Кобелями Эммануэль ласково именовала сто сорок четыре члена семьи, мраморные бюсты которых исчезли из Второй гостиной. Оставив в покое одного лакея, она с глазами, полными неудовлетворенного гнева, бежала дальше и натыкалась на другого слугу:
- Плебеи!!! В этой стране невозможно работать! Ничего святого!!! Вандалы!!! Думаете, я для того приехала в этот занюханный городишко, чтобы надо мной потешались, как над чучелом африканским?!! Ошибаетесь, канальи!!! Вот вам!!! - Эммануэль покрутила перед носом перепуганного лакея черным средним пальцем. - Я приехала деньги зарабатывать, понимаете?! Ты фильтруешь, чё те базарят или нет?!
- Да, Эммануэль, - ответил бедный лакей.
- Ну а чё ты мне тут?!
- Чё я вам тут? - не понял тот.
- Да вот, ты мне чё тут?!! - не унималась барыня.
- Я вам тут ничё, - покрутил головой молодой человек.
- А я те чё?!
- Ничё.
- Тогда чё?... - Эммануэль на секунду потеряла нить разговора. - Чё за фигня? Я тут чё?
- Вы тут деньги зарабатываете, -- напомнил парень.
- А ты чё?
- И я.
- О! - озарило хозяйку. - Мы деньги зарабатываем или в водевиле танцуем?!! - по-новой заорала она.
- Деньги, - безупречно ответил лакей, - зарабатываем.
- Ну, и не бзди тут мне!
Лишь сейчас Эммануэль заметила в своей руке неприкуренный косяк марихуаны: выходя из "линкольна", она собиралась малеха попыхтеть, однако в свете последовавших событий совсем забыла о пионерке в черной папиросной бумаге.
- Огня мне! - скомандовала Эммануэль. - Огня!
Лакей оперативно щелкнул зажигалкой.
- А... - Сделав всего одну тягу, Эммануэль потерянно оглянулась. - А где мои шпалеры?!
Парню показалось, что хозяйка вот-вот упадет в обморок.
- Где шпалеры, позвольте узнать? - тихо повторила Эммануэль, но в обморок не упала. - Где консоли? Где кресла? Где Антуан, на худой конец?
- Антуан в парадной опочивальне, - подсказал лакей.
- А консоли? - тупо переспросила она и, не дожидаясь ответа, бегом устремилась в спальню.
...Свежевыкрашенная дверь в парадную опочивальню с грохотом распахнулась. На пороге стояла черная дама с косяком в руке и густым слоем белой краски на ноге, коей она, будучи вне себя, вмазала только что по двери.
- Ну здравствуй еще раз, чернушка, -- ехидно улыбнулся Серафим.
- Привет, Эммануэль, -- поздоровался Антуан.
Не то от травы, не то от открывшегося зрелища, в горле Эммануэль пересохло. Она не смогла вымолвить ни слова. Представьте себе сцену: возвращается домой усталая, немолодая, но невероятно ревнивая женщина и застает любовника под сенью собственного алькова (кровать - единственный предмет старины, который, уступая просьбам Антуана, банда Серафима пощадила в ходе евроремонта) в обществе сексапильного уголовника. И хотя оба вроде бы одеты - не придерешься, - играют в карты, все ж сердце Эммануэль екнуло. Она не знала прошлого Серафима, но зато прекрасно представляла себе настоящее смазливого Антуана и те задние его обстоятельства, о которых женщины судачат неохотно, поэтому и вообразила, черт знает что, прилипнув к покрашенной двери и застыв на пороге наподобие черно-белого африканского истукана.
Спасая честь любовницы и собственную репутацию, Антуан шустро соскочил с ложа, подбежал к растерявшейся Эммануэль и одним прыжком запрыгнул на ее шею.
- Эммануэль вернулась! - радостно крикнул Антуан, целуя черные щеки и белые глаза подружки.
Расстроганная мать криминала во мгновение ока забыла о неприятностях и стиснула мальчишку так горячо и крепко, что у того едва не пошла изо рта пена.
- Ну, как твои темные делишки? - усмехнувшись, справился Серафим.
- Да вот, дал черт, все хуже и хуже, -- ответила оттаявшая Эммануэль. - Твоими проклятиями.
- Жива? Здорова? - Серафим неторопливо перемешивал колоду карт.
- И жива, и здорова. - Она трижды ударила кулаком о деревянную дверь. - Чтоб не сглазить...
- Обо мне не вспоминаешь?
- А то как же? И поминаю, и проклинаю.
- Ведь можешь, когда хочешь, - похвалил Серафим. - Да, мать?
- Так ведь куда деваться-то, батюшка?
- Присаживайся, - пригласил убийца, раскидывая на покрывале карты на троих. - Разыграем партийку.
- Отчего бы и нет? - Опустив Антуана на землю, Эммануэль настороженно подошла к ложу. - С удовольствием.
Скинув туфли, она забралась на кровать. Рядом запрыгнул ее очаровательный бой-френд.
- В какие игры играем? - неуверенно поинтересовалась хозяйка.
- Серафим и семь разбойников, - ответил убийца.
- Что-то новенькое, - догадалась Эммануэль.
- Свежак.
- Ну, так как?
- О, это очень простая игра. Бери картинки - не лажанешься.
-Коварные у тебя картинки, - сразу же расчухала она.
- Твои картишки - не мои. Сама крапила.
- Да уж, что краплено, то краплено, - вздохнула Эммануэль.
- Играй, мать, хорош базарить, - попросил Серафим.
- Что я должна делать?
- Открывай карты.
- Пожалуйста. - Эммануэль раскрыла карты.
- Видишь, сколько дерьма? - Серафим кивнул на ее шестерки и семерки, а затем показал четыре туза и трех королей, которые были у него.
- Да уж, - покачала головой Эммануэль. - Твоя взяла, сынок.
- Еще партийку? - предложил убийца.
- Пожалуй, с меня хватит, - поняла Эммануэль. - Ты, часом, не в курсах, кто мне вторцевал евроремонт, Серафим?
- Почему же не в курсах? Я и вторцевал тебе евроремонт, мать.
- Да? - Она беспомощно похлопала ресницами.
- Да, - спокойно подтвердил он.
- А на хера?
Возникла пауза. Эммануэль сидела с открытым от изумления ртом и моргала. Серафим хихикал.
- Должен же я был как-то привлечь твое внимание, - наконец ответил убийца. - Ты ж вообще офигела, мать: пилястры, блин, консоли, шпалеры... Это мне надо бы у тебя спросить, на хера тебе столько шмутья? Чем ты круче новых русских? Думала, обложилась нехилым дерьмищем, - можно нос утюгом? Обломись, мать. Внутри ты осталась такой же черной, как снаружи. Даже гнилее Лысого.
- А че ты на меня наезжаешь? - Эммануэль с тревогой покосилась в сторону Антуана.
- Ты полагаешь, он ребенок? - Серафим издал издевательский смешок.
- А то нет?
- Не морочь себе голову.
- Ребенок он или нет, - чопорно заявила Эммануэль, - я не считаю, что Антуан обязан врубаться во всякую туфту.
- Боюсь, он не хуже нас с тобой врубается в то, что ты из себя представляешь.
- Ну, и что я из себя представляю? - Она неестественно заулыбалась.
- Под твоей черной личиной скрыто тухлое мясо, - без шуток заявил Серафим.
- Базар-то фильтруй, сынок, фильтруй, че бакланишь! - засуетилась Эммануэль. Однако по тому, как ее черный шнобель наливался стыдливой краской, можно было догадаться, насколько убийца угодил в цель.
- Это правда, Эммануэль? - разочарованно спросил Антуан.
- Форменная туфта, - отреклась она. - А ты ступай, голубчик, канай, Антуан, не фиг тебе здесь тусоваться, раз такой гниляк пошел.
Мальчишка обиженно удалился.
- Ты не прав, Серафим, - прошипела Эммануэль. - Внутри я не такая.
- Так докажи это, болт те в рот! - с пафосом призвал убийца. - Докажи Лысому, что внутри ты не такая тухлятина, как он!
- На понт берешь? - прищурилась Эммануэль.
- Докажи, мать твою, что ты на что-то еще способна! - не отступал Серафим. - Что еще можешь! Ведь до чего опустилась, коза: стоило мне на минуту вымести отсюда эту древнюю хренатень: пилястры, консоли, тряпки, - у тебя уж подпорки трясутся. Прокисшая баба! Корзина!!!
- Фильтруй, сынок, фильтруй базар, - незло и как-то задумчиво проговорила хозяйка.
- Я тебя спрашиваю: ты уважаешь себя или не уважаешь?
- Я себя очень даже не хило уважаю, дорогуша.
- Значит, давай, вперед! Покажи, как ты умеешь переворачивать вверх тормашками землю! Творить, взрывать и снова творить и взрывать! Казнить и миловать! Нагонять ужас и смерть! Эммануэль ты, блин, или не Эммануэль?!