Жена Гасдрубала.

В это время жена Гасдрубала, завидев супруга сидящим против консула, вышла вперед из толпы перебежчиков, в приличествующем ей пышном одеянии, а по обеим сторонам ее стояли два мальчика, одетые в короткие платьица, держа мать за руки; она прикрывала их собственной одеждой¹⁸. Женщина прежде всего назвала по имени Гасдрубала, а когда он молча склонился к земле, она призвала богов в свидетели и горячо благодарила римского военачальника за то, что со своей стороны он сделал все к сохранению жизни не ее только, но и детей ее. Засим, помолчав немного, она обратилась к Гасдрубалу с вопросом: как он отважился принять для себя дар от неприятельского военачальника за предательство и, бесчестно покинув государство и доверившийся ему народ, уйти к неприятелю¹⁹? И теперь он решается сидеть с оливковой веткой в руках перед очами тех самых людей, из-за которых много раз повторял, что никогда не наступит день, когда он, живой, будет глядеть на солнечный свет и на пожираемое пламенем отечество²⁰. Однако...

...На приеме обласканный Сципионом, Гасдрубал решил удалиться в чужую землю²¹ (Сокращение ватиканское, Свида).

5²². Мысли Сципиоиа при виде погибающего в огне Карфагена.

...Лучше этого <...> как у Гомера <...> обернувшись в мою сторону²³ и взяв меня за правую руку, сказал: «Хорошо; но я терзаюсь страхом при мысли, что некогда другой кто-нибудь принесет такую же весть о моем отечестве». <...> Трудно сказать что-либо более здравое и мудрое. На вершине собственных удач и бедствий врага памятовать о своей доле со всеми ее превратностями и вообще среди успехов ясно представлять себе непостоянство судьбы — на это способен только человек великий и совершенный, словом, достойный памяти истории (Сокращение ватиканское).

6²⁴. ...Говорят, Сципион при виде окончательной гибели города заплакал и громко выразил жалость к неприятелю. Долго стоял он в раздумье о том, что города, народы, целые царства, подобно отдельным людям, неизбежно испытывают превратность судьбы, что жертвой ее пали: Илион, славный некогда город, царства ассирийское, мидийское и еще более могущественное персидское, наконец, так недавно и ярко блиставшее македонское царство. Потом, намеренно ли или невольно потому что слово само сорвалось с языка, Сципион воскликнул:

Будет некогда день, и погибнет священная Троя,

С ней погибнет Приам и народ копьеносца Приама*.

Когда Полибий, который, был тоже и наставником его, прямо спросил Сципиона, как понимать его слова, тот, говорят, не постеснялся сказать откровенно, что боится за отечество при мысли о бренности всего человеческого. Полибий слышал это и записал (Аппиан).

7. Пифей.

Пифей²⁵ был брат Акатида, борца на ристалище, сын Клеомена, человек порочной жизни и, как гласила молва, в ранней молодости предавался²⁶ мужеложству. Равным образом в государственном управлении он проявил наглость и любостяжание и по причинам, нами упомянутым, усилился²⁷ благодаря Эвмену и Филитеру.

Полибий о предводительстве Критолая.

...Правда, ахеец Полибий²⁸ находился в то время в Африке, но не мог не знать о крушении родины и уверяет, что однажды в Ахае была битва, в которой предводительствовал Критолай. Он же сообщает, что Диэй, когда вел войско из Аркадии, был разбит этим самым претором Метеллом (О добродетелях и пороках, Орозий).

8. Временная стратегия Диэя.

...По смерти²⁹ ахейского стратега Критолая исполнение союзных дел и руководительство выпало на долю Диэя, согласно требованию закона, чтобы в случае смерти находящегося в должности стратега власть его переходила к предшественнику до ближайшего очередного союзного веча³⁰. Посему он отправил военный отряд в Мегары, а сам по прибытии в Аргос обратился ко всем городам с письменным приказом освободить тысяч двенадцать³¹ рабов, находящихся в цветущем возрасте, из числа тех, что родились и выросли дома³², и, снабдив вооружением, отправить их к Коринфу. Самый набор он распределил между городами как попало и неравномерно: так, впрочем, он действовал во всем. Где не было полного количества домочадцев, требуемое от города число воинов следовало восполнять из дворовых вообще. Далее, он видел, что союзная казна сильно истощена войной с македонянами, посему принуждал достаточных ахейцев, не только мужчин, но и женщин, выступать с предложением денег. Вместе с сим Диэй приказал всем способным к военной службе возрастам поголовно вооружаться и собираться в Коринфе. Эти распоряжения вызывали по городам брожение умов, смуту, уныние; умерших считали счастливцами, а шедших в поход все жалели и оплакивали, как бы в предвидении ожидающей их участи. Тяжело было переносить строптивость и нерадение³³ рабов, только что освобожденных, да и остальные в ожидании свободы поднимали голову. Кроме того, мужчины вынуждены были против своего желания отдавать все, чем, по слухам, они владели, а женщины сами отнимали у себя украшения свои и своих детей, как бы сознательно уготовляя себе гибель.

9. Смута в городах ахейского союза. Слепая покорность ахейцев вождю.

Все эти бедствия обрушились в одно время, и ужас, с каким принимались получаемые непрестанно известия, делал людей неспособными понимать и по достоинству оценивать общее положение дел, которое, как они должны были предвидеть, неизбежно вело к гибели всех их, с женами и детьми. Поэтому, как бы толкаемые и насильственно уносимые горным потоком народы слепо и безрассудно следовали за вождем. Элейцы и мессеняне оставались на месте в ожидании нападения со стороны флота³⁴, хотя едва ли бы помогли им какие бы то ни было предосторожности, если бы эта туча появилась, как первоначально ожидали. Патряне и соединенный с ними народ³⁵ незадолго перед сим потерпели поражение в Фокиде <...> а то, что там происходило, было гораздо более достойно жалости, нежели события в Пелопоннесе, именно: одни в отчаянии налагали на себя руки; другие бежали из городов, куда попало, без всякой цели впереди, лишь бы не видеть возмущающих душу событий в своих городах; третьи шли выдавать друг друга римлянам как врагов; четвертые клеветали и изобличали ближних своих, хотя в данное время никто и не требовал от клеветников подобной услуги; иные выходили навстречу римлянам с молитвенными ветвями, сознаваясь в вероломстве и расспрашивая, что ожидает их, прежде чем кто-либо заговаривал с ними об этом. Когда начали действовать чары³⁶, повсюду было множество людей, которые кидались в колодцы или с высоты стремнин, так что враг, как гласит поговорка, и тот был бы тронут при виде тогдашних несчастий Эллады. И в самом деле, эллины и раньше по временам терпели неудачи и теряли все, но это бывало или в борьбе за власть, или по вине вероломных самодержцев**³⁷. Напротив, во время, нами описываемое, навлекли на эллинов вопиющее несчастье безрассудство вождей их и их собственная слепота. Что касается фиванцев, то они поголовно покинули город, и он остался без жителей. В числе их был и Пифей, который с женой и детьми укрылся в Пелопоннесе и там скитался по полям³⁸.

Безрассудство и робость Диэя.

...Странным показалось Диэю³⁹ предложение неприятеля, чем подтверждается поговорка: «У глупцов и мысли глупые». Посему-то люди такого рода не могут не находить странными простейшие явления.

...И он раздумывал, как бы уйти обратно домой⁴⁰, своим образом действий уподобляясь неразумному пловцу, который, решаясь кинуться в открытое море, не соображает, насколько это опасно, а потом, когда уже погрузился в воду раздумывает, как ему попасть на берег (Сокращение ватиканское).

10. Диэй выбран в стратеги. Условия Цецилия отвергнуты.

...Лишь только Диэй, выбранный народом в стратеги⁴¹, прибыл в Коринф, как туда же возвратился от Цецилия Андронид⁴² с товарищами. Уже и раньше Диэй распространял слух, будто эти ахейцы держат сторону врагов; теперь он отдал послов на жертву толпе, и они подверглись всевозможным обидам, были схвачены, связаны и отведены к властям. Прибыл сюда также фессалиец Филон⁴³ с несколькими выгодными для ахейцев предложениями. Когда Филон был выслушан, кое-кто из поселян подал голос за принятие предложений, в том числе и некий Стратий, человек уже старый; он неотступно просил и молил Диэя согласиться на условия Цецилия. Однако стратег и его сотоварищи⁴⁴ и слушать не хотели Филона, ибо общего блага они не признавали и в своих речах преследовали только собственные выгоды и личную безопасность; потому-то они и приняли такое решение, хотя оно было совершенно ошибочно⁴⁵: в ясном сознании своей вины они никак не могли рассчитывать на пощаду со стороны римлян. В то же время им и на мысль не приходило мужественно выдержать борьбу за государство народное, — это-то и составляло долг граждан, которые пожелали бы со славой направлять дела Эллады. Однако каким образом и откуда могло бы явиться подобное настроение у названных нами людей?