— А можно я, как те чуваки в кино, скажу, что позже все объясню?

— Ты же знаешь, что в кино такие штуки никогда не проходят, — ответила Лиза.

— Знаю. Но придется тебе поверить на слово. Все будет хорошо. Я сюда не просто так приехал, но, кажется, подцепил более крупную рыбешку.

— Как на тебя непохоже, — она смогла слабо улыбнуться. — Ступай. С нами все будет хорошо.

Лиза крепче приобняла Бена, будто пытаясь удостовериться, что он с ней, целый и невредимый. Дин кивнул, развернулся и бросил еще один взгляд над толпой, но женщины и след простыл. Дин поискал ключ от машины в кармане влажных джинсов: на счастье, тот остался на месте — запрыгнул в автомобиль и надавил на газ.

Спустя четверть часа Дин припарковался около обгоревших развалин «Редкости и болтовня Конни». Полицейский и окружной коронер как раз заталкивали белый мешок с телом в фургон. Выскочив из машины, Дин подбежал к ним:

— Эй, ребятки, а кто там?

— Бедняжка, которая здесь работала. Поджарилась до хрустящей корочки. Вот уж в толк не возьму, почему она даже выбраться не попыталась, — коронер захлопнул дверь.

Дин проводил отъезжающий фургон взглядом, вернулся в машину и, варварски развернувшись через двойную полосу, погнал на север, к дому Конни Хеннрик.

Глава 22

Смерть Сьюки выбила Дина из колеи. За исключением эпизода с бейсбольной битой девочка была совершенно безобидна. «Вот оно, подтверждение тому, что баловаться колдовством нельзя. Все это опасное дерьмо аукнется тебе рано или поздно». И все же хотелось бы спасти Сьюки: она не заслуживала смерти.

Гибель Сьюки в сочетании с «заплывом на Титанике» и смертью Тедди поселило у Дина в душе хаос эмоций: с одной стороны, он определенно наткнулся на крупную охоту, которая явно требовала его внимания; с другой, все еще жаждал отыскать «Некрономикон» и воскресить Сэма, но если учесть жестокие убийства, ведьмовские мешочки и призраки пиратов, становилось ясно: что-то здесь творится и кто-то вмешательства в это что-то не одобряет.

Следуя указателям на Ипсвич-роуд, Дин ехал на север в поисках фермы Хеннриков. Дорога вилась среди лесов. Через несколько километров деревья начали нависать над дорогой, перечеркивая серое небо. Дин притормозил перед большими железными воротами с декоративной гравировкой «Х», проехал еще метров двадцать, остановил машину и вытащил дневник Натаниэля.

На следующий день Натаниэль с сыновьями выбрался навестить вдову Фолкнер. Он хотел высказать свои соболезнования по поводу потери дочери, но его любопытство также подогревало упоминание того, что Эбигейл Фолкнер ходила стегать одеяла вместе дочкой преподобного Парриса, девочкой, страдающей от происков ведьм вот уже две недели. Более того, начало действия колдовства и смерть Эбигейл практически совпадали по времени. Нет ли между этими происшествиями связи?

Розмари завернула и вручила Натаниэлю буханку свежевыпеченного хлеба. Все знали, что с той поры, как Джон Фолкнер приказал долго жить, его вдова из сил выбивалась, чтобы прокормить детей и содержать маленькую ферму. Так что отвезти ей что-нибудь съестное, особенно после смерти дочери, казалось вполне разумной идеей. По крайней мере, так рассудил Натаниэль, когда они с Калебом и Томасом пустились в дорогу. Однако добравшись до жилища вдовы, они пришли в изумление, обнаружив вместо упадка и бедности маленькую процветающую усадьбу. В ранее пустовавшем хлеву стояли две коровы и две лошади — нечастое богатство в Салеме. Натаниэль постучал в дверь, и вдова Фолкнер пригласила их внутрь — не в холодную неприветливую каморку, но в теплую уютную комнату. На столе стояла еда, а над очагом кипела — как Натаниэль определил по запаху — тушеная оленина. Между тем, сезон для охоты был неважный, и принести домой только что добытого оленя можно было только при большом везении. Натаниэль вежливо представил вдове сыновей, передал соболезнования от Розмари и добавил, что мальчики с радостью помогут по дому, если нужно. Хозяйка дома так же вежливо отказалась от помощи, объяснив, что дом в порядке, а еды более чем достаточно для нее и оставшихся детей.

— А как двойняшки? Помнится, у них были какие-то нелады с ходьбой? — полюбопытствовал Натаниэль.

— С ними все хорошо, спасибо, — вдова встрепенулась на стуле. — Вот, к слову, и они.

Два совершенно одинаковых мальчика примерно возраста Калеба ворвались в гостиную, где сидели Кэмпбеллы. Оба выглядели здоровыми и румяными, от хромоты не осталось и следа. Какой бы недуг не был причиной их слабости, он полностью исчез. Натаниэль подивился, как можно так быстро перейти от горькой бедности к процветанию.

— Вдова Фолкнер, я так сочувствую насчет вашей дочери, — искренне проговорил Натаниэль, следя за реакцией женщины.

— Бог дал, Бог взял. Не так ли говорит преподобный Паррис? — ровно отозвалась вдова.

— Совершенно верно. Вы правы. Так значит, вы ни в чем не нуждаетесь, — в подтверждение очевидного Натаниэль обвел жестом комнату.

— Разве что в дочери. Я бы все сделала, только бы ее вернуть.

— Разумеется. Скажите, у нее было много друзей? Вероятно, она была знакома с дочкой преподобного Парриса? — спросил Натаниэль.

— Нет, ничего подобного. На вечерних молитвах по воскресеньям и четвергам они, возможно, разговаривали, но подругами точно не были.

Не такого ответа ожидал Натаниэль. Он мрачно кивнул, еще раз принес соболезнования и дал знак Томасу и Калебу, что пора уходить. На улице Натаниэль покачал головой: он был сбит с толку, он был уверен, что околдованные девочки имеют какое-то отношение к смерти Эбигейл.

Когда Натаниэль взобрался на лошадь, в дверях появилась вдова и окликнула:

— Мистер Кэмпбелл, есть еще кое-что.

— Что именно? — уточнил Натаниэль.

— Я любила дочку, но одобряла не всех ее знакомых.

— О чем вы?

Вдова нервно огляделась, хотя рядом никого не было и, наконец, проговорила:

— Например, семью Болл.

Засим она вежливо кивнула и исчезла в доме. Натаниэль посмотрел на мальчиков:

— Ну что, навестим Констанс Болл? Возможно, к делу имеют отношение разрытые могилы, которые вы нашли на ее земле.

Калеб и Томас согласились. Дочери Констанс Болл были известны по всему городку: во-первых, они, кажется, не желали разговаривать ни с кем, кроме как друг с другом, а во-вторых, были необыкновенно красивы. Резиденция семьи Болл располагалась недалеко от дома Кэмпбеллов, так что Томас и Калеб, случалось, срезали путь через нее, хотя знали, что так делать нельзя. Дом был внушительной кирпичной постройкой, что уже отличало его от ближайших зданий: те были обшиты досками. Единственное, что каждый знал о семье Болл наверняка, так это то, что сколько все себя помнили, она обреталась на этой земле и в этом доме.

— Как думаешь, Констанс Болл имеет отношение к смерти Эбигейл? — спросил Томас.

— Вот и выясним, — отозвался Нитаниэль. — Помните, что делать, когда приглашают в дом?

Мальчики кивнули. Именно на такие ситуации их натаскивал отец. Да, они долгими промозглыми ночами караулили вампирьи гнезда. Да, они видели не одну одержимость демонами. Но еще Натаниэль учил их, как вести себя достаточно вежливо, чтобы впустили в дом, что иногда уже знаменовало половину победы.

К тому времени, как Кэмпбеллы добрались до усадьбы Констанс Болл, поднялся сильный ветер. Снег заметал поля, слепил глаза. Натаниэль привязал лошадь, и они поднялись по ступеням. Дверной молоток был с голову Калеба размером. Томас приподнял его и опустил на бронзовую пластину. Удар эхом прокатился по дому, заглушая даже завывания ветра. Через пару минут крупный мужчина в черных брюках и застегнутом до самого горла пиджаке отворил дверь, открыв взору огромный холл и витую лестницу. Натаниэль назвал себя и попросил разрешения войти. Мужчина провел гостей в большую гостиную справа от холла.

Томасу и Калебу никогда не доводилось бывать в таком огромном доме. Они устроились около ревущего в камине пламени. Пока ждали хозяйку, Натаниэль немедленно заметил несколько любопытных вещиц, а особо — маленькую потрепанную книжицу на возвышении. Заглянув на первую страницу, он удостоверился, что та целиком написана на латыни. Не успел он перелистнуть страницу, как длинный указательный палец быстро захлопнул книгу у него перед носом. Подняв голову, Натаниэль лицом к лицу столкнулся с Констанс Болл. Она была красавицей — всегда тщательно одетая почти в стиле Возрождения, однако излишне пышно для жительницы колонии.