Василий Дмитриевич скончался 27 февраля 1425 года также от чумы. Сын Дмитрия Донского был похоронен рядом с отцом в Архангельском соборе Московского Кремля. По его завещанию, великим князем владимирским и московским становился его сын Василий II при поддержке своей матери, дочери литовского князя Витовта — властолюбивой Софьи (1371 — 1453).

Династическая война

Княжение сына Василия I, Василия II, получившего в истории прозвание Тёмный — сложный период развития Московского княжества. Это время — как бы переходный этап от эпохи самоутверждения Москвы в качестве главы русских земель к расцвету московского великодержавства при Иване III и Василии III. Этот переход сопровождался трагическим надломом, выразившемся, прежде всего, в четвертьвековой междоусобной войне между двумя семьями рода Калиты. Эта усобица за первенство и власть над Русью принесла большие беды Московскому княжеству, но оно смогло выбраться из нее еще более окрепшим и закаленным. В это же время продолжается и татарская активность, хотя вопрос взаимоотношений Орды и Москвы стоит уже не так остро, как ранее. Тем не менее Орда представляла собой еще достаточно грозную силу, и Василию II пришлось последним из московских князей ездить туда за ярлыком. Ситуация в начале правления Василия осложнилась и тем, что к моменту своего восшествия на великокняжеский стол князю было всего 10 лет, и, конечно, он один, без помощи преданных людей не смог бы удержать власть в своих руках.

Василий Васильевич родился 10 марта 1415 года, причем его рождение, по свидетельству летописцев, сопровождалось примечательными явлениями. В день рождения сына Софья Витовтовна так занемогла, что, казалось, вот-вот умрет. Василий I послал в монастырь Св. Иоанна Предтечи, что за Москвой-рекой, к известному своей праведной жизнью старцу, чтобы он помолился о здравии княгини. Старец отвечал, что Софья будет здорова и в этот вечер родит сына, что и сбылось. Сразу после появления младенца на свет в келью великокняжеского духовника в Спасском монастыре кто-то постучал и сказал: «Иди, наречи имя великому князю Василию». Открыв дверь, духовник, однако, никого не нашел, но решил все-таки идти в великокняжеский дворец. По наречении имени княжичу святой отец пытался выяснить, кто посылал за ним прежде, но ни у кого не мог добиться ответа. Таким образом, как бы Божьим провидением было указано имя новорожденного.

После смерти Василия I, поскольку новый московский князь был еще ребенком, реальная политическая власть сосредоточилась в руках энергичной и властолюбивой его матери — Софьи Витовтовны, а также деятельного митрополита Фотия и боярина Ивана Дмитриевича Всеволожского, который начал играть большую роль при московском дворе. Ситуация осложнялась тем, что у молодого князя имелось несколько дядьев, среди которых особенно выделялся Юрий (Георгий) Дмитриевич, князь звенигородский, унаследовавший пассионарность своего великого отца — Дмитрия Донского.

С первых же дней правления Василия II Юрий выступил в качестве претендента на московский великокняжеский стол. Тому имелись некоторые основания. В своих претензиях князь опирался на завещание Дмитрия Донского. Дело в том, что в этом завещании, написанном незадолго до кончины героя Куликовской битвы, в 1389 году, было такое место: «А по грехом отымет Бог сына моего князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгиня». То есть в случае смерти Василия I московский стол должен был перейти к следующему по старшинству сыну Дмитрия Донского, каковым и являлся Юрий. Намерения Донского можно легко объяснить: он хотел, чтобы московский стол оставался в его семье, а не перешел, например, к Владимиру Храброму, то есть к другой ветви рода Калиты. Когда составлялась духовная, Василий I еще не был женат и у него не было детей. Также и другие сыновья Дмитрия Донского потомков не имели. Поэтому Донской говорил только о своих детях, а не о внуках, которые еще не родились. Василий I, умирая, передал свое наследие сыну. Таким образом, получилось противоречие между двумя документами. Когда Юрий предъявил претензии на стол, он буквально трактовал завещание своего отца, не основываясь на его внутреннем смысле. Василий II исходил, напротив, из реального положения дел. Думается, Юрий осознавал неправильность своих притязаний, но решил «уцепиться» за букву духовной грамоты, имевшей 35-летнюю давность. Юрий Дмитриевич был человеком, миновавшим уже 50-летний рубеж своей жизни, и имел четырех молодых, уже самостоятельных сыновей в возрасте 20 — 24 лет, которые стремились к самоутверждению. В целом вся эта семья представляла большую опасность для малолетнего Василия.

Сразу после смерти Василия I митрополит Фотий послал в Звенигород своего боярина Акинфа Ослебятева. Посланец должен был пригласить Юрия в столицу для принесения присяги новому князю. Выбор посла был удачен — родственник героя Куликовской битвы Осляби должен был внушить доверие сыну Дмитрия Донского. Однако Юрий уклонился от приглашения. Опасаясь, возможно, западни, он не только не поехал в Москву, но и покинул Звенигород, отправившись в далекий Галич. Так было положено начало московской усобице 1425—1453 годов. Уже из Галича Юрий отправил своих послов в Москву просить временного перемирия до конца июня, на что получил положительный ответ. Эту передышку Юрий использовал для подготовки к осуществлению своих коварных замыслов. В Галиче начали собираться верные Юрию войска для похода на Москву.

Но и в Москве «не дремали». При поддержке других своих дядьев, находившихся тогда в столице, Василию удалось собрать большое ополчение. Оно двинулось к Костроме, желая, таким образом, предупредить действия Юрия. Юрий, очевидно, не был готов к борьбе и бежал в Нижний Новгород, а оттуда еще дальше — за реку Суру. В погоню за мятежным князем был направлен его младший брат Константин Дмитриевич. Но его действия не были успешными, вскоре он вернулся в Москву, куда затем прибыли послы Юрия, возвратившегося, когда миновала опасность, в Галич. Звенигородский князь опять просил у Василия перемирия на год.

В июне 1425 года в Галич выехал митрополит Фотий, который должен был договориться с Юрием о мире, а не о временном перемирии. Юрий Дмитриевич собрал множество людей из своих городов и деревень и расположил их на загородной горе, по которой проезжал митрополит. Таким образом, Юрий хотел показать митрополиту, а вместе с тем и московскому князю, что у него имеются значительные силы для войны с Москвой. Прибыв в Галич, Фотий совершил моление в соборной церкви Преображения Господня, а затем, окинув взором толпу народа, обратился к Юрию со следующими словами: «... сыну, не видах столико народа в овчих шерстех, вси бо бяху в сермягах». Язвительное замечание митрополита свело на нет предполагавшийся эффект от демонстрации, устроенной Юрием. Фотий заговорил с князем о мире, Юрий же настаивал только на перемирии. Оно было нужно князю для того, чтобы накопить силы и начать переговоры в Орде.

Надо заметить, что Юрий решил в своей дальнейшей политике попытаться использовать авторитет Орды, которая оставалась пока еще страшной силой. По мнению звенигородского князя, утверждение великого московского и владимирского князя должно было произойти по повелению золотоордынского хана. В этом случае Юрий выглядел бы как законопослушный, преданный хану правитель, а Василий — как мятежник и отступник. Переговоры закончились разрывом. Фотий в гневе покинул город и не дал благословения ни Юрию, ни его сторонникам. В это время вдруг начался мор в Галиче. Юрий, придав этому огромное значение как каре за противоречие митрополиту, быстро сел на коня и пустился вдогонку. Он нагнал Фотия в селе Пасынкове и едва уговорил вернуться в город. На этот раз звенигородский князь оказался уступчивее. Удалось утвердить мир, по которому Юрий обязывался не искать великокняжеского стола самолично, в то же время спорный вопрос о престолонаследии должен был быть решен в Орде ханом. Этот компромисс, вероятно, устроил обе стороны. Фотий благословил галичан, и мор прекратился. Вновь наступила небольшая передышка.