Дженни спряталась между рядами кресел и украдкой понюхала гольфы. Они пахли чем-то вкусным и химическим. Дженни тут же представила большой колготочный завод, из сверкающей стали, а внутри него — конвейер с прищепками. На прищепках болтались полосатые гольфы — желтые с черным и серые с синим. Они весело покачивались и по очереди окунались в чан с чем-то вроде колготочного шампуня, малинового цвета с ароматными пузырями на поверхности.

Пока Дженни мечтала, натягивая гольфы на полные икры, Соня высмотрела кого-то в толпе и махнула рукой.

— Видишь, — заметила Соня, — отличные туфли! Сущая «Практическая магия»!

Соня почему-то постоянно повторяла слово «сущая», когда не могла подобрать правильное прилагательное.

— И правда здорово, — улыбнулась Дженни. Теперь ее туфли выглядели точь-в-точь как в фильме, — думаешь, Раиса заставит их снять?

— Может и не заметит, — ответила Соня.

В школе строго соблюдали дресс-код. В школьную форму для девочек входила трикотажная серая жилетка с эмблемой школы — львом с факелом в лапе — белая рубашка и клетчатая шерстяная юбка в складку, тоже серая. Мальчики тоже носили жилетки и рубашки с такими скучными серыми брюками. Только у первоклашек была отдельная форма: почему-то бордовая.

Малейшее отклонение от устава каралось вызовом к директору и немедленным и позорным переодеванием в «запасное» — в кабинете у завуча по воспитательной работе лежали три омерзительных, растянутых во все стороны форменных жилетки, которые могли налезть даже на толстую учительницу черчения. Ученик, переодетый «в запасное» немедленно подвергался всеобщему осмеяния, поучающим тычкам и показательным подзатыльникам.

Чаще всего в этот ужас переодевали неуемных второклашек, которые уже обзавелись «взрослой» серой формой, но еще не научились ее носить. Они пачкались, цеплялись за гвозди — в общем, вели себя, по мнению Сони, как сущие дети.

Дженни снова взглянула на подругу. Она умудрилась, не выйдя за рамки устава, выглядеть ходячей провокацией. Юбка в складку была на две ладони выше, чем положено, рубашка туго обтягивала грудь. На ногах — серые замшевые босоножки на высоких каблуках, в ремешках и заклепках.

— Зрасти, дамы, — произнес бойкий голос и по бокам от девчонок на кресла плюхнулись два туловища: одно — рядом с Соней, второе — рядом с Дженни.

Дженни улыбнулась. Они учились вместе почти четыре года: Дженни, Соня, Егор и Кирилл. Кирилл был маленького роста, скуластым, коротко стриженным, крепеньким и очень умным. Егор был длинноволосым и долговязым, огненно-рыжим, играл на басу в группе «Undertakers», что выступала по пятницам в ирландском пабе «Медная голова». В паб не пускали посетителей младше семнадцати лет, не наливали пива школьникам, кроме как по рекомендации Егора, что автоматически повышало его статус. В нагрузку он очаровательно улыбался и очень нравился всем девушкам, включая Дженни. Его родители занимались чем-то нефтяным и вдовесок владели шикарной клиникой в пригороде. Которая, на самом деле, была вовсе не клиникой, а чем-то вроде спа-курорта.

На сцену вышла директриса. Почтенная женщина, с волосами красного дерева, собранными в затейливую прическу, одетая в костюм цвета старой жвачки, держалась очень прямо, смотрела сурово, сохраняя на странно гладком лице вежливую полуулыбку. Директриса деликатно кашлянула и произнесла в микрофон: «Настоятельно прошу успокоиться». Это означало: «Если вы, маленькие уродцы, сейчас же не замолчите, я отправлю вас драить спортзал».

Весь актовый зал притих, и стало слышно, как под высоким потолком жужжит глупая муха, старательно пробивающая в пластиковом окне путь на волю.

Дженни очень нравилось это помещение. От пола до потолка обитое деревянными панелями, украшенное кремовыми шторками, которыми был задрапированы не только окна, но и задник сцены, с темным и таинственным закулисьем из бордового бархата. Ряды велюровых кресел стояли настолько плотно, что небольшое помещение актового зала вполне могло вместить полторы тысячи учеников школы Святого Иосаафа.

Друзья устроились в середине заднего ряда. Это был самый темный угол, который оживлялся лишь во время школьных дискотек — кишмя кишел уединившимися старшеклассниками.

— Поменяйтесь местами, пожалуйста, — поморщилась Соня.

— Что такое? От меня плохо пахнет? — обиделся Егор и зачем-то понюхал подмышку.

— Хочу Курилку за бочок пощипать, — невозмутимо ответила Соня.

— О, я польщен, — ехидно отозвался Кирилл, не отрываясь от новенького планшетного компьютера.

— Ты работал всё лето? — спросила Соня, кивнув на «планшетник». Кирилл поднял на нее умные серые глаза, но ничего не ответил.

Кирилл попал в школу Святого Иосаафа, получив губернаторскую стипендию. Он был выдающимся учеником, «шарил» то ли в программировании, то ли в математике, то ли во всем сразу. Его семья жила в Муравейнике — районе, состоящем сплошь из многоэтажек с жуткими промазанными швами, вонючими мусорными баками и лужами мочи в старых ржавых лифтах.

В гуще Муравейника притаилась общеобразовательная школа № 319, в которую частенько «сливали» тех, кто не тянул программу Иосаафа. Ученики святого Иосаафа недолюбливали и саму триста девятнадцатую, и тех, кто в ней учился, при встрече обливая их презрением. «Муравьи» отвечали взаимностью «святошам», но не спешили применять к ним физическую силу, ограничиваясь обидными тычками. Школы находились в состоянии холодной войны.

Из триста девятнадцатой и пришел Курилка. Все учителя пели ему дифирамбы, называя непонятным словом «светоч», чем поначалу выводили из себя остальных учеников: им казалось, что Курилка ничего не может сделать неправильно. Но однажды Соня в коридоре подслушала разговор Раисы Петровны, их классной, и завуча по воспитательной работе Ангелины Фемистоклюсовны. Ангелина подхватила Раису под локоток и подтащила к тому углу, за которым Соня рассматривала ногти и решала жизненно важный вопрос: прогулять ей географию или схватить очередную двойку за отсутствие контурных карт.

— Сомневаюсь, что этот мальчик впишется в здешнюю среду, — жарко шептала Ангелина, — вы же знаете этих детей! Они грубы, высокомерны и, только дай им волю, тут же вызывающе дорого оденутся!..

Соня навострила уши.

— Бросьте, — сказала тогда Раиса, — вы же знаете, что парень в той школе учиться не может. Он — разумный ребенок, и со всем справится.

Соня мысленно поблагодарила Раису и ту же записала ее в толковые тетки. Новенький успел настроить ей интернет в телефоне и вообще очень понравился.

Раиса оказалась права. Кирилл не лез на рожон и поначалу держался особняком, лишь оказывая мелкие услуги тем, кто обращался: помогал разобраться с новым девайсом или с незлобной усмешкой давал списывать математику. Потом как-то незаметно подружился с Егором, личностью влиятельной, стал общаться с Соней и Дженни, и его положение в школе упрочилось окончательно.

Единственными неприятностями, которых Кирилл не смог избежать, были стычки с Ангелиной Фемистоклюсовной по поводу курения: он уперся рогом и заявил, что не бросит ни при каких условиях. Соня потешалась над его привычкой и прозвала Курилкой.

Софья знала наверняка: чтобы купить планшетный компьютер, Курилке пришлось вкалывать все лето, делать что-то очень умное и непонятное. Например, играть на бирже. Он и сейчас двигал по тачскрину какие-то мудреные графики.

— Доброе утро, дорогие ученики, — говорила тем временем директриса, — приветствую вас в новом учебном году. Первоклассникам — добро пожаловать, всем остальным — с возвращением домой! Мы рады видеть ваши улыбающиеся лица. Я надеюсь, что в этом году мы будем учиться еще лучше.

— Откуда я эти слова знаю? — спросил Егор.

— Она каждый год говорит одно и то же, — заметил Кирилл.

— Напоминаю, — продолжала директриса, — что ученикам воспрещаются прогулки в дальнем углу парка.

— Потому что там Ивушка, — пропел Егор достаточно громко.

— Как лето прошло? — спросила Дженни у Егора.