— Заваркина жива? — спросила она у Коли. Тот пожал плечами.
Через две минуты лекарство подействовало, и Зулю стало клонить в сон. Она даже не пыталась сопротивляться: просто уронила голову на клавиатуру и захрапела. Коля, закусив губу, снова кинулся к пузырьку.
— Упс, — виновато сказал он, увидев, что превысил дозировку в два раза.
Зульфия проспала четыре часа. Когда она проснулась, то в полуоткрытое окно уже врывалась сумеречная прохлада, а на ее щеке четко отпечатались буквы «п», «р», «о» и «л».
— Вот черт, — сказала она ошалело и зачем-то ощупала свою голову.
В следующее мгновение она проснулась окончательно: кто-то пинком ноги открыл дверь в редакцию. На пороге стоял полноватый мужчина с татуировкой-иероглифом на шее. Он был одет в дорогой костюм и туфли из кожи питона. Заваркина называла такие башмаки «неприличными»: она утверждала, что убить змею только для того, чтобы нацепить ее кожу себе на ноги — это преступление против всего живого.
— Как и русский рэп, — смеялась она.
— У моей жены из-за вас нервный срыв, — заявил мужчина.
— Так положите ее в стационар, — вяло откликнулась Зульфия, безуспешно пытающаяся понять, кто он и где она его видела.
— Это будет скандал, — сказал он, заходя в кабинет, — Нина Смоленская в психбольнице.
— Там ей и место, — сказала Зуля, узнав Павла Проценко. Она с трудом встала и, еле переставляя ватные ноги, направилась мимо разъяренного Павла к спасительному заваркинскому столу. Около него в углу стоял черенок от лопаты, которым они в солнечные дни задвигали шторы. Зуля схватила черенок и повернулась к Павлу.
— Убирайся отсюда, мозгляк! — еле выговорила она и махнула черенком в его сторону.
— Эй-эй, дамочка, полегче! — Павел отпрянул и вывалился из редакции, — мне нужна Заваркина!
— Всем нужна Заваркина, — вяло пролепетала Зуля и махнула черенком еще раз.
— Дура! — сказал Павел и ринулся вниз по лестнице.
— Сам дура, — тихо сказала Зульфия и пожевала губами, — я пить хочу.
— Так попей, — посоветовал Егор, вынимая черенок у нее из рук.
— Ты откуда тут взялся? — медленно спросила Зульфия.
— В дверь вошел, — усмехнулся Егор, — ты Аськиного феноземапа нажралась, что ли?
— Аськиного, — повторила Зуля, — феназепама. Дрянь этот феназепам. У меня еще в ушах звенит.
— Могу посоветовать только кофе, — развел руками Егор.
Выглядел он ужасно. Под глазами залегли тени, губы пересохли и потрескались. От него пахло алкоголем, а длинные рыжие волосы были растрепаны.
— Я не знаю, где она, — плаксиво сказала Зульфия, — тебе я сказала бы.
— Ты не против, я в ее столе пороюсь? — спросил Егор.
— Только таблеток никаких не пей…
Зульфия отстраненно наблюдала за мальчишкой, который принялся перекладывать бумажки с энтузиазмом таксы, разоряющей лисью нору.
— Я теперь понимаю, почему Заваркина все время такая спокойная, — с расстановкой произнесла Зульфия, смотря в одну точку.
— Что-то мне подсказывает, что это не феназепам, — Егор высыпал таблетки на ладонь и даже лизнул, — фу. Я это конфискую.
Он снова зарылся в ящики, бесцеремонно разбрасывая их содержимое по полу. Зульфия, наблюдая, как очередная бумажка падает на протертый линолеум, лениво подумала, что придется сжечь все заваркинское барахло в конспиративных целях.
— Сделай мне кофе, — попросила Зуля. У нее не было сил поднять руку.
Егор вздохнул и, потянувшись, нажал кнопку на чайнике. Размаха его руки хватило, чтобы покрыть это расстояние, тогда как Анфисе приходилась подъезжать к нему на стуле.
— А у тебя нет ничего, что помогло бы мне ее отыскать? — спросил Егор.
— Нет, — соврала Зульфия. Быть убедительной в таком состоянии ей удалось без труда.
С утренней почтой ей пришло письмо. На конверте не было обратного адреса, но она была уверена: оно — от Заваркиной. Оно лежало в верхнем ящике ее стола нераспечатанным: храбрая дагестанская женщина страшилась того, что могла в нем прочитать. Она надеялась, что этому мальчишке не придет в голову обыскивать и ее стол тоже.
Егор налил ей кофе и уселся напротив. Он хотел что-то спросить, но будто не знал, как сформулировать.
— Если что-нибудь появится… Какая-нибудь… Что-нибудь…
— Я тебе сообщу, — пообещала Зульфия, отхлебнув из чашки. Ей стало немного лучше. — Спасибо за кофе.
— Пока, — сказал Егор. Покидая кабинет, он обернулся в дверях.
— Ты не знаешь, что такое «право по рождению»? — спросил он.
— Какая-то заваркинская идея, — пожала плечами Зуля, — она носилась с ней последние месяцы, поминая от случая к случаю…
Егор посмотрел себе под ноги, будто не решаясь задать еще один вопрос. Постояв так секунд десять, он, наконец, вышел.
Зуля для верности посидела какое-то время, почти не двигаясь, лишь попивая кофе. Окончательно придя в себя, она достала из ящика почтовый конверт и открыла его, надорвав по левому краю. В нем оказался сложенный втрое лист. Зуля развернула его. На листе было всего две строчки.
Пароль: zdctulf,elent,zk.,bnm
Зуля удивилась и открыла браузер. Забив логин и пароль, она открыла «Входящие» и вдруг поняла что перед ней: тысяча сто пятьдесят шесть писем Анфисы к умершему брату. Она, пролистав несколько страниц, ткнула наугад в сто сорок пятое.
Ты помнишь нож, что лежал рядом с нашей кроватью? Ты иногда водил им по моей обнаженной спине и спрашивал, не собираюсь ли я тебя бросить.
Когда тот трогательный ботаник, его, кажется, звали Витя, стесняясь и переминаясь с ноги на ногу, объяснился мне, нелепой и веснушчатой, в любви, этот нож впервые проскользил по моей спине, касаясь кожи острым краем. На мне остался длинный порез, из которого сочилась кровь.
Она привела тебя тогда в экстаз. Ты аккуратно касался багряных капель языком и пальцами и шептал мне на ухо полубезумное «Ты ведь никогда меня не бросишь, правда?». Тогда я испытала свой первый оргазм.
Жаль, что сейчас нельзя этого повторить.
— Что это?
Зуля была так поражена, что боролась с желанием проглотить еще феназепама, забыв, что Егор его унес. Она закрыла окно и одернула руку от мыши, будто та могла обезуметь и ткнуть ее ножом.
Но тайна привлекала ее. Мысль о том, что продравшись через этот околосексуальный кошмар, она сможет, наконец, понять свою Заваркину — мотивы ее поступков или то, почему она иногда подолгу смотрит, то есть смотрела, в окно — не оставляла в покое ее измученный мозг и будоражила кровь.
Она снова аккуратно открыла окно браузера и взглянула на строки письма.
— Нет, нет, не могу, — воскликнула она и тихо заплакала, — это все выше моих сил.
Запиликал ее мобильный. Она взглянула: звонил Зузич.
— Привет, — сказала она в трубку, вытерев слезы тыльной стороной ладони.
— Привет, душа моя, — ласково сказал тот, — когда ты вернешься?
Зуля подавилась рыданиями.
— Ты такой милый, — протявкала она.
— Эй, что с тобой?! — испугался ее муж, — хочешь, я приеду и заберу тебя?
— Хочу, — призналась Зуля.
— Буду через пятнадцать минут, — сказал Зузич, — дурацкая твоя работа, заставлю тебя ее бросить…
Проворчав еще что-то, он нажал «отбой», а Зульфия улыбнулась сквозь слезы. Всегда, когда он говорил эту фразу, она раздражалась, бесилась, доказывала, что она — независимая и самостоятельная женщина. Но сегодня она впервые углядела в этой фразе попытку позаботиться о себе, непутевой и безалаберной. Зуля почувствовала такую нежность к мужу, что бурно разрыдалась и твердо решила бросить работу.
Когда Зузич приехал, она, умытая и причесанная, сидела за столом. Она заблаговременно вышла из [email protected] и спрятала письмо в маленький кармашек в своей сумке. Она иногда прикасалась к ней, словно боялась, что бумажка выпрыгнет и убежит, и тогда Зульфия никогда не узнает, что произошло между Заваркиными.
Теперь у нее был ключ от потайной комнаты в голове Анфисы, и она в любой момент могла им воспользоваться.