— Почему я должен подвергать моих людей опасности? Ваш отец очень добр и умен, но я не могу вести свой народ в бой, который их не касается.

Я на момент задумался, что бы такое ответить. Он был прав, разумеется: с какой стати подвергать опасности своих людей. Надо ответить хитро, но так, чтобы ответ не выглядел оправданием или грубостью.

— Милостивый Король, салемские ведьмы намереваются открыть ворота в Преисподнюю… они пытаются призвать дьявола. Если у них получится, зло распространится за пределы колонии и на ваши земли тоже. Вашим людям придется сражаться с адскими тварями. Ведьм не удержит река, что разграничивает наши земли и ваше племя.

— Христианские боги нас не пугают: у нас есть собственные духи-защитники, — отозвался Король Филипп.

— Я уважаю их, — подхватил я. — Так же, как и мой отец. Но зло, которое обрушится на эти земли, будет не по зубам даже самым сильным вашим защитникам. Я понимаю, что такое предосторожность, мой отец часто говорит о ней. Но сейчас не время для раздумий — надо действовать. Я прошу вас дать нам людей.

— Я не должен присутствовать?

— Мы были бы чрезвычайно рады, потому что вы — могущественный воин, однако отец даже думать не стал о том, чтобы подвергать опасности вашу жизнь. Вы должны править великим народом.

Король Филипп немного подумал:

— Я всегда ценю учтивые речи колониста, однако вынужден отказать в вашей просьбе. Мое племя и его безопасность превыше всего, и я не могу пойти на такой риск.

Я вежливо кивнул. А что еще оставалось делать? Калеб хотел было возразить, но я взглядом приказал ему молчать. Мы поклонились, приняли в дар от жены Филиппы кожаный бурдюк с водой и отправились обратно. Когда мы отошли настолько, чтобы нас не было слышно, Калеб расплакался.

— Прекрати, — сказал я. — Мы найдем способ победить ведьм. Но только если ты не будешь распускать нюни.

Калеб вытер слезы, и мы погнали лошадь к реке. Но тут сзади послышался стук копыт: то Король Филипп позволил своим людям помочь нам, и они прибыли в полном боевом убранстве. Сердца наши преисполнились надеждой, и мы поблагодарили воинов. А потом они последовали за нами.

Чтобы добраться до деревни, а оттуда до владений Констанс, потребовалось больше часа скачки во весь опор. Мы все спешились и дальше лошадей вели. Хорошо обученные индейские кони держали себя очень тихо. Отец заметил нас и вышел навстречу. Он поприветствовал военачальника — брата Короля Филиппа — и при помощи жестов (тот не говорил по-английски) они разработали план: индейцы окружат ведьм, а мы с Калебом освободим мать. Индейцы тихо разошлись по местам. Когда я снова взобрался на вершину холма, мне открылось чудовищное зрелище: ведьмы ввели мою мать в кольцо огня и стали вокруг, громко читая заклинания. Констанс начала призывать Принцев Ада, и первым был Велиал. Увидев, что ситуация катастрофическая, отец подал сигнал к атаке.

Индейцы выскочили из-за деревьев, оранжевое пламя освещало их смуглые раскрашенные тела так, что они казались чем-то потусторонним. Они накинулись на ведьм, орудуя копьями и дубинками. Полетели пули. Воспользовавшись суматохой, мы с Калебом сбежали с холма и, спотыкаясь, бросились к костру. Воскрешенным ведьмам, кажется, вполне достаточно было выстрелить в голову или проткнуть сердце. Однако с Прюденс и Констанс справиться было не так просто. Едва мы достигли подножия холма, Прюденс набросилась на нас сбоку. Калеб хотел стрелять, но она выхватила его ружье, и оно звонко стукнулось о камни в кольце огня. Калеба она схватила за шею и откинула с такой силой, что, упав, он оставил след на земле. Тогда я выхватил из костра тлеющее поленце и замахнулся на Прюденс сзади. Но она уклонилась и, невредимая, встала ко мне лицом и схватила за горло. Задыхаясь и кашляя, я сообразил, что враг мой, должно быть, ослаб, раз использует физическую силу, а не заклинания. Кажется, большая часть ее энергии ушла на ритуал, который все еще продолжался в нескольких метрах от схватки.

Краем глаза я видел, как мама бьется в могучей хватке Констанс, удерживающей ее над большой медной чашей. Отблески костра играли на лезвии большого ножа, который ведьма сжимала в свободной руке. Но едва они занесла нож для удара, как отец напал на нее со спины. Констанс отпустила мать, и та упала чуть ли е в костер — откатилась, однако подняться не могла, потому что ее руки и ноги были связаны. Я сражался отчаянно, желая предостеречь мать от надвигающейся опасности, однако Прюденс была слишком сильна, и я в ужасе увидел, как старуха хватает мать за шею сзади. Она казалась крепче прочих воскрешенных, легко закинула свою жертву на плечо и снова склонила над чашей. Извернувшись, я сумел на мгновение освободиться и хрипло закричать, но Прюденс, опомнившись, так ударила меня в висок, что потемнело в глазах, и снова поймала. Отец, все еще пытаясь вырваться из хватки Констанс, бросился было к ней, но поздно: старуха занесла нож и принялась читать из лежащего рядом «Некрономикона». Я боролся с Прюденс отчаянно, но она только крепче держала меня. Калеб, окруженный тремя ведьмами, выстрелить не мог. Еще одна ведьма налетела на него и едва не сбила с ног, но Калеб сумел устоять, опершись на камень. Не переставая начитывать, ведьма перерезала горло моей несчастной матери, и кровь ее хлынула в чашу. В тот же момент по роще разнесся глухой гул. Стряхнув с себя Констанс, отец опустился на колени около матери. Ее голова склонилась набок, и жизнь покинула ее доброе сердце. Отобрав у ведьмы «Некрономикон», отец выстрелил ей меж глаз. Констанс отвлек индейский воин, поэтому отец, прихватив книгу, скрылся в темноте. В «Некрономиконе» были могущественные заклинания, но там же содержались и другие, способные обратить их вспять.

Внезапно камни в центре огненного кольца начали проваливаться, будто внизу открылась глубокая дыра. Гул все усиливался, а земля под нашими ногами потеплела. Разверзшаяся дыра излучала жар, с каким не мог сравниться зной даже самого горячего июньского дня. Костер почти потух: казалось, исходящий снизу жар горячее огня. Я пытался откатиться, но Прюденс накрепко прижала меня к земле. Индейцы Короля Филиппа, эти смельчаки замерли, уставившись на дыру. В направлении огненной ямы было больно даже смотреть, но никто не был в силах оторвать взгляда от медленно поднимающейся из-под земли фигуры. Констанс оттолкнула своего противника и закричала:

— Велиал, я призываю тебя! Я подняла тебя, я твоя Королева, я привязываю тебя к этой земле!

Она повторяла эти слова снова и снова, все громче и громче, а рогатое существо тем временем принимало человеческие очертания.

Констанс поймала за руку одного из молодых рабочих, подтянула поближе и, схватив нож, снова начала читать заклинание, намереваясь, очевидно, вызвать второго Принца, имя которому было Левиафан. Но тут из темноты появился отец, держа в одной руке «Некрономикон», а в другой — собственный нож.

— Злое нечистое создание! — крикнул он Констанс. — Ты не обрушишь на землю Ад! — и он начал читать из книги: — О, бог света и бог тьмы, вас больше не зовут сюда. Укройте свою злобу в клетке, из которой вы явились, вы не нужны в тварном мире[95]. Я запретил vos of atrum pergo huic regnum. Vos es inconcessus ut ingredior inter lux lucis. Vos es inconcessus ut futurus in is terra. Vado tergum qua vos venit. Vado tergum ut vestri cage. Vos es non volo. Per vox of lux lucis quod filiolus of Olympus quod bonus verto tergum ut atrum.[96]

Договорив, отец полоснул себя ножом по горлу и упал, кровь его смешалась в чаше с кровью матери.

Из центра огненного кольца донесся нечеловеческий вопль. Со всех сторон ударили порывы холодного ветра, задули огонь, и фигура снова скрылась в адском пламени у ее ног. Земля закрылась, камни возвратились на место, заточив Принца Ада в его огненном царствии. Едва тварь исчезла, воскрешенные ведьмы начали явственно терять энергию, и убить их стало намного легче. Так Калеб, освободившись, обезглавил множество этих старых мешков с костями. Я вырвался из ослабевших рук Прюденс и развернулся, приготовившись сойтись с Констанс, но обе они бросились в рощу, и двое индейцев, кинувшиеся следом, вернулись через несколько минут ни с чем. Мы быстро добили ведьм, сложили их тела на камни, навалили сверху дров и заново разожгли огонь. Не было толку оставлять тела: если их кто и найдет, то лишь испугается. Мы и так располагали всем необходимым, чтобы остановить панику в деревне. Я приблизился к дрожащему преподобному Паррису. Он пытался подняться, но не мог. Я помог ему, довел до лошади и подсобил взобраться на ее спину, однако когда преподобный решил уехать, я придержал поводья.