Жан-Поль Фр. Рихтер

ЗИБЕНКЭЗ

РОМАН ЖАН-ПОЛЯ

В. Г. Адмони

Уже около 40 лет на русском языке не появлялось произведений Жан-Поля. Перевод «Зибенкэза» в 1899 г. был явлением единичным и случайным. Лишь если мы углубимся еще дальше в XIX век, то найдем сравнительно недолгую эпоху, когда его переводят, читают и критикуют (в том числе им занимаются такие критики, как Белинский и Шевырев) и когда его художественная теория оказывается актуальной и в известной мере влиятельной. Эта эпоха — 30-е и 40-е годы.

Русская радикально-демократическая мысль принимала Жан-Поля не безусловно.

Так, Белинский предостерегал против чрезмерного увлечения им.[1] Однако полное изгнание Жан-Поля вовсе не входило в его задачи. Дело шло скорее об отборе нужного и ценного в творчестве Жан-Поля в противовес некритическому восхвалению наиболее реакционных и расплывчатых сторон его творчества.

Дело шло о борьбе против позднего русского дворянского романтизма и сентиментализма, использовавших, между прочим, и Жан-Поля в качестве одного из «своих авторов».

В 1844 г. Белинский писал: «Великие писатели пишут ясно и определенно потому, что вполне владеют своими идеями… Чем общее, следовательно, огромнее содержание творений великого писателя, тем доступнее они для всех наций, тем более они суть достояние не одного какого-нибудь народа, но целого человечества. Как ни вытягивайте под эту меру доброго Жан-Поля, он скорее перервется пополам, чем подойдет под нее».

По определению Белинского, основная «душевная способность» Жан-Поля — фантазия. С замечательной проницательностью вскрывает Белинский некоторые основные стороны жан-полевского творчества, которые в произведениях, знакомых Белинскому, были лишь намечены. «Для такого человека, — пишет Белинский, — все равно, где бы ни жить, и он может быть доволен всяким обществом, лишь бы оно не мешало ему жить внутри самого себя, а так как немецкое общество (особенно в то время) всего менее способно вызвать человека из внутреннего мира души его и всего способнее, так сказать, вгонять его туда, — то аскетический, в дико-странных формах выразившийся дух сочинений Жан-Поля становится совершенно понятен».

Белинский ставил в вину Жан-Полю чрезмерную уступчивость филистерскому, «гофратскому» немецкому своеобразию начала XIX века, упрекая его за сентиментальность характеров и изложения, за добродушие юмора, за «романтизм» в душе. Он видел в нем, собственно, лишь сентименталиста и дидактика, отличающегося неслыханным стилем. Но даже при этой очень неполной и несколько односторонней характеристике[2] Белинский подчеркивает и положительную, прогрессивную сторону творчества Жан-Поля. «Жан-Поль навсегда утвердил за собой почетное место в немецкой литературе» — пишет Белинский. В произведениях Жан-Поля он усматривает значительную воспитательную ценность. Он находит в них иногда «образы часто странные и дикие, но тем не менее грандиозные», говоря, что «изложение несколько натянуто, но тем не менее исполнено блеска могучей фантазии».

«Сентиментальный и добродушный» Жан-Поль обладал также рядом иных свойств. Сентиментальности противостояли здравый смысл и рационализм, добродушию — сатира и пафос. Противоречивость Жан-Поля — вот первое, что бросается в глаза при анализе его творческого пути, и эту же противоречивость в той или иной мере и в различных формах найдем мы внутри его каждого значительного произведения. Жан-Поль — писатель сложный. Осмыслить его в рамках одного произведения невозможно. Поэтому нам кажется необходимым дать представление обо всем творческом пути Жан-Поля и об его месте в общем процессе развития литературы на Западе, — тем более, что нашему читателю Жан-Поль совершенно неизвестен.

Жан-Поль (его настоящее имя Иоганн Пауль Фридрих Рихтер, а сокращение Жан-Поль было выбрано им в виду некоторого созвучия этого имени с именем любимого им Жан-Жака Руссо и, с другой стороны, в виду его оригинальности и комичности) родился в 1763 г. в крохотном городке Вунзиделе, где его отец был органистом в церкви и одним из школьных учителей. Детство и отрочество Жан-Поля проходят в деревушке Иодиц, затем в небольших городах Шварценбахе и Гофе,[3] где Жан-Поль посещал гимназию. Отец его умер, когда Жан-Полю было всего 16 лет, и семья Жан-Поля, которая и до того вела весьма скромный образ жизни, стояла на самом краю нищеты. Лишь с величайшими усилиями матери удается отправить Жан-Поля в знаменитый в XVIII веке Лейпцигский университет, где он должен был изучать теологию. Но молодого студента больше интересуют другие предметы и занятия, прежде всего литература (его собственные первые литературные опыты относятся еще к концу 70-х гг.).

В Лейпциге почти всегда полуголодный юноша неутомимо продолжает свое писательство. В 1783 г. выходит в свет первое произведение Жан-Поля — «Гренландские процессы». Это — книга сатир, открыто антифеодальных, проникнутых радикальным и демократическим духом. Ни о какой сентиментальности, ни о каком добродушии здесь не может быть и речи. Жан-Поль резок и безжалостен. Он следует за высокими образцами, — мировые сатирики Эразм, Свифт, Вольтер витают над страницами его книги. Впрочем, ему сопутствует и ряд других теней — англичане Поп и Юнг, немцы Лисков, Гиппель и Рабенер.

Успеха у публики и критики «Гренландские процессы» не имели. Осенью 1784 г. Рихтер бежит из Лейпцига, спасаясь от своих кредиторов, и свыше 10 лет проводит в Гофе и маленьких окрестных городках, влача существование домашнего учителя в состоятельных семействах. Его литературная деятельность не прекращается. Он продолжает писать сатиры, в 1789 г. издана его вторая книга: «Избранные места из бумаг дьявола».[4]

Основа сатирического метода Жан-Поля — рационалистическая, острая, идущая еще от Ренессанса критика феодального мира, его нелепостей и уродств. Впрочем, под категорию устарелых нелепостей подводились и иные явления, выдвинутые развивающимися буржуазными отношениями. Одно из первых произведений Жан-Поля, впоследствии лишь частично вошедшее в «Гренландские процессы», так и называется «Похвала глупости», в подражание Эразму. Но тем не менее от Эразма Жан-Поль чрезвычайно далек. Прежде всего у него отсутствуют столь характерные для Эразма, при всей его гиперболичности, ясность и четкость, последовательность и планомерность сатиры. Эразм, несмотря на всю горечь своей усмешки, в конечном счете оптимистичен, так как он верит в разум и, таким образом, обладает некоим твердым критерием для оценки мира. В этом отношении ранний Жан-Поль ближе к Свифту и, из немцев, к Лискову.

Эти сатирики XVIII века прежде всего пессимистичны. Мир для них не только неразумно устроен, но как бы и неразумно задуман, — это именно и лежит в основе мудрости и отчаяния Свифта и Лискова. Подобный пессимизм порождался сохранением противоречий и оков феодализма и усилением — особенно в Англии — противоречий буржуазного уклада. Если «глупый мир» Эразма поддавался четкому членению и точной классификации, то теперь возникает тенденция к смешиванию и переплетению самых различных его сторон. Определяющая роль разума оказывается сильно ограниченной. Свое завершение и раскрытие этот процесс получит у Стерна, у которого неразумность найдет даже свое подлинное, не ироническое оправдание (ибо Стерн восхваляет не столько разумность, сколько чудаковатость).

Весь стиль ранней жан-полевской сатиры, вся система его метафор и образов направлены на разрушение «разумной классификации» мира. Действительность, изображаемая Жан-Полем, бессистемна и хаотична. Одна мысль перебивает другую, сопоставляются самые неожиданные и противоречивые вещи, и тем самым подчеркивается нелепость мира.