Малышка рассчитывала, что этот день не заставит себя долго ждать, потому что у нее была еще одна причина для свидания с Эйми. Размышляя об этом, она отправилась на кухню, с коротким смущенным хохотком подхватила Валтасара, который крутился вокруг ее ног, и спрятала вспыхнувшее лицо в его шерсти. В понедельник днем, забросив тетю Флоренс к родителям, она поспешила в Ислингтон, чтобы добраться до магазинов и библиотеки до их закрытия, и набрала столько продуктов и книг, будто собралась выдержать осаду или долгую болезнь. В библиотеке она прямиком направилась к справочникам и стала искать в писательском справочнике заметку о Гермионе, чувствуя неловкость, ибо действовала украдкой; но еще большую неловкость она почувствовала, когда обнаружила в конце длинного списка книг брайтонский адрес Гермионы. Отчего-то стыдясь, даже ощущая себя виноватой, Малышка, переписывая адрес, вся пылала, хотя никто не мог ее видеть, кроме двух стариков, мирно дремавших над своими газетами.

— Жизнь полна совпадений, правда, котик? — прошептала она, обращаясь к Валтасару, который недовольно заерзал у нее на руках. Он часто являлся по утрам к ней в постель, прижимался и мурлыкал, однако терпеть не мог, когда инициативу проявляла она. — Очень по-мужски, — проговорила Малышка, отпуская его. — А ведь ты не мужчина, — с недоброй усмешкой добавила она.

Ей пришло в голову, что не такое уж это чудесное совпадение. В конце концов, в Брайтоне живет много народа. Главное, она поедет туда не ради встречи с Гермионой. Но если все равно надо ехать в Брайтон, чтобы повидаться с приемной дочерью, то можно сделать крюк и посмотреть, где живет старуха. И зайти можно. Не стоит быть такой уж непреклонной. Можно позвонить в дверь. Не обязательно представляться. Почему бы не сделать вид, будто она журналистка и хочет взять у Гермионы Лэш интервью для статьи об авторах дамских романов? Вряд ли это честно. Кстати, для какого журнала? Гермиона наверняка спросит. Нет, не получится. Слишком сложно.

— Перестань об этом думать, идиотка! — нервно оборвала себя Малышка.

Зазвонил телефон. Малышка постояла минуту, недоверчиво прислушиваясь, потом опрометью бросилась вон из квартиры. Однако звонки стихли, прежде чем она успела взять трубку. Малышка сердито смотрела на телефон, и он, словно устыдившись, зазвонил снова. Тогда она, не раздумывая, схватила трубку.

— Алло! — крикнула она, дрожа всем телом.

— Малышка? — послышался голос мафочки. — Извини, дорогая. Это я только что звонила, но подумала, что неправильно набрала номер. Тебе пришлось бежать. Ты запыхалась.

— Мне показалось, что звонят у соседей. Не всегда сразу разберешь. — Малышка надеялась, что мафочка не услышит, как она разочарована. — Дорогая, как ты? Как Флоренс? Извини, что не могла заскочить к тебе, но я была ужасно занята. Чем занята? Скопилось много писем. Я постараюсь приехать в воскресенье.

— Нас не будет, дорогая, — словно извиняясь, проговорила мафочка. — Мы вернемся поздно вечером. Папуля решил на выходные увезти Флоренс из Лондона, чтобы дать нам всем немного отдыха. Мы едем на Котсулдские холмы. Не хочешь присоединиться к нам? Мне нетрудно позвонить в отель и узнать, есть ли у них свободная комната.

— Нет, мафочка, спасибо. Я же сказала, мне надо написать кучу писем. И потом, не хочется опять просить соседку, чтобы она приглядела за котом. Слишком мало времени прошло.

— Ну ладно. Я рада, что ты смогла привезти к нам Флоренс. Она не признается, но нога у нее болит. На самом деле я как раз из-за этого и звоню тебе. Она сейчас в ванной, так что не может меня услышать. Дело в том, что мы получили телеграмму от тети Блодвен, что она прилетит во вторник, а не в пятницу, и это очень неудобно для папули, потому что он уже перенес прием с пятницы на вторник. Сама знаешь, как он из-за моего дурацкого сердца не любит, когда я сажусь за руль, вот я и подумала: может быть, ты отвезешь тетю Флоренс в аэропорт? Мы бы с радостью заплатили за такси, но тетя Флоренс наверняка откажется. В общем, ты понимаешь.

— Когда я не смогу влезть в автобус, то отправлюсь в дом престарелых, чтобы не быть ни для кого обузой, — произнесла Малышка, подражая тете Флоренс. — Я все сделаю, дорогая.

— Ну и слава Богу. Ты сняла камень с моей души.

— Устала, мафочка?

— Немножко. — Малышка услыхала короткий, резкий и несколько истеричный смешок. — Флоренс сказала тебе о новой двуспальной кровати, которую в прошлом месяце купила для Блодвен и Гарри?

— Нет. Неужели? Бедняжка Флоренс!

— Вот так. Боюсь, она никак не может забыть об этом. Конечно же, я понимаю — она ужасно расстроена оттого, что не знала о смерти Гарри, вот и зациклилась на кровати, чтобы не говорить о его смерти, но мы только об этом и говорим с тех пор, как она приехала. Она боится, что покажется смешной в глазах Блодвен, которая сразу поймет, что кровать новая, с новым покрывалом, с новыми простынями и с новым матрасом без единого пятнышка! Она собирается сказать Блодвен, что купила кровать для папули и для меня, когда мы гостили у нее на прошлую Пасху, и уже просила папулю не выдавать ее, если Блодвен не поверит. Мне, собственно, все равно, а папуля воспринимает это очень серьезно. Как будто Блодвен и впрямь сразу помчится в гостевую комнату и станет смеяться, едва увидит новую кровать!

— Она может, разве нет? Насколько мне помнится, ни папуля, ни Флоренс никогда не заблуждались насчет характера своей дорогой сестрицы. Все дело в том, что Флоренс боится ее насмешек. Папуля лишь старается ее успокоить и избежать скандалов.

— Не понимаю, почему ничего нельзя сказать прямо, — жалобно проговорила мафочка. — Ох уж эти Мадды! Должна признаться, дорогая, хоть это и нехорошо по отношению к папуле, но в последние несколько дней я пару раз чуть не сорвалась. Насколько все было бы проще, если бы тетя Флоренс не скрывала, что страдает из-за глупой молчанки по поводу смерти Гарри! Наверно, это было для нее ужасным ударом. Ведь в ее памяти он остался молодым человеком, которого она любила и которого у нее украли. Если бы она могла поплакать и все забыть! Так нет, она все время сердится и ругает «дурацкую» новую кровать, из-за которой будет выглядеть смешной. Да еще вся эта ложь! Не были мы у нее на прошлую Пасху! Мы с папулей на две недели уезжали на Мадейру. Бланш и Сэму об этом известно. Мы посылали им открытку оттуда. И папуля привез массу фотографий тамошних садовых цветов. Помнишь?

— Помню, помню. Придется вам предупредить Бланш и Сэма и ни в коем случае не показывать фотографии тете Блодвен. Впрочем, если папуле уж очень захочется похвастать ими, а так оно наверняка и будет, ведь они в самом деле хороши и он законно гордится ими, то не говорите, когда они сделаны. — Малышка хихикнула. — Да нет, я понимаю, как все сложно. Все время ходи и оглядывайся.

Малышка хотела повеселить мафочку, но та лишь тяжело вздохнула.

— Иногда мне кажется, это какая-то семейная болезнь, все время тайны и интриги. Наследственная болезнь, против которой они все оказались бессильны. Нехорошо так говорить, но на этой неделе были мгновения, когда я думала о том, какой стала бы Грейс, если бы успела повзрослеть!

Мафочка печально рассмеялась, а Малышка подумала, что такие печальные шутки не в характере ее приемной матери, значит, она действительно на грани срыва. Ее уже измучила Флоренс, а впереди еще Блодвен, и она будет вместе с ними в маленькой квартирке. Поневоле впутается в их сложные отношения с былыми Любовями и новыми кроватями. Бедная мафочка, ох, бедная мафочка — милая, открытая, прямая! У Малышки стало тяжело на сердце.

— Я знаю, как трудно с Маддами, — весело и ласково проговорила она, — но ты не должна позволять им мучить себя. И, пожалуйста, не думай о том, какой стала бы Грейс. В конце концов, ей повезло, ведь у нее была ты, разве не так? Девочки, как правило, похожи на своих матерей!

В воскресенье Малышка ехала в Брайтон (надев новый костюм от Уллы Уорд и туфли от «Феррогамо», купленные накануне, в субботу) и думала о том, что не самым тактичным образом обошлась со своей приемной матерью. Правда, мафочка как будто не обиделась.