которая описана в учебнике биологии для третьего курса гуманитарных вузов под авторством Харуки Мураками. Шерсть овцы была сбита в совершеннейший войлок, из-под хвоста задушевно пахло навозом, а передняя оснастка малым уступала бараньей.

— Я уж подумал, глюки у меня, — сказал Эшу, обращаясь в никуда.

— Да нет, это мне пить захотелось, — добродушно ответила овца. — Сегодня большую партию сена в брикетах сгружали, вот и облопалась. Ты как, шашлык любишь? Ну, в смысле связать ноги попарно — передние отдельно, задние отдельно — и на палку…

— Это как живых тигров переносят? Вот не знал, что и с овцами такое случается.

— Смотря какая овца. Так что, не будешь из меня жаркое делать?

— Зачем же так? Я вообще вегетарианец.

— Это пантера-то?

— Какая пантера?

— Биологический вид. Пантера Лео, Пантера Тигрис, Пантера Пардус и прочее. На выбор. Ты из них кто?