Через какое-то время сын этой благочестивойвдовы ушёл на Афон, где принял монашество и окончил свои дни в подвигах поста имолитвы. Он-то и рассказал инокам об истории с чудотворным образом.

Через пару столетий иноки многих обителей,расположенных на восточном побережье Святой горы, увидели в море напротивИверского монастыря поднимающийся до неба огненный столп, неугасающий в течениенескольких дней. Множество монахов из разных монастырей собралось здесь лицезретьэто чудо.

Оказалось, что столп огня поднимался от стоящейна воде иконы Божьей Матери, по описанию схожей с той, про которую рассказывалсын никейской вдовы. Монахи на лодках пробовали подплыть к иконе, но она каждыйраз удалялась от них.

Неподалёку от Иверского монастыря в уединённойкелье подвизался благочестивый инок Гавриил, родом из Иверии. Ему явилась СамаПречистая Дева и повелела пойти пешком по морю и принести чудотворную икону наберег. Что он и сделал. В этом самом месте.

— Точно, батюшка! Памятник с крестом поставиликак раз на том месте, где он вышел на берег с иконой, — поддержал Сергий, — авот тут, — он указал на небольшую часовенку с крышей, покрытой, подобно многимафонским строениям, черепицей из каменной плитки, — забил источник с целебнойводой! Пойдёмте, попьём святой водички! Кстати, заметьте, он находится нижеуровня моря, и, хотя и расположен в десятке метров от кромки берега, вода в нёмпресная!

Мы подошли к часовенке, открыли напоминающиенаши дачные калитки из решётчатой вагонки дверки и спустились на несколькоступенек вниз, где над аркой входа в саму нижнюю часовню висели два изображенияИверской иконы: поменьше — литографическое и побольше — писаное, осеняемыесвисающей на шнуре и закрытой в стеклянный фонарь лампадой. Арка была низкая, ивойти в неё можно было, только поклонившись висящим над ней иконам. Внутри встене было углубление, которое, как чаша, наполнялось бьющим со дна родничком.Рядом на стене висела на гвоздике типичная для многих афонских источниковкружка из нержавейки. Мы по очереди спустились к источнику и, становясь наколени, пили из этой кружки холодную родниковую воду. Абсолютно пресную!

— Батюшка! Надо трогаться, если хотите к началуповечерия успеть, вечерню мы пробудем в пути! — позвал нас брат Сергий, увидев,что нам трудно самим оторваться от святого места.

Сделав ещё несколько беглых снимков на прощанье,мы загрузились в «мечту вездепроходца» и тронулись в сторону Пантелеимона.

На обратной дороге ехали в молчании. Сказываласьэмоциональная перегрузка от обилия впечатлений. Флавиан молился по чёткам, япробовал ему подражать, Игорь задумчиво глядел в окно. Послушник Сергий,включив в начинающихся сумерках фары, внимательно следил за дорогой, непереставая, однако, «утирать нос» бывалым раллистам.

— Сергий, притормози! Смотрите! Гора — крылатая!— Голос Игоря вывел меня из состояния самоуглублённости, близкой к дремоте.Сергий затормозил, мы вышли из машины.

Зрелище, открывшееся нам, былокинематографически эффектным, даже, пожалуй, — мистическим. На фоне быстротемнеющего серо-голубоватого неба, возвышаясь островерхим синим шлемом надисчёрно-зелёными лесистыми холмами, парила вершина Святой Горы. Прямо над ней ввысоте светилась новой никелевой монеткой маленькая яркая луна. С двух сторонвеликанского могучего «шлема», как бы из самой поверхности его, вырасталигромадные облачные пласты, похожие на крылья мифической птицы или крыльяАнгела.

— Словно Ангел-хранитель Афона осенил его своимикрылами, — озвучил мою мысль Флавиан.

Мы постояли немножко молча, любуясь чудеснымзрелищем, затем, вздохнув каждый о чём-то своём, залезли в машину и продолжилипуть, не забыв запечатлеть «Ангельские крылья» своими цифровыми камерами.

К Пантелеимону подъехали почти в полной темноте.Договорившись созвониться, отпустили послушника Сергия, быстро канувшегокрасными огоньками «габаритов» своего внедорожника в темноту горного леса.Добрались до архондарика.

Едва мы успели зайти в свои кельи и переодеться,как из глубины длинного гулкого коридора раздался звон небольшого ручногоколокола, подобного тем, которыми звонят нарядные девочки-первоклашки в концеторжественной линейки первого сентября, сидя на плече у какого-нибудьверзилы-старшеклассника.

Громкий ритмичный звон, приближающийся к нашимдверям, сопровождался регулярными покрикиваниями нашего утреннего знакомцаинока-датчанина: «Повечерие! Повечерие!» Мы с Игорем постучались в дверь кФлавиану:

— Молитвами святых отец наших, Господи ИисусеХристе, Боже наш, помилуй нас!

— Аминь! Заходите, братие! — Флавиан лежал наскромном гостиничном ложе. — Идите, ребята, на службу, не ждите меня! Я толькочто лекарств напился, отлежусь чуть-чуть и тоже в храм приползу. Идите,молитесь с Господом!

— Хорошо, отче! Евлогите!

— О кириес! С Богом, братие!

Мы вышли из кельи.

ГЛАВА 14. СВЯТАЯ ГОРА.ПРОДОЛЖЕНИЕ

Афонская ночь, подобно большинству ночей в южныхстранах, наступившая быстро, была густо-темна. Мы с Игорем, подсвечивая себепод ноги фонариками, поднялись по мощённой каменными плитами дорожке и вошлипод арку монастырских ворот. Вокруг было темно и тихо.

Впереди, еле различимая в темноте, прошелестеларазвевающейся мантией фигура какого-то монаха, торопящегося в Покровский храм.Вслед за ним и мы поднялись по лестницам, не забыв приложиться к настеннымобразам Пресвятой Богородицы и преподобного Силуана Афонского на промежуточнойплощадке.

В храме уже читали начало «Малого повечерия»,высокий голос чтеца раздавался в большом пространстве храма как бы издалека, изнеотсюда, как будто даже несколько сверху. Всё пространство церкви былопогружено в темноту, мерцали лишь огоньки лампадок перед святыми образами,тускло поблескивающими в их слабом изменчивом свете золотом окладов. Двенебольшие керосиновые лампы на клиросах бросали из-под абажуров неяркие лучи насвященные книги, лежащие на восьмигранных аналоях. Ни стен, ни потолочныхсводов не было видно совсем, лишь едва различимые высокие деревянные стасидии счернеющими в них силуэтами молящихся монахов обозначали собой периметр церкви.Возникало удивительное ощущение бескрайности окружавшего нас космоса, словно нена земле, не в рукотворном храме шла Божественная служба, но в каком-то вечномнезыблемом духовном пространстве, растворяющемся в бесконечности, совершалосьтакое же космическое по значению действо.

Мы с Игорем, стараясь бесшумно ступать покрашенным доскам церковного пола, приложились к лежащим на центральном аналоеиконам и, по безмолвному согласию, разошлись по стасидиям. Мне досталось местопрямо напротив главы преподобного Силуана, где прошедшим утром мы познакомилисьс отцом К-й.

Сиденье стасидии было поднято, я встал в неё,опершись предплечьями на высокие подлокотники, и прислушался. Кажется, читали«канон Иисусу Сладчайшему». Я постарался следить за чтением, присоединяясь умомк звучащим с клироса словам молитв. Однако надолго моего внимания не хватило,возможно, сказались усталость и перевозбуждение прошедшего дня, я стал терятьнить церковной молитвы, периодически «отключаясь» и уплывая мыслями в пережитыеднём события. Тогда, достав из кармана подаренные Флавианом чётки, я решилпопробовать сосредоточиться на молитве Иисусовой. Нащупав большим иуказательным пальцами левой руки первый после крестика узелок, я, бесшумношевеля губами, неторопливо мысленно произнёс:

— Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий! Помилуй мя,грешного!

Затем, помолчав немного, как бы прислушавшись кэху произнесённой молитвы, отозвавшемуся из глубины души, перехватил пальцамиследующий узелок:

— Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий! Помилуй мя,грешного!

Опять прислушался, внутри меня замерла какая-тотишина ожидания. Следующий узелок:

— Господи! Иисусе Христе! Сыне Божий! Помилуй мя,грешного!

Я почувствовал необходимость ещё более замедлитьритм слов, направляемых мною ко Господу, вдруг ощутив всю необъятность этойкороткой молитвы.

— Господи! — Это обращение вырвалось из сердцакак зов доверия преданной души к любящему и любимому Господину.