— О, Сила Всемогущая… Люция, до знакомства с тобой я и подумать не мог, что есть на свете такие неуклюжие во всех смыслах особы. Ты хоть что-нибудь можешь сделать, не попадая впросак?

Колдунья зашипела, резко развернулась и влепила-таки расслабившемуся магу звонкий подзатыльник, даже подпрыгнула, чтобы не промахнуться. Торой хмыкнул, потёр ушибленное место и пригрозил:

— Превращу в жабу.

Илан соскочил с сундука и — тут, как тут — прижался к Люции, с опаской заглядывая Торою в глаза:

— А ты взаправду можешь? — осторожно спросил он, хлопая длинными ресницами. Видать, хотел заранее выяснить, чтобы в будущем не зарваться.

Но волшебник лишь улыбнулся в ответ, потрепал мальчишку по льняной макушке и ничего не ответил.

Успокоившись и отсмеявшись, Торой и Люция наконец-то условились о последующих действиях — единодушно решили переночевать в гостеприимном доме старой Ульны, а в Гелинвир отправиться назавтра утром. Путь в магическую столицу был неблизкий, так что выезжать следовало засветло. Ведьма даже важно заметила, дескать, в дорогу и впрямь лучше отправляться на рассвете, поскольку на рассвете все злые духи спят и не станут чинить препятствий в пути. Маг в свойственной ему едкой манере посмеялся над деревенскими суевериями, но спорить не стал — спят, так спят.

* * *

Нежданная угроза нагрянула аккурат после обеда.

Ульна, у которой невмочь разболелись ноги, сидела на старом шатком табурете в дальней комнате и прикладывала к опухшим коленям тряпочки, смоченные овсяными припарками.

Бабка знала, что нет ничего лучше доброго отвара овса супротив костной немочи. И теперь она терпеливо ждала, когда подействует проверенное временем средство. Ждала и вдыхала горький запах, доносящийся с кухни. Нескладная зеленоглазая девчонка-то оказалась знахаркой и вот теперь готовит Ланне какой-то диковинный отвар, который поможет снохе избавиться от веснушек. Ульна улыбнулась, обнажив давно уже обеззубевшие дёсны: как ни была она стара, а ещё помнила ту острую женскую тягу, во что бы то ни стало оставаться красивой. Это ведь только к старости понимаешь — главное, чтобы не болело нигде — а в молодости чаще о красоте заботишься, нежели о здоровье. Впрочем, надо будет спросить зеленоглазую девушку, вдруг, присоветует чего от боли в ногах?

Тихонько охнув, Ульна аккуратно сняла с опухших колен остывшие припарки, опустила их в миску с тёплым отваром, осторожно отжала и снова приладила на болящие места. Соскучившись сидеть без дела, старуха выглянула в окно.

— Ой ты батюшки! — тут же охнула она.

Припарки с чмоканьем упали с коленей на пол, но бабка этого не заметила — больные ноги уже торопливо несли её на кухню.

Как и ожидала Ульна, непутёвая молодёжь занималась всякими глупостями — догляд за ними да догляд! Чуть что упустишь — пропадут бестолковые, как есть пропадут!

Чернявый парень, назвавшийся Тороем, сидел у окна и, облокотившись о подоконник, вдумчиво листал какую-то книжицу. Вид при этом имел задумчивый и отрешённый, словно пытался постигнуть мудреную загадку — то и дело вертел в руках небольшой, мелко исписанный лист пергамента да заглядывал в него, будто с чем сверялся. И, надо же, так увлёкся, что ничего вокруг не видел и не слышал, ни кухонной возни, ни перемен за окном!

Рыжие близняшки и Ланна, устроившись на лавке, прилежно перебирали собранный на пироги ревень, с любопытством поглядывая на Люцию.

Ну, а юная знахарка колдовала у печи. И невдомёк было старой Ульне, что колдовала Люция в прямом смысле этого слова. На кухне творилось самое что ни на есть запретное чародейство, с беззвучным бормотанием старинных ведьмачьих заклинаний! Девушка, склонясь над глиняным горшочком, который весело булькал на печи, помешивала пахучее зелье деревянной ложкой да время от времени добавляла в кипящую жидкость щепотку-другую неведомых снадобий. Каждый раз, когда новая травка падала в горшок, варево отчаянно вскипало, пузырясь жёлто-коричневой пеной.

Люция готовила целительный отвар на свой страх и риск. Ну и что, пускай она — ведьма, пускай её чары и запрещены Великим Магическим Советом, только чего дурного в том, что рыжая Ланна и её симпатичные дочери-близняшки перестанут быть рябыми? Разве плохо? Колдунка раздражённо дёрнула плечами и потянула носом ароматный пар — то, что надо. Хорошее зелье получилось — от веснушек в самый раз.

Терпкий запах плыл по дому и заставлял девушку насмешливо улыбаться — подумать только, в самом сердце Магического королевства Фариджо, на кухне добропорядочной деревенской жительницы беззастенчиво колдовала ведьма! Возмутительно! От этих мыслей у Люции даже потеплело на душе, как-никак, а приятное чувство нарушения запрета ласкало сердце. И пускай эти треклятые маги из Совета съедят собственные бороды от злости! «Не приведи Сила, узнают!.. — тут же ужаснулась Люция собственной отчаянной удали. — Тьфу, тьфу, тьфу, на них, проклятых!»

Девушка как раз снимала с печи яростно бурлящий взвар, когда Ульна, отдышавшись, прошамкала с порога:

— Ну, чего расселись-то? Сено, сено тащите под навес, вон уж полнеба почернело!

Старческая морщинистая рука с вывернутыми суставами, дрожа, указывала в окно. Ланна поспешно бросила в корзину последний сочный стебель ревеня и приподняла уголок вышитой шторки. Да так и ахнула — от кромки леса на деревню надвигалась даже не туча, а бескрайняя, взрытая зарницами, стихия черносливового цвета. Экая страсть!

«И ведь точнёхонько со стороны Мирара туча-то идёт!» — с ужасом подумала Люция, продолжая лихорадочно мешать уже снятый с печи отвар.

— Ой! — заполошно всплеснула руками молодуха и зычно крикнула играющим во дворе пострелятам, — отца, отца зовите!

Торой, над ухом которого, собственно, и разразилась воплем Ланна, испуганно подскочил, чуть не выронил Книгу и тоже высунулся в окно. На улице уже раздавался топот множества ног — это засуетились приметившие, наконец, у кромки леса грозу деревенские. Старая Ульна тяжко опустилась на скамью рядом с Тороем и горестно запричитала:

— Не успеют, ой пропадёт сено!.. Да что ж за напасть-то такая нынешним летом!

Маг посмотрел на небо — низкие тучи неслись с такой стремительностью, что становилось ясно — ещё несколько мгновений и небо затянет до края, вот тогда-то на деревню прольётся даже не ливень, а настоящий водопад. Какое уж тут сено! Самим бы не погибнуть…

Солнце уже скрылось за фиолетово-чёрной глыбой набрякших облаков, на улице стемнело, а ветер поднялся такой сильный, что не только сено — дома мог унести. Краем глаза волшебник заметил, как Люция испуганно тараща глаза, прижимает к груди деревянную ложку. Забытое зелье одиноко стыло на столе.

А на улице между тем набирала силу грядущая стихия. Кусты сирени под окном яростно клонились до самой земли, ветер остервенело рвал серебристо-зелёные листья и уносил их куда-то ввысь, где в разбухших тучах высверкивали ослепительные молнии.

«Во Флуаронис стремительно тает снег — вот и результат, — подумал Торой, — только очень уж быстро гроза добралась до здешних мест, не иначе — кто-то помог. И я даже догадываюсь кто именно — некая ведьма, умеющая ниспосылать трескучие морозы. Да ведь только она знать не знает, что мы бежали в Фариджо… Или светопреставление вовсе не для нас?»

А потом мага всколыхнула другая, ещё более резкая мысль: «Ну, конечно, не для нас! Стихия должна удержать людей дома, не допустить их в Гелинвир, занять, захлопотать, отвлечь, лишь бы только не выпустить за пределы деревень. Значит, в Мираре — сон, а тут — непогода?»

Торой уже понял, что гроза, вызванная колдуньей, не была заурядной непогодой — таких туч магу не доводилось видеть ни разу за свою изрядно богатую событиями жизнь. Чёрная волна катилась по небу, готовясь погрести под собой всё живое, до чего только будет возможность дотянуться. На здешние земли вот-вот грозило обрушиться самое настоящее бедствие, и бедствие это предназначалось вовсе не для того, чтобы испортить заготовленное сено. Нет. Приближающаяся стихия несла с собой такую силу, для коей небрежно разметать кряжистые деревенские домики, лишить людей крова и даже жизни являлось делом пустяковым. И уж чего-чего, а подобного поворота событий допустить было никак нельзя.