Мчась в Бомборо на дневном поезде, сыщик долго размышлял, с чего ему начать. Теперь он уже знал в лицо всех бомборосцев. Наконец, Ашер остановился на том, что лучше всего сначала отправиться к Тотерделю.

«Наверно, миссис Фосдайк рассказывала своему крестному все, что знала о делах супруга до их ссоры, — думал сыщик, — а женщина всегда знает больше, чем хотел бы ее муж. Итак, начнем со старого сплетника, а если из этого ничего не выйдет, то попытаем доктора Ингльби».

То, что Тотердель с радостью примет сыщика, было несомненно. Старик сходил с ума, оттого что бенберийская тайна никак не раскроется. Он желал знать: что же делает полиция? Когда же он получит возможность показать себя? Он все еще грезил, что как только его допросят как следует, то убийца тут же будет пойман.

— Ну, мистер Ашер, — воскликнул Тотердель, — за чем дело стало? Странно, что вы не можете сделать и шагу без моей помощи, а между тем я не могу заставить вас выслушать меня.

— То же самое я говорю и в Скотленд-Ярде, — ответил Ашер. — «Я ничего не могу понять, — втолковываю я им, — да и никто из вас не может. Единственный человек в Англии, который способен прояснить дело, — мистер Тотердель. Отправьте меня еще раз поговорить с ним». Меня отпустили, и вот я здесь. С вашего позволения, сэр, я присяду. Кому как не вам знать, что беседовать о вещах первостепенной важности невозможно второпях.

— Конечно, конечно, мистер Ашер, — ответил старик благодушно, — садитесь, садитесь, что же вы мне скажете?

— Ну, сэр, — ответил сыщик, протирая шляпу носовым платком, — сапог-то не на той ноге. Я надеюсь, что это вы мне что-нибудь скажете. Человек, живущий на одном месте и одаренный такой тонкой проницательностью, мог бы, я полагаю, и приметить что-нибудь.

— Я и приметил, — захихикал Тотердель. — Это странная вещь, и я узнал о ней случайно. К делу она особенно не относится, так что прежде мы поговорим о том, что удалось обнаружить вам.

«Что же стало известно этой старой образине? — подумал сыщик. — Полезны эти сведения или нет? Он, конечно, сам не понимает, а пытать его я не намерен. Лучше я выкажу ему свое доверие и достану письмо, а там уж он все и выболтает».

— Мистер Тотердель, надеюсь, вы умеете хранить секреты и не разболтаете никому то, что я вам сейчас расскажу, — заговорщическим тоном начал Сайлас Ашер. — Я достал письмо этого Джеймса Фоксборо, которого вы видели в театре. Узнаете ли вы в этом письме почерк одного из служащих мистера Фосдайка? Вам же знаком их почерк?

— Конечно, — ответил старик, хотя не имел ни малейшего понятия о деловых отношениях мистера Фосдайка; он, не задумываясь, был готов наврать с три короба, только бы не упустить случая удовлетворить свое непомерное любопытство.

— Посмотрите. Вы знаете, кто это писал? — спросил сыщик, показывая письмо так, что была видна только подпись. — Это почерк человека, который лишил жизни Джона Фосдайка.

— Господи помилуй, — воскликнул Тотердель, надевая очки. — Нет, он прежде мне не встречался…

— Когда я найду того, кто знает этот почерк, я в ту же секунду раскрою бенберийское убийство. А что удалось узнать вам?

— Может быть, это не так уж и важно, — ответил старик, — но странно, очень странно. Вам стоит знать, что, когда в Бомборо зашла речь о театре, разумеется, встал вопрос и о средствах. Нужно было где-то найти шесть тысяч на его постройку. Бедный Фосдайк предлагал организовать особый сбор, но я как раз в то время стал членом муниципального совета и узнал, что нужная сумма есть, но отдана кому-то под залог. Тогда я выступил с предложением взыскать деньги с должника и выстроить на них театр.

— Ах вот оно что! — невольно воскликнул мистер Ашер.

— Это вас удивляет? — спросил Тотердель, посмотрев на сыщика через очки.

— Вы были правы, — ответил Сайлас Ашер. — Я знал, что для бомборосцев ваше присутствие в муниципальном совете — большое счастье.

— Но представьте себе, хоть деньги и оказались в наличии, хоть Джон Фосдайк и отчитался в них до последнего пенни, оказалось, что их никогда не отдавали под залог.

— Ага! — многозначительно произнес сыщик. — Чем же вы объясните такое обстоятельство, мистер Тотердель?

— Не знаю, мистер Ашер, это пусть судьи решают и присяжные. Я еще много чего расскажу, если мне представится случай…

— Ну, мистер Тотердель, я не стану больше отнимать ваше драгоценное время. Вы держите в руках ниточки, которые вскоре позволят распутать это дело. Конец уже близок, сэр. День ото дня все становится яснее.

— Отлично! — воскликнул старик. — Но все это между нами, только между нами. — Кстати, где, по-вашему, сейчас находится этот негодяй Фоксборо? Вы напали на его след?

— Да, напал! — ответил Ашер, вставая. — Но — и это излишне объяснять человеку с вашим опытом и проницательностью — вы сами понимаете, что необходимо держать рот на замке.

— О, разумеется, мистер Ашер! Вы можете положиться на меня, я не скажу никому ни слова. Никто не умеет молчать лучше меня. Как говорится, нем как рыба! Ха-ха-ха! Спокойной ночи!

«Да, ты хоть раз в жизни сдержишь слово! — пробормотал сыщик про себя. — Ты никому не ничего не скажешь на этот раз, потому что тебе просто-напросто нечего говорить. Но если бы кто-нибудь подсказал мне, чей это почерк, я бы раскрыл бенберийское убийство. Сейчас половина десятого, значит еще не поздно заглянуть к доктору Ингльби. Я не думаю, что ему знаком этот почерк, но попытаться стоит. На сей раз моя поездка в Бомборо оказалась весьма удачной. Я узнал у Тотерделя очень важную деталь, которая почти распутала дело».

Рассуждая таким образом, сыщик отправился к доктору Ингльби и, по своему обыкновению, вошел следом за слугой, который докладывал о нем.

Доктор курил сигару и выслушивал душевные излияния Герберта Моранта и Филиппа Сомса. Первый молодой человек отличался тем, что строил воздушные замки. Его постройки со временем обратятся в дым, но, нисколько этим не смутившись, он вновь начнет воздвигать их, пребывая в счастливой беспечности, характерной для человека столь юного возраста. Доктор Ингльби с большим участием внимал спокойным, степенным мечтам Филиппа Сомса о супружестве и блестящим надеждам Герберта Моранта. Эти молодые люди нравились ему, хотя были совсем не похожи друг на друга: Филипп казался олицетворением благородства и преданности, а Герберт — страсти и обожания.

— Присаживайтесь, мистер Ашер, — воскликнул доктор Ингльби, — и скажите, что вы предпочитаете — вино или водку? А затем потрудитесь объяснить, зачем я вам понадобился? Я знаю, вы так заняты, что не станете совершать визитов вежливости. Или у вас какие-то проблемы со здоровьем?

— Нет, доктор, — ответил сыщик, смеясь, — здоровье в порядке, не беспокойтесь. Если вы позволите, я выпью портвейна. Меня привело к вам одно дельце. Бенберийской истории недостает одной мелочи, относительно нее я и думаю посоветоваться с вами и мистером Сомсом.

— Я очень рад, что вы близитесь к разгадке, — ответил доктор Ингльби, — но не думаю, что эти два господина и миссис Фосдайк оценят ваши старания. Они хотят поскорее предать все забвению.

— Послушайте, господа, такое дело нельзя предать забвению, потому что это станет вечным упреком Скотленд-Ярду. Я не знаю, как вам понравится разгадка, когда мы до нее доберемся, а доберемся мы непременно, но если вам будет приятно доказать, что Джеймс Фоксборо не убивал Джона Фосдайка ни умышленно, ни случайно, то я бы на вашем месте мне посодействовал.

Все трое изумленно воззрились на сыщика.

— Нет, господа, — продолжал Сайлас Ашер, — я не выпущу кота из мешка, пока не уверюсь в том, что опять смогу его поймать. Итак, к делу. Вы, мистер Ингльби, и вы, мистер Сомс, наверняка знаете друзей и служащих мистера Фосдайка, не так ли?

— Его друзей — да, — ответил доктор, — его служащих — нет. Он был очень скрытен в том, что касалось дел, так что о них мне ровным счетом ничего не известно.

— А вы, мистер Сомс? — спросил сыщик.