Склонившись, Николай дрожащей рукой прикоснулся к Палкану. Он провёл рукой по шерсти своего любимца, пытаясь почувствовать ответную реакцию, но таковой не последовало. Горький ком сдавил горло хозяина, скупая слеза скользнула по щетинистой мужской щеке. Для него, бывалого охотника, гибель животных была не в новинку. Были случаи гибели охотничьих собак буквально на его глазах, но такой раны, как от потери этого пса, ни одна из них не могла нанести. Потерять этого друга для него, и не только для него, почти то же самое, что потерять все связи с родным близким человеком, будто бы расстаться с ним навсегда, без возможности когдалибо вновь встретиться. Но и ещё одна охотничья истина была известна Николаю. Зверь жив до тех пор, пока ты не убедился в его смерти.

Не тратя времени зря, отточенными движениями он взялся разжимать сведённые в схватке челюсти Палкана. Захват оказался настолько мощным, что не оставил поверженному Туману ни малейшего шанса на выживание. Николаю пришлось повозиться, осуществляя процедуру их разведения. В этот момент ему показалось, что развести вручную ленинградские мосты было бы легче. Но, повозившись, у него и это получилось. С трудом завершив утомительную работу, он вдруг выяснил, что вся пасть собаки забита клочками шерсти, вырванными из Тумановой шкуры, плюс к этому в ней были в изобилии репейные шишки. Вся эта вонючая масса была круто пропитана запёкшейся кровью и превратилась в затычку, препятствующую нормальному дыханию. Хотя всё это и не означало, что Палкан сам себя задушил, однако создал себе дополнительные пр облемы — это однозначно.

Наконец Николай поднял обездвиженное тело своей собаки на руки и, уложив его чуть в стороне, ухом прижался к его грудной клетке, чтобы попытаться услышать сердечные ритмы. В это время всё тело Палкана, как будто бы пронизанное множеством невидимых стрел, содрогнулось. Николай отпрянул в сторону, напуганный неожиданным оживлением умирающего, и тут же вновь набросился на него. Напрягаясь всем телом, он пытался наполнить лёгкие раненого воздухом, сдавливая ему грудную клетку. Эффект не заставил себя долго ждать. Палкан

поначалу хрипло и отрывисто, потом всё ритмичнее и глубже задышал, а ещё через полминуты слегка приоткрыл глаза. Мешкать было нельзя, жизнь, казалось, вернулась в истерзанное тело. Вопрос только в том, на какой срок. Ведь на этом только что ожившем теле, как на эсминце, побывавшем в переделке, зияли внушительные пробоины. Рваные раны, так же как дыры в бортах корабля, грозили вновь затопить это внезапно всплывшее судёнышко по имени Палкан. Теперь необходимо было срочно доставить раненого в ветеринарку, чтобы для пополнения жидкости в кровеносной системе вколоть ему флакон физраствора. Нужно было срочно вызывать второго помощника с его чудотранспортом. Конечно же, в анналах охотников был такой способ.

Николай, приложив к губам два пальца, выдавил из чрева свист такой силы, что щенки, услыхав его в своей норе, прижались друг к дружке, и дрожь прошла по их беззащитным маленьким телам. Естественно, и тот, кому этот сигнал предназначался, тоже его услышал. Как и полагалось, эхо раз дробило этот свист на мелкие кусочки, потом сконструировало из него собственные звуки и обрушило на окрестности с разных сторон одновременно. Но Колька знал, в какой стороне сейчас должен быть его напарник и командир поисковой операции, поэтому действовать начал без дополнительных инструкций. Загнанной скаковой лошадью прибежал он к ТопТопычу и, отпустив тормоз, поковбойски лихо заставил его затарахтеть.

Колька выполнил возложенную на него обязанность и в считаные минуты примчал телегу к ущелью. В момент остановки у края проезжей дороги, на выходе из ущелья, он заметил Николая. Тот, раздувая щёки от напряжения, шёл навстречу и на руках нёс Палкана. Подойдя к низенькому борту, он плавно положил полуживого пса на покрытый соломой пол кузова, после опустил вниз затёкшие руки и затряс ими, восстанавливая кровоток.

— Что с ним, жив? — на ходу задал единственный вопрос Николаю водитель импровизированной скорой помощи и покатил свой транспорт задним ходом, чтобы развернуться на узкой дороге.

— Жив, елееле. Давай в ветлечебницу, только не тряси сильно, он крови много потерял, дотянет ли?

Этим же вечером Палкан оказался в своём дворе. Интенсивное вмешательство ветеринара Виктора Фёдоровича принесло свои плоды. Несколько часов сложной работы, более тридцати наложенных швов плюс стимулирующие уколы — и надежда на выживание перевалила за пятьдесят процентов.

21

Утро для Андрея Максимовича Доли началось с кошмаров. Каждая минута его неблизкого пути к месту, где парковались все автомобили хозяйства, в том числе и его бензовоз, состояла из презрительных взглядов, жёстких прямых вопросов и язвительных насмешек. Из всего, высказанного односельчанами, в большей степени его задевала издёвка следующего содержания: «А вралто, да брехалто, а ещё фронтовик, в разведке служил, до глубоких седин дожил, видно, совсем совесть потерял».

Состояние опозоренного было сегодня — хоть провались, а на работу всё одно идти надо. Вот и терпит он, сжав зубы, заслуженные упрёки сельчан, каждый из которых как плевок в лицо. Никому не пожелаешь такого, даже злейшему врагу, даже всем злейшим врагам вместе взятым. Весть о схватке двух грозных псов в мгновение ока облетела окрестность, и разговоров о чёмнибудь другом представить себе было невозможно. А униженный Андрей Максимович, молча перенося издёвки и упрёки, до скрипа зубов возненавидел Палкана. Как только среди массы высказанных ему сегодня укоризн звучало слово «Палкан» — его коробило, желваки шевелились на перекошенном лице.

— Тумана своего нянчил, бандита выращивал, а Палкана вон откачать не могут, отойдёт ли?

— Чтоб он сдох, ваш Палкан, чтоб ему пусто было! — бормотал он себе под нос, затаив злобу, и тут же проклинал свою тяжкую долю. Было от чего Андрею Максимовичу злиться — словами сегодняшние издёвки не кончились. Ктото слил воду из радиатора его машины и стравил воздух из двух баллонов задних колёс бензовоза. Со всеми этими неурядицами возиться пришлось до обеда, да и попотеть изрядно. Такое оно, мнение сельского населения.

22

Страдания Андрея Доли — это, конечно, важно. Прямо скажем — заслужил, и поделом. Но главные события в этот день разворачивались не с ним и не здесь.

Мужики по горячим следам выдвинулись к разведанной волчьей норе. Весть о том, что там подрастают четыре одичавших волчонка, привела их в настоящий охотничий азарт. Перспектива иметь собственную поселковую волчью стаю у самого села не прельщала никого. Сам Главный распорядился истребить потенциальных врагов животноводства и личным указанием выделил охотникам старенький «газик» для поездки в горы.

Тарантас, поднимая огромные клубы пыли, мчал по просёлочной дороге в сторону ущелья с небольшим родником, поляной репейника и волчьей норой. Охотники не прихватили даже ружей, они решили разделаться со щенками с помощью огня. Канистра бензина и одна спичка должны были решить все проблемы. Известно, что после пожара вокруг норы волки, а значит и одичавшие собаки, больше не селятся. Эту старую истину и приняли за основу. А дальше фантазия разыгралась и докатилась до организации маленького бензинового взрыва. Философия была такая — чтобы щенки не мучились. Расписывать эту неприглядную, но вполне вынужденную вылазку мужиковактивистов не стану, но вот при её реализации вышла заминка.

Мстители подошли к норе. Но, убедившись, что все четверо малышей на месте, трупа их родителя не обнаружили. Эта странность всех удивила настолько, что следующие полчаса разговоры были только об этом. Причём к тщательному осмотру местности приступили бывалые следопыты, среди которых были и опытные охотники. Но ни единого следа, ни одной зацепочки они не приметили. Прямо колдовство! Обсуждения дошли до полного абсурда. Некоторые осмелились утверждать уж полную чушь.