Малыш Билли только ухмыльнулся.

— Поэтому, если кого ему и придется убрать, так это меня. И если вы думаете, что я хоть минуту радовалась тому, что у меня богатый отец, мистер…

— Крим, — подсказал я, — но можете звать меня Харви.

— Ах, ах, зовите меня Харви, — передразнила меня Люсиль.

— Господи, что вы так волнуетесь, мисси, — сказал толстяк. — Билли уже выполнил обязательства по восемнадцати контрактам. Как говорится, все равно, за что висеть на виселице — что за овцу, что за корову. Ты со мной не согласен, сынок? — спросил он Билли.

Билли снова ухмыльнулся. Он изучал обивку кресла, ковыряя ее ногтем.

— Знаете что, мистер Ковентри, — вдруг сказал он. — А мне нравится это кресло. Нельзя ли его отправить ко мне в Техас?

— Почему нельзя, Билли, можно.

Толстяк улыбнулся, а за ним и остальные. Они явно любили своего талантливого юнца.

— Знаете, чего бы мне еще хотелось, мистер Ковентри? — спросил тот.

— Ну чего, Билли?

— Еще мне хотелось бы разложить на диване эту длинноногую рыжую стерву и как следует ее оттрахать.

— И это, наверное, можно устроить.

— Только через мой труп, — сказала Синтия.

— Поживем, увидим. Я уже говорил, что у меня нет намерения ликвидировать кого-то из вас, а ты начинаешь дерзить. Я не люблю дерзких девчонок. Советую обратить внимание на слова Билли. Он парень уважительный…

— Послушайте, мистер Ковентри, — принял я к сведению намек. — Не могу выразить, какое облегчение доставляет мне ваше философское отношение к происходящему. Мистер Ковентри, поскольку вы знаете обо мне все, нет смысла финтить. У меня единственная цель — доставить Синтию Брендон домой — целой и невредимой.

— Я так и думал, Харви. Девица крепко застрахована, да?

— Застрахована, — согласился я. — Но вы же знаете, что такое страховые компании, если только найдут какую-то зацепку.

— Ну, конечно, Харви. Кстати, у меня у самого есть маленькая страховая компания в Далласе. Но, Харви, ты уж говори дело, дружок. Не хочешь ли ты сказать, что я так просто возьму и выпущу вас троих.

— Именно это я и имел в виду.

— Харви!

— Ну, конечно, мы могли бы дать вам слово…

— Харви!!

— Что же вы хотите с нами сделать?

Некоторое время толстяк пребывал в размышлениях, потом сказал:

— Начнем сначала, Харви. Как говорится, рука руку моет. У тебя свои интересы, у меня свои. Помоги мне, и я помогу тебе. Ты хочешь заполучить Синтию. Ну а я хочу кое-что взамен.

— Если у вас есть деловое предложение, я готов его выслушать.

Обе женщины уставились на меня. Мне стало интересно, что они подумали, но догадок у меня не было. Люсиль посмотрела на меня, потом на Ковентри, потом опять на меня, затем обвела взглядом комнату, украшенную техасскими бандитами. Синтия смотрела только на меня. Я поглядел на Ковентри, а затем на малыша Билли, который свернулся клубочком в кресле, словно большая кошка. Кобура с пистолетом выпирала из-под его пиджака.

— Имей в виду, Харви, — сказал Ковентри, — что я не могу отпустить вас просто так, когда у меня в ящике для грязного белья валяется Валенто Корсика.

Я пожал плечами, а Синтия крикнула:

— Никакой он не Валенто Корсика!

— Значит, я должен выбросить труп в реку, потом найти на этот отель покупателя, завершить свои дела в Нью-Йорке и убраться восвояси. Но это же жуткие хлопоты. А все из-за вас, Харви. Поэтому самое разумное, что мне остается сделать, — это убить вас троих и отправить в воду вслед за графом.

— Но у вас кажется есть и другое предложение?

— Сущая правда, Харви. Я готов к честной сделке. По-настоящему, мне следовало бы перекинуть вас троих в Техас и устроить вам отдых на ранчо на недельку-другую, пока здесь улягутся все страсти… Но вы, городские жители, никогда не можете выкроить время для такого полезного отдыха.

— Что же вы хотите?

— Не денег, Харви. Что такое для меня просить выкуп за эту молодую особу, — так, пустяки. Да и вообще киднеппинг — занятие для сопляков. Мне нужен настоящий товар, и, я надеюсь, ты, дружок, выведешь меня на него.

— Серьезно?

— Ну да. Никогда не слышал о такой штуке «Аристотель созерцает бюст Гомера»?

— Что, что?

Четверо бандитов радостно оскалились.

— Да, да, Харви. «Аристотель созерцает бюст Гомера».

— Он имеет в виду картину, Харви, — холодно пояснила Люсиль. Но я уже и так понял, к чему клонит толстяк и слушал его внимательно.

— Картина висит в Метрополитен-музее, — продолжала Люсиль. — За нее заплатили два миллиона долларов.

— Истинная правда, — подтвердил толстяк. — У тебя очень даже сообразительная подружка. Она, картина то бишь, именно там и находится. Я слышал, что ваша компания имеет дело с этой организацией.

— Бросьте, мистер Ковентри, — сказал я. — В мире не существует такой компании, у которой хватило бы средств застраховать этот музей. Кое-что страхуем мы, а что-то с десяток других компаний. Мы заключаем договор, потом он истекает, потом снова заключаем, потому не придумали еще счетную машинку, которая сумела бы сосчитать доллары и центы за все эти штучки в здании на Пятой авеню.

— Я это знаю, Харви, — улыбнулся толстяк. — Но для меня важно не то, на сколько они у вас застрахованы, а что вы — и ты, Харви, имеете доступ туда и знаете, как у них работает служба безопасности. Мне не нужен весь музей. Мне хватит одной старой картинки, потому как в Техасе появился клиент — он готов выложить пять миллионов, если я достану се ему. Ну а пять миллионов долларов да без налогов, Харви, — это тебе не баран чихнул. Никак нет, сэр!

Глава XI

Если и существует нечто, объединяющее всех толстых людей планеты, это их понимание того, что человеку нужно питаться. Ковентри не поскупился на ленч для нас троих. Шампанское, четыре вида сандвичей, салат, сыр, свежие фрукты, красное вино для желающих, кофе, печенье, пирожные и еще бутылка бренди. Все это вкатил на столике в гостиную малыш Билли. Когда я предложил ему угоститься, он только покачал головой.

— Я не ем с гостями. Я всего-навсего помощник.

Честный и скромный юноша! Они нас оставили одних. Но когда я подошел к задней двери, там стоял Ринго и ковырял во рту зубочисткой. Я высунул голову из парадного входа и увидел Билли, практиковавшегося в умении быстро вынимать пистолет из кобуры.

— С этими пистолетами одна морока, — пожаловался он мне. — Да еще глушитель! А вы какое оружие предпочитаете, мистер Крим?

— «Риглиз»[6], — сказал я, захлопнул дверь и попытался проверить, не работает ли телефон. Он, разумеется, не работал.

Люсиль налила себе шампанского и уговаривала Синтию съесть сандвич.

— Неужели ты думаешь, я буду есть сандвичи, когда бедный Гамбион валяется в ящике. Что, по-твоему, у меня совсем нет сердца? Ты еще хуже моей матери!

— Гамбион больше не в ящике, — информировал я Синтию. — Они завернули его в простыню и спустили в шахту для грязного белья. Сейчас он, наверное, уже на дне речном.

— Как вы можете говорить такое!

— Я только пытаюсь улучшить ваш аппетит, Синтия. Лично я помираю от голода, — Я взял сандвич и съел его в два приема. Осушил бокал шампанского и закусил еще одним сандвичем. Сандвичи были вкусные, но маленькие.

— Откуда тебе это известно? — удивилась Люсиль.

— Что именно?

— Насчет Корсики?

— Он никакой не Корсика, — воскликнула Синтия. — Ну почему вы меня не слушаете?

— Это мне сказал Ковентри, — ответил я Люсиль, а затем спросил Синтию: — Откуда вам известно, что он не Корсика?

— Бедняжка не выдержал и все мне рассказал. Он младший сын нищего графа. У него сдали нервы, и мы так и не поженились. Но он проделал все, что от него требовали. Он был вполне симпатичный, хотя и любил не девочек, а мальчиков, но это вина не его, а его мамаши! Ему дали денег, чтобы он прошел через компьютерный тест, — им надо было сбить со следа иммиграционные службы и полицию. Мне он даже нравился, бедняжка, и вдруг на тебе!