Шубин бросился на нары и так, лицом вниз, молча лежал без сна до рассвета.

«Да, крепковат, вражина»,— думал майор, возвращаясь к себе. Его с нетерпением ожидал капитан Михайлов с радиотелеграммой в руках.

— Очень срочно, товарищ майор! Радисты просят ответ.

Васин пробежал глазами текст: «Ждите сегодня две тонны груза квадрате 107—301, приемные сигналы: три костра, опознавательный сигнал — зеленый свет. Готовность приему сообщите».

Ясно: Вильке клюнул на «просьбу» Посла, Только кого он пошлет?

— Радистам ответить, что к приему готовы. Товарищ Михайлов, взвод разведки в полном составе и двух переводчиков из группы Юдина подготовьте к 23.00. Я скоро вернусь.

Он вызвал машину и отправился с докладом к полковнику Иванову. Дело не терпело промедления.

„Гости“

 Младший лейтенант Заозерный построил взвод перед крыльцом. Васин осмотрел бойцов, объяснил задачу:

— Между станицами Ольгинская и Брюховецкая, западнее озера, сегодня оттуда,— он кивнул головой в сторону Крыма,— ожидается прилет «гостей». Предположительно будут двое. Командиру взвода приказываю к часу ночи выложить костры по третьему варианту. Сигнал на сближение — зеленый свет фонаря. Старшим группы назначен майор Юдин. Какие вопросы будут, товарищи бойцы?

Все молчали. Младший лейтенант Заозерный ответил:

— Вопросов нет, товарищ майор, все будет выполнено как приказано, мы уже тренировались.

— Будьте осторожны, товарищи. «Гостей» надо принять вежливо, желательно живыми. С группой сближения пойдут два переводчика, одежда для всей группы штатская. Ну, в добрый путь!

А в 2.00, с опозданием против времени, указанного в радиограмме, на 30 минут, в воздухе послышался рокот мотора. Затем он стих; вновь заработали моторы уже удаляющегося самолета.

— Груз сброшен,— тихо сказал Заозерный.

Действительно, где-то вверху послышался характерный нарастающий шум — будто потянул по верхушкам деревьев, все усиливаясь, ветерок. Один «гость», как видно, тяжелый шлепнулся в 40—50 метрах от группы, затем оттуда замигал зеленый светлячок. Заозерный ответил фонариком, и двинулся в его сторону.

— Быстрее!— послышался голос из темноты.— Я, кажется, ушибся...

Недалеко от костров, которые уже гасили, приземлился второй. К нему побежали.

— Вер ист да?— спросил по-немецки переводчик.

— Бросьте вы! Русский я. Давайте сюда...

А Заозерный и трое бойцов возились с первым — навалились на него, прижали руку с пистолетом к земле.

— Тихо!..— шепотом приказал командир взвода.— Вы дома.

Но тот дергался, ругался матерно и наконец с кляпом во рту и скрученными руками стих.

Самолет сделал круг. Ему подали условный сигнал фонарем с земли: «Все в порядке, приземлились благополучно»,— и гул скатился за невидимый в ночи горизонт.

Со вторым было проще. Он стоял, помигивая фонариком, и, по всей видимости, прислушивался к неясному шуму в темноте. Его взяли довольно легко. Едва один из бойцов, прыгнув на неизвестного сзади, хорошо заученным приемом прижал ему голову к груди, как он захрипел:

— Сдаюсь! Не сопротивляюсь...

Подошел майор Юдин.

— Обезоружили? Свяжите — и на пункт сбора, второй уже там.

В машине рассадили пришельцев в разных концах кузова. Один из них, что сидел ближе к кабине, стонал и ругался:

— Нога... Что ж вы, мать вашу... Хоть бы дернул кто.

Вывихнул, наверное.

— А если перелом — совсем оторвем тебе ногу,— отозвался Заозерный.— Потерпишь.

Группа захвата вернулась в штаб Васина.

На месте приземления по распоряжению Юдина осталось отделение бойцов для осмотра местности и маскировки кострищ. Все должно быть убрано, чтобы никаких следов не осталось от ночных событий.

Утром Васин докладывал полковнику Иванову:

— Прошедшей ночью нашей оперативной группой при приземлении захвачены два парашютиста. Один из них назвался Селиным. Второй при нем говорить отказался, но по аппаратуре, которая при нем была обнаружена, видно, что радист. В момент приземления рация вышла из строя, но поломки незначительны. Селин при приземлении повредил ногу и был взят, хотя оказал сопротивление. Интересных показаний пока никаких не дают, Установлена личность радиста. Он житель этих мест, сын бывшего белогвардейца Гнилицкого Никифора из станицы Троицкой. Имя Герасим. В отсутствие Селина отвечал на вопросы без запирательств. Недавно в доме его отца, в плавнях, на берегу Кубани группой капитана Смирнова была обнаружена и обезврежена небольшая шайка бывшего белогвардейца Марущака. Радист просит сохранить ему жизнь и соглашается выполнить любое наше задание. Первый сеанс о благополучном приземлении и выходе на западный маршрут должен состояться у него сегодня в одиннадцать часов десять минут,

Васин изложил свой план использования радиста для дезинформации. Иванов, одобрив его, заметил:

— Надо иметь в виду, что радист может дать сигнал о том, что он у нас. Поэтому пусть первый сеанс радиосвязи будет без выхода в эфир, затем заставьте повторить его. Подходящий специалист для контроля есть?

— Да, есть, лейтенант Румянцев, опытный инженер-радиотехник.

— Ну хорошо, действуй, Аркадий Павлович. Результаты докладывай в любое время, буду ждать. Тщательно уточни, с каким заданием пожаловал этот Селин. До свидания.

11.10.

Вильке пришел в комнату радистов, что с ним случалось нечасто. Стоял, нервно дымил сигаретой, и время от времени бросал радисту Клаусу фразу:

— Ну что?

— Ничего нет, герр гауптман,— оборачивался на своем стуле радист и вновь начинал вслушиваться в эфир, не отрывая пальцев от ручки настройки. Волна молчала...

В 11.50 Вильке резко вышел из радиокомнаты, чуть не сбив с ног часового, который неотлучно торчал у двери.

Он пришел к себе и тут же вызвал Остера с Ятаровым.

— Вы что, не могли подобрать в напарники к Дупелю радиста поопытнее?— распекал гауптман своих помощников.— Вам ничего нельзя поручить! Я понимаю...— говорил он, нервно шагая от стены к стене по ту сторону стола.— Я понимаю, что выход рации из строя при приземлении с парашютом дело нередкое. Но надо же быстро устранять неисправность. Он на что-нибудь способен, этот ваш?..

— Рыбак,— не скрывая усмешки, подсказал Остер.— Его рекомендовал господин Ятаров.

Ятаров вытянулся перед раздраженным начальником и краем глаза видел ухмылку на физиономии Остера.

— Рыбак — достаточно квалифицированный специалист, герр гауптман,— отвечал Камил.— Очевидно, повреждение основательное, а времени от приземления до сеанса радиопередачи не так много. Кроме того, тип радиоаппаратуры, которой они снабжены, не вполне соответствует условиям сбрасывания с парашютом. Я вам докладывал...

— Докладывал, докладывал!— кипятился Вильке.— А что я буду докладывать Готту, если Рыбак не выйдет в эфир? Ведь пилот доложил, что принял сигнал о благополучном приземлении. Бла-го-по-луч-ном! Вам это не кажется подозрительным, обер-лейтенант?

— Все правильно, шеф: сигнал они подали сразу, еще в парашютных ремнях, а неисправность в рации Рыбак, видимо, обнаружил позже.

Резонные замечания Ятарова несколько охладили пыл Генриха Вильке, и он, усевшись в кресло, милостиво разрешил сесть помощникам. Молчание было тягостным. Вильке барабанил пальцами по полированному подлокотнику кресла. Шубин все так же криво ухмылялся и не подозревал, что в душе у «этого азиата Ятарова» торжество, ощущение одержанной им хотя и небольшой, но все-таки победы. Он уверен: все произошло так, как и должно было произойти с Герасимом Гнилицким. Трус, безвольный человек. Он и немцам-то в плен сдался без сопротивления, хотя был с оружием. Но именно эти качества показались Ятарову подходящими для заброски его с Дупелем. Такой и сам руки поднимет, в чем Ятаров не сомневался. Надо думать, что так и произошло...

На пороге вырос радист:

— Герр гауптман, сообщение от Рыбака.

— Наконец-то! Давайте сюда!