«Свой род» и «верная дружина» совершили поистине победное шествие по страницам исторических сочинений. Особенно определённо поддержал эту гипотезу академик Б. А. Рыбаков. Благодаря его авторитету данная версия получила всеобщее распространение и до сих пор пристутствует чуть ли не во всех учебниках русской истории. Более того, если Б. А. Рыбаков считал, что летописец не понял устное шведское предание, то некоторые авторы пошли дальше, предположив, что летописец не понял скандинавский текст, написанный руническим алфавитом. Слабо знакомый со шведским языком летописец не смог разобраться в грамматических хитросплетениях рассказа или в рябящей череде рун надписи.
Конечно, такой взгляд привлекателен, но абсолютно нереален. Не говоря уже о том, что нет свидетельств о скандинавских источниках русской летописи, сама по себе версия о «роде» и «дружине» покоится на слишком шатких основаниях. Такая этимология совершенно противоречит нормам синтаксиса и морфологии древнескандинавских языков. Более того, даже семантически предлагаемые слова отнюдь не означали ни «рода», ни «дружины». Подобные предположения могли существовать в начале XVIII века, когда ещё лингвистика и изучение древних языков находились в стадии формирования. Но ныне примитивные аналогии вряд ли можно использовать для объяснения имён.
Кроме того, становится странным контекст, в котором упомянуты Синеус и Трувор. Вспомним сам летописный рассказ: «И избрались трое братьев с роды своими, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, — на Белоозере, а третий, Трувор, — в Изборске». Получается, что летописец дважды перевёл одно и то же, только один раз верно («с роды своими»), а другой раз неправильно («Синеус»). И ещё. Оказывается, что родичи Рюрика отправились в Белоозеро, а дружина — почему-то в Изборск. А ведь это конкретные указания, а не просто вымышленная информация.
Есть и ещё одно объяснение. Синеус и Трувор — эпитеты Рюрика: «победоносный» и «верный». Но не видим ли мы здесь буквального перевода имён? Ведь всякое имя несёт в себе определённое значение, зачастую и эпитет, и разве допустимо таким образом интерпретировать их? Тогда можно сказать, что подавляющего большинства исторических героев не существовало вовсе, раз их имена — всего лишь эпитеты. Конечно, это парадокс абсурда, но он показывает, к чему на самом деле ведёт подобная логика.
Поэтому оставим наших несчастных персонажей с их подлинными, но не совсем понятными именами в покое и зададимся вопросом, откуда возникли эти образы? Может быть, это какие-то местные правители, память о которых сохранилась в летописном повествовании? Оказывается, в Белоозере и в Изборске бытовали местные легенды о Труворе и Синеусе. В Белоозере даже показывали могилу Синеуса. А в Изборске до сих пор стоит крест Трувора. Что это — «реализованная» летопись или летописная реальность? Ответа на этот вопрос нет, но ясно одно — и Синеус, и Трувор, по всей видимости, действительно существовали, но были ли они родственниками Рюрика, неизвестно.
В 864 году, после смерти братьев, Рюрик стал правителем всей северной Руси. Власть его распространилась на значительную территорию. «Повесть временных лет» вплоть до его смерти ничего не сообщает об основателе княжеской династии. Поздние летописи, например Никоновская XVI века, добавляют некоторые детали, но насколько они реальны — сказать трудно. Так, в Никоновской летописи рассказывается о мятеже в Новгороде против Рюрика, происшедшем в 864 году. Его предводителем был некий Вадим Храбрый. Само имя «Вадим», вероятно, происходит от русского слова «вадить», то есть возмущать, подстрекать. Так могли называть человека, призывавшего людей к бунту. Видимо, варяжская власть не всем была по душе. Но действительность покрыта мраком тайны.
После смерти Рюрика в 879 году к власти пришёл другой варяжский князь, возможно, родственник Рюрика — Олег.
«Мать городов русских»
А что же в это время происходило на юге, в Поднепровье? У полян также существовало своё княжество, первым правителем которого считали основателя Киева — Кия. «Повесть временных лет» содержит противоречивые данные о нём. С одной стороны, Кий — князь полян, основатель города, деятельный правитель, ходивший на Византию, с другой — перевозчик на Днепре. Летописец явно склоняется к первой точке зрения: могущественный князь, конечно, предпочтительнее, чем скромный паромщик. Но если взглянуть на легенду о Кие непредвзято, в ней проявится немало интересных и загадочных черт.
Легенда о Кие удивительным образом соотносится с легендой о призвании варяжских князей. И там, и здесь, мы видим трёх братьев, только на севере они — пришлые, а на юге — местного происхождения. Соответственно и имена у варяжских — иноземные, а у полянских — свои, «киевские», ведь они объясняют местную топонимику. Город Киев назван в честь старшего брата Кия, горы Щековица и Хоривица по именам двух других братьев — Щека и Хорива. И сестра их Лыбедь оставила свой «след» — так называется киевская речка. Та же троичность основателей-первопредков, только в киевском рассказе присутствует четвёртый персонаж — сестра.
Легенда о Кие выглядит более древней, чем легенда о варягах. Означает ли сказанное, что это — только легенда, или же в ней присутствует и реальность?
Долгое время полагали, что летописный рассказ об основании Киева — реален, а о призвании варягов — вымышлен. Историки говорили о времени Кия, о городе Кия, относили его деятельность к VI, а то и к концу V века, когда в Византии правили императоры Анастасий и Юстиниан, при которых византийцы воевали со славянами. Апофеозом явилось празднование 1500-летия Киева в 1982 году. Но если рассмотреть летописные известия повнимательней, то в них обнаруживаются и некоторые мифологические черты.
Например, Кий — перевозчик. Он связывает два берега реки, он перевозит людей через Днепр — важнейшую реку полян (этимология названия «Днепр» восходит к индоевропейскому слову «река»). Не есть ли это воплощение одного из архетипов сознания — связи двух миров, жизни и смерти, подобно образу Харона в древнегреческих мифах. Кий — сакральный первопредок полян, превратившийся в их первого князя, основателя города. А само имя Кий имеет славянские корни, это «молот» — и не имеется ли здесь в виду герой-кузнец, создатель, строитель, демиург?
Видные учёные В. В. Иванов и В. Н. Топоров исследовали легенду о Кие и его братьях, сопоставив её с другими легендами и мотивами. Они пришли к выводу, что в ней отразился широко распространённый миф о герое-кузнеце, даже братьях-кузнецах, победивших змея. Кузнец воплощал доброе, созидательное начало, в то время как змей — злое, отрицательное. Даже топография Киева оказалась связанной с мифом: киевские горы и подол. Кузнец одолел змея и использовал его силу на благое дело — так появились под городом Змиевы валы.
Итак, легенда о Кие несёт в себе черты мифа, отголоски древнего народного предания. Первоначально Кий — герой, прародитель, который лишь потом в сознании людей превратился в первого князя, реального правителя. Но когда же сформировалась эта легенда?
У летописного рассказа обнаружилась интересная параллель. В «Истории Тарона» армянского автора Зеноба Глака, писавшего в VIII веке, содержится похожая легенда. Там также действуют три брата — Куар, Ментей и Хореан, которые основывают в стране полуни (полян?) на горах город, названный по имени старшего из братьев. Эта армянская легенда настолько хорошо соотносится с русской, что впору считать её заимствованной от Руси. Получается, что уже в VII — VIII веках, может быть, через посредство Византии, славянская легенда об основателях Киева проникла в Армению, где, возможно, какое-то время бытовала в устной форме, а затем была записана. Это показывает, насколько древние пласты сохранились в составе «Повести временных лет» и насколько глубоки корни славянских исторических преданий. Археологически в Киеве выявлены слои и отдельные находки VII — IX веков, что позволяет считать реальным существование там поселения в это время. А это значит, что легенда об основателях города сложилась, по крайней мере, уже в VII веке. Если прототип легендарного Кия существовал в действительности, то он должен был жить примерно в ту же эпоху.