Немец рассказал своему гостю, что у жителей России два разных лица. Вырвавшись из своего государства, они становятся веселыми и беспечными, как школьники, которых отпусти на каникулы раньше положенного срока. И наоборот, возвращаясь домой, многие из них становятся мрачными, «разговор резок и отрывист, во всем видна озабоченность и тревога».
Украина XXI века отнюдь не Россия XIX столетия, однако, если бы Астольф де Кюстин торчал на нейтральной полосе вместе с нами, то смог бы лишний раз убедиться в том, что немец говорил дело.
Хотя мы еще не прошли польскую границу и не оказались на территории Европейского союза, пассажиров словно подменили. В воздухе витали осторожное веселье, тотальная вежливость и возвышенная любовь к ближнему. Даже те, пассажиры которые раньше не могли говорить без русского мата, стали похожи на образцы нравственности и совершенно перестали сплевывать себе под ноги. За девушкой, которую мы уговорили поменяться местом с Дэном, ухаживали сразу два отставных полковника. Обладатели немецких паспортов — в основном, бывшие граждане СССР — сбились в кучу и напоминали императорских пингвинов, которые не желают иметь ничего общего с прочими жителями Антарктиды.
Я, Дэн, Леша, Дима и Виталик отошли в сторону и выпустили в небо облако средних размеров.
— И что — так каждый раз? — в вопросе Димы чувствовалось смятение. — С каждого автобуса?
— Ты о чем? — спросил Дэн.
— О деньгах. Пять евро с носа. Тут же куча автобусов проходит каждый день. Выходит, им зарплата не нужна.
— Нет, ты все не так понял, — Леше явно хотелось развлечься. — Таможня ведь не все себе берет. Начальству отстегивать надо, с погранцами поделиться, с внутренней безопасностью. Да мало ли людей хороших. Плюс у них расходы большие — дома денег требует, семья, дети, машина нужна с полным приводом… Да и вообще, таможенник без понтов — беспонтовый таможенник.
— Да ты не волнуйся так, — Дэн дружески хлопнул Диму по спине с такой силой, что тот начал икать. — В Европе та же хрень — он махнул рукой на маячившую впереди надпись Rzeczpospolita Polska. — Когда из Германии в Киев ехал, в нашем автобусе тоже по пять евро собирали, только для поляков. Я сначала не хотел сдавать, но мне сказали, что если соберем мало, они всех обыскивать будут, а если денег им дать, таможню пройдем быстро. Ну, я и сдал. Поляки никого не обыскивали, но на границе мы торчали почти два часа, хотя приехали ночью, и перед нами никого не было.
— А почему так долго? — Двести евро, собранные с пассажиров одного автобуса выброшенные на ветер, явно не укладывались в Диминой голове.
— Не знаю. Те, кто часто ездят, говорили, что нам просто не повезло — у них как раз пересменка шла, вот мы и ждали..
В стране гномов
На польской границе все шло так же долго, как на украинской — по моим прикидкам, польские пограничники тратили на проверку 50 паспортов, собранных в одном автобусе, не меньше часа. За это время я успел выслушать все известные Дэну анекдоты о поляках и сменить SIM-карту украинского оператора на Travel SIM. Номер знали только два человека — жена и представитель Приглашающей Стороны. Таким образом, в моем телефоне был ключ к новой, более спокойной и одновременно более суетливой жизни. В течение недели, которую мне предстоит провести в бегах и с полной выкладкой журналиста на горбу, мне не будут звонить бесконечные пиар-менеджеры, курьеры, коллеги и знакомые знакомых, которые хотят подобрать себе новый смартфон, но при этом понятия не имеют, что им нужно. Родина попрощалась со мной SMS-кой от розничной сети Foxtrot — несколько лет назад я неосторожно купил там холодильник и, в ожидании оформления заказа, заполнил какую-то дурацкую анкету. С тех пор их предложения о 50-процентной скидке на каждый третий товар в чеке постоянно напоминали мне о том, что сделанная однажды глупость чревата многими последствиями.
В конце концов, нам раздали паспорта со свежими польскими штампами на немецких визах, и автобус, как птица, вылетел за пограничный шлагбаум. Ехали недолго — минут через двадцать автобус притормозил возле какой-то автозаправки недалеко от Ярослава.
— Стоим полчаса, — объявил водитель. — Освежитесь, погуляйте, следующая остановка будет уже в Германии.
Мы вылезли из автобуса и оказались на большом асфальтовом плацу, который одинаково хорошо годился для автобусных маневров и церемониального марша взвода украинских туристов, счастливо преодолевших препятствия паспортного контроля на пути к немецкой мечте. С одной стороны плаца стояла автозаправка, с другой — тянулись низкорослые здания небольших магазинчиков с платным туалетом, игрушками, сувенирами, батарейками, закусочными и прочими дорожными радостями. Рядом с магазинчиками расположились статуи гномов, в синих или зеленых рубашках и красных колпаках. Гномы стояли, лежали и сидели в креслах. Они мечтали о тех временах, когда их вытащат из приграничной глуши и поставят во дворе большого дома с маленьким садиком, в котором будут жить веселые дети, папа, мама, бабушка, дедушка и большая собака; в доме, где радостей больше, чем печалей, где на Дни рождения собирается вся семья, а книги сказок не покрываются пылью лишь потому, что ребенку купили iPad. Однако то ли таких домов в Польше осталось не слишком много, то ли в индустрии сказочных игрушек наметился кризис перепроизводства, но ждать гномам приходилось долго. Слишком большие для городских квартир среднего класса, гномы стояли возле каждого крохотного торгового центра на польском участке трассы Восток — Запад, молча ждали, когда за ними придут, и смотрели, как под дождями медленно облазит краска на их товарищах...
Вольный ветер Европы, свободной от милиции, таможенников и пограничников, оказывал магическое воздействие даже на пенсионеров. Люди смеялись громче обычного, громко рассказывали незнакомым попутчикам о ганноверском карнавале и вальяжно бросали билетерше платного туалета два евро вместо двух злотых — сдачи не надо! Впрочем, сдачи у нее все равно не было. Кто-то побежал в магазинчик на автозаправке, принес несколько бутылок пива и угостил всех, кто находился рядом. Хозяйка спасенного от таможенников ожерелья показывала его соседкам. Виталика поразил туристический вирус — он бродил между автозаправкой и придорожным сортиром с видом человека, который осматривает Колизей, и старательно фотографировал закрытые на ночь магазинчики скромной цифровой фотокамерой. Даже прагматичного Дэна накрыла волна всеобщего счастья: он сидел на лавочке возле той самой девушкой, которую мы уговорили поменяться с ним местами, и что-то рассказывал ей, жестикулируя, как итальянский футбольный комментатор.
В дальнем конце освещенного несколькими фонарями плаца стоял Леша. Заметив меня, он помахал рукой. Я подошел к нему.
— Будешь? — Лешин голос неожиданно изменился и теперь напоминал шепот контрабандиста.
С этими словами он протянул мне измятый, но еще вполне пригодный к употреблению косяк.
В русском языке, на котором говорят жители постсоветских стран, слово «будешь», произнесенное с вопросительной интонацией, означает высшую форму симпатии к малознакомому человеку и одновременно указывает на предложение расширить сознание при помощи спиртных напитков, легких наркотиков или яблок из собственного сада. С употреблением этого слова нужно быть осторожным — иногда после него приходится доставать деньги. Однажды в поезде «Киев — Санкт-Петербург» слово «будешь?» стало предложением немного выпить с работягами из Киевской области, которые ехали со мной в одном плацкартном вагоне. Поезд стоял на минском вокзале, читать и смотреть в окно мне надоело, и я согласился. Выпить мы не успели: в вагон зашел белорусский омоновец, оглядел наше застолье и быстро оштрафовал всех участников за распитие спиртных напитков в общественном транспорте.
— Если бы нас прогнали через рамку, тебя могли бы, как минимум, депортировать — сказал я.
— Знаю, но я ж не специально. — Леша смотрел на меня глазами ребенка, который сожалеет о том, что его застукали при попытке стащить из холодильника шоколадку. — Приехал троюродный брат из Чернигова, привез коробок травы. Мы почти все выкурили, только этот ништяк и остался. Я его сунул в задний карман и забыл. А сейчас начал зажигалку искать и нашел. Выбрасывать жалко...