Все эти невеселые мысли крутились в моей голове, когда я ехал к музею в компании двух пионеров техасской культуры — Фредди Апсона и Джо Эрпа. Сегодня был вторник, а все это началось пять дней назад из-за того, что богатая и никем не любимая девица влюбилась в молодого человека с помощью компьютера. Пока что я еще не пустил в ход мое секретное оружие, которое было помощнее пистолетов сорок пятого калибра, стилетов и прочих инструментов насилия, — восемьдесят пять тысяч долларов в чеках. Сейчас мне вдруг пришла в голову мысль попробовать ими воспользоваться. Но поскольку впереди за рулем сидел Билли, а толстяк с ним рядом, я решил не торопиться. Я был в руках у судьбы, и мне ничего не оставалось делать, как сидеть и бояться.

Об этом лишний раз напомнил Ковентри.

— Учти, Харви, что ты сейчас нежный цветок прерий и тебя легко загубить.

— Именно это я и чувствую, — согласился я.

— Я в том смысле, что, если ты попробуешь задать стрекача, а Фредди и Джо тебя не сцапают, девицы в наших руках.

— Постараюсь не забыть об этом, — пообещал я.

— С другой стороны, Харви, не забывай, что ты вестник будущего, так сказать. Мы в Техасе любим смотреть на вещи с разных сторон. Канули в вечность времена угодничества перед мафией. Босс мафии на дне реки Гудзон. Мы возвращаемся к исконным американским ценностям. Ты понимаешь, о чем я?

— Да, сэр, вполне.

Толстяк заворочался на сиденье и уставился на меня. Мы уже подъезжали к музею — машина свернула с 83-й улицы на подъездную аллею. Секунду-другую он задумчиво созерцал мою физиономию, затем сказал:

— У тебя что-то бледный вид, Харви. Ты не в форме. И руки у тебя дрожат. Это нехорошо.

Я схватил правой рукой левую и объяснил, что у меня всегда слегка дрожат руки, когда я нервничаю.

— Держись, Харви, сейчас надо быть в форме.

— Хорошо, сэр.

— Запомни — вы входите в семь. Вам потребуется на все про все пятнадцать минут. В четверть восьмого мы вас ждем. Выходите из музея — и сразу в машину.

Коротко и ясно.

Мы вылезли из лимузина и пошли к музею. С одной стороны от меня был Эрп, с другой Апсон. Мы вошли в музей, изображая из себя туристов. Не знаю уж, насколько это нам удалось. Мы заглянули в египетский зал, но мои спутники отнеслись к древнему искусству весьма прохладно.

— Старье какое-то и плохо сохранилось, — заметил Джо Эрп.

— Я знал старика-мексиканца в Эль Пасо, он делал неплохие каменные надгробья, — припомнил Фредди Апсон.

Мы свернули налево, прошли через зал, где была собрана коллекция японского оружия. Оттуда мы попали в главный оружейный зал. Хотя ребята явно бывали в музее и раньше, этот зал они увидели впервые.

— Здорово, да? — сказал Джо Эрп.

Они завороженно смотрели на фигуры в латах на деревянных конях. Наконец, Эрп спросил меня:

— А что они делают?

— Хотят проткнуть друг друга большими прутьями, — пояснил я.

— Осел, это же рыцари короля Артура, — разъярился Фредди Апсон, после чего мы направились в американскую галерею. Мы задержались перед витринами, в которых были выставлены на обозрение длинные кремневые ружья, затем пошли по залам. Охранник, встретившийся нам, оглядел нас без малейшего интереса, и я подумал, что если бы я управлял музеем, то первым делом уволил бы этого недотепу. Тот, кто встретил в музее бандитского вида верзил-техасцев, а между ними бледного детектива из страховой компании, и не насторожился не имеет права дальше работать в службе безопасности.

Мы прошли один зал, где была кровать, потом второй. Мы поднялись по лестнице этажом выше и снова увидели зал с кроватями.

— Какая кровать вам нравится больше? — спросил я.

— Ты уж сам выбирай, Харви.

В чем этим бандитам не откажешь, так это в вежливости. Я выбрал зал, где не было ни посетителей, ни охраны, и ткнул пальцем в кровать.

— Ладно, — сказал Эрп, — Годится.

Мы тут же залезли под нее. Я-то поместился там легко, но вот сапоги моих подельников высовывались наружу.

— Подтяните ноги, а то сапоги торчат, — сказал я ребятам.

— Правда? — Апсон и Джо подтянули колени так, что я оказался, как в тисках.

— Не очень-то здесь удобно, — посетовал я.

— Потерпи, это ненадолго.

— Нарушается кровообращение.

— Такие, как ты, Харви, могут жить без кровообращения.

Послышались шаги, и мы замолчали. Я увидел в щель между полом и кроватью, что по залу прошел охранник. Приближалось время закрытия, и посетителей становилось все меньше, чего никак нельзя было сказать об охране. Лежать под кроватью было неудобно и тесно. Техасцы были вроде и вымыты, и выбриты, но от них все же пахло стойлом, — может, оттого что они ходили в тех же сапогах, в каких и ездили на лошадях, а может, все это мне просто почудилось. Мне и раньше случалось попадать в необычные ситуации, но все это никак не могло сравниться с тем, что происходило сейчас: я лежал под кроватью восемнадцатого века в американской галерее музея «Метрополитен» с двумя ковбоями весьма ограниченных умственных способностей.

Ситуация была непростой, и я попытался отнестись к ней философски. Я даже попробовал завести разговор шепотом со своими партнерами в отчаянной надежде, что мой шепот услышат не только они, но и охранник, а также, и что вышеуказанный охранник откроет огонь по моим дружкам. Я заметил вслух, что ситуация сложилась нестандартная.

— Как бы крыша не обвалилась, — заметил Джо Эрп.

— Это в каком смысле?

— А в таком, что ты лучше говори потише, а то мы с Джо тебе сломаем ребро-другое, как бы мне от этого не стало тяжело на душе.

— У меня от этого на душе будет еще тяжелей, — уверил я его хриплым шепотом. — Но вообще-то, разве ваша главная специальность — красть произведения искусства?

— Наша специальность — банки, — сказал Джо Эрп, — но мы можем переключиться на что угодно, если надо, верно я говорю, Фредди?

— Верно, — подтвердил Фредди.

Оба повернулись ко мне и дышали прямо в лицо. Им не мешало бы почистить зубы. Ковбои часто рекламируют сигареты, но вот что-то зубную пасту — никогда.

— Ну ладно, — продолжал шептать я, — предположим, вы возьмете этого Рембрандта, а кому вы продадите картину?

— Неужели, по-твоему, Ковентри берет что-то просто так, не имея покупателя?

— Да я не знаю…

Снова шаги. Мы замолчали. Я вдыхал выдыхаемый техасцами воздух, испытывая тошноту. Шаги стихли.

— Кому же? — зашептал я опять.

— Что кому?

— Он хочет знать, кому?

— Ну и скажи ему, — буркнул Фредди.

— Сказать ему? — удивился Джо.

— А что такого? Какая разница.

Ребята были честными и прямыми. Они были готовы поделиться со мной страшной тайной, ибо знали, что я не уйду дальше выхода из музея. Значит, я выдерну пробки, они заберут картину, а потом прощай, Харви, а также все те, кто стоит у них на пути.

— Ну ладно, Харви, ты хороший парень, поэтому знай, что Ковентри хочет продать картину мистеру Элмеру Кантуэллу Брендону — тому самому Э. К. Брендону, который приехал сюда из Далласа и научил вас, янки, как зарабатывать доллары.

— Кто? — я чуть было не заговорил в полный голос.

— Э. К. Брендон.

— Тот самый, чью дочь вы захватили?

— Так точно.

— Но его дочь… какого же вы сваляли дурака!

— Ничего подобного. Мистер Ковентри дурака не сваляет. Никогда и ни за что.

— Но если Брендон узнает, что его дочь похитили вы?

— Он не узнает, Харви.

— Ты хочешь сказать…

— Ты слишком разговорился, — прошептал Фредди напарнику. — У тебя больно длинный язык.

— Харви наш человек, — прошептал Джо Эрп. — И, как и все мы, он знает, что девочка застрахована. Он же работает в страховой компании.

— Ты хочешь сказать, Брендон с вами заодно? Он знает, что вы похитили…

— Да нет же, — прошептал Джо Эрп, жарко дыша мне в щеку. — Ничего он не знает, но разве он откажется получить страховочку, если выяснится, что его любимая дочь сыграла в ящик?

— Она же застрахована, Харви, — напомнил Фредди Апсон. — Застрахована по самые уши.