Оцепенев лишь на долю секунды, маг опрометью кинулся в покойчик поторапливать ведьму.

Люция дождалась, пока Торой покинет комнату, и сбросила с себя одеяло. Холод сразу же заключил девушку в объятия, жадно лизнул обнажённые, горячие со сна руки и шею, забирался под тонкое летнее платье и пощекотал покрывшуюся мурашками кожу. Ведьму передёрнуло, и она судорожно вдохнула стылый воздух, посмотрев странным взглядом туда, где мгновение назад стоял волшебник. К счастью, он, озадаченный предстоящей дорогой, вышел из номера, так и не заметив пытливого взора.

А, между тем, девчонке было интересно — подействовало ли вчерашнее зелье? Вид у мага был вполне цветущий и отдохнувший. Однако вовсе не его самочувствие сейчас интересовало ведьму. Люция с некоторым сожалением посмотрела в спину уходящему чародею и вздохнула — странно, вчерашнее зелье как будто не принесло ожидаемого эффекта. То ли колдунка что-то напортачила в заклинании, то ли Торой оказался защищённым от слабой деревенской волшбы, то ли следовало подождать ещё… Увы.

Однако кое-чему можно и порадоваться. Например, тому, что целебное зелье, сделанное Люцией для собственной раны, подействовало безотказно. Бедро совершенно не болело. Девчонка осторожно ослабила повязку и с любопытством посмотрела на рану. Впрочем, раны никакой и не было — лишь тонкий шрам, затянувшийся нежной розовой кожицей. Ведьма довольно улыбнулась и бросила повязку с остатками лечебного зелья на табурет. Сейчас она оденется и уберёт грязное полотенце в узелок, чтобы потом при первом удачном случае закопать повязку где-нибудь в лесу. Уж кому-кому, а колдунье никак нельзя оставлять следы волшбы, да собственной крови. Ну как, кто из товарок найдёт, да порчу наведёт какую?

Но сперва одеться. Слишком уж студёный воздух в комнате. Что там Торой раздобыл? Ага, понятно, шерстяная юбка, тёплый плащ… Ведьма отчаянно воевала со своим платьем, пытаясь ослабить шнуровку пояса, когда на лестнице раздался топот ног.

— Люция, быстрее, за нами идут! — маг ворвался в комнату так, словно преследователи уже ломились в таверну с чёрного хода.

Девушка испуганно распахнула глаза и, не успев даже осмыслить в полной мере слова Тороя, выпалила самый важный вопрос:

— Они далеко?

Чародей бросил на кровать принесённую снедь и, подняв с ложа по-прежнему спящего Илана, поспешно стал укутывать мальчишку в одеяло.

— Пара-тройка кварталов. Собирайся быстрее, еду забери, я понесу мальчишку, ты провизию. Бегом!

Ведьма лихорадочно теребила завязки на поясе, стараясь высвободиться из юбок, но дрожащие пальцы никак не повиновались:

— Сколько их? — она истерично дёргала узел, не понимая, что тем самым только сильнее затягивает его.

— Двое. Мужчины. Но я не знаю, кто они. — Торой кое-как спеленал ребёнка и поднял глаза на спутницу.

Ведьма в потёмках скользнула полным благоговения взглядом по лицу чародея.

— Ты их почувствовал? — она всё не переставала бороться с поясом, надеясь, что сможет одержать победу.

— Да, почувствовал… — начал было волшебник, но, увидев, как бездарно ведьма теряет драгоценное время, только выругался сквозь зубы. — Сила тебя побери, нет времени путаться в этих верёвках!

Вместо того чтобы помочь колдунье справиться с непокорными тесёмками, Торой, выхватил из-за пояса нож и неуловимым движением перерезал пояс и изо всех сил дёрнул юбки вниз. Сатин бесформенной кучей упал к ногам колдуньи. Люция осталась в одних панталонах и сорочке. Девушка не успела даже покраснеть от смущения, а маг уже швырнул ей в руки тёплую одежду. Ведьма в панике натянула огромную юбку Клотильды, затем шерстяную тунику, широкий плащ и превратилась в нечто совершенно бесформенное.

К тому времени Торой с крепко спящим Иланом на руках уже покинул комнату. Колдунья схватила узелок с пожитками, лихорадочно запихала в него еду и бросилась следом, разумеется, совершенно забыв про оставленное на табурете полотенце.

Промчавшись через залитый серым светом зал питейного заведения, спутники миновали стойку и, едва не опрокинув храпящую Клотильду, пробежали через кухню. В кухне, рядом с огромным буфетом, Торой ещё вчера заприметил низенькую дверь, ведущую в хозяйственные помещения и, соответственно, к чёрному ходу.

Пинком ноги маг высадил хлипкую створку, и беглецы пронеслись через кладовую — в лицо пахнуло пряностями, чесноком и сушёным укропом. Краем плаща Торой задел стоящую в углу растрёпанную метлу, которая не замедлила с грохотом упасть на пол. Люция споткнулась о черенок и пребольно ссаднила ногу. Ведьма зашипела от внезапной боли и едва удержала равновесие, но всё же успела бросить тоскливый взгляд на помело. Эх, жаль, не могла она им воспользоваться и улететь из Мирара, куда глаза глядят!

Не успела девушка сделать очередной судорожный вдох, как маленькая комнатка осталась позади. Короткий коридор преодолели и вовсе в несколько шагов. Вот Торой щёлкнул засовом входной двери, и пронизывающий ветер ворвался в помещение, наметая на чистые половицы снег. Запахнув поплотнее плащ, колдунка выбежала следом за своим спутником в снежную сумятицу.

В лицо словно бросили пригоршню крошёного льда — снежные иглы вонзились в щёки, холодный ветер ударил в грудь, сорвал с головы капюшон, разметал подол просторной юбки. Подошвы грубых башмаков заскользили по присыпанным снегом булыжникам и, если бы Торой предусмотрительно не поддержал девушку, она бы наверняка упала в сугроб.

— Почему никак не рассветёт? — удивлённо пропыхтела ведьма.

Беглецы проспали никак не меньше трёх, а то и четырёх часов, однако рассвета не было и в помине. Конечно, плотная завеса снежных туч мешала солнцу пробиться к земле, но всё это время Тороя не покидало чувство, что даже за этими завесами светило замерло на какой-то определённой точке небосвода между четырьмя и пятью часами утра. В итоге зябкие сиреневые сумерки не рассеивались и словно навсегда застыли над городом.

— Не знаю. — И он кинулся в глухой переулок.

Люция увидела, как мелькнул в пурге плащ мага, и устремилась следом. Студёный ветер завывал, взметая к небесам тучи снежной пыли. Увязая в сугробах, колдунка спешила вперёд, перебрасывая узелок с пожитками из руки в руку и дыша на ледяные ладони, чтобы хоть как-то отогреть пальцы. Девчонка искренне завидовала Илану, который крепко спал на руках у Тороя и тем самым был избавлен от сумасшедшего бегства.

Внезапно ведьме почему-то, совершенно не к месту, вспомнилась бабка и тот день, когда разъярённые деревенские жители тащили её прочь из избушки. Кажется, в толпе Люция увидела искажённое лицо женщины, которая приходила всего месяц назад за лекарством для своей единственной лошади. Кормилица, на которой селянка возила в город овощи, внезапно занемогла. Бабка тогда вручила просительнице сбор травок со словами:

— Ладного здравия вам, милая, и скотинке вашей…

Но тут лицо колдунке обжёг новый порыв студёного ветра, и воспоминания отступили. Странно… с чего бы им вообще было наступать? А между тем, что-то не давало покоя, казалось, будто нужно вспомнить нечто очень, очень важное, но что именно, Люция никак не могла понять. И ещё девчонке показалось, будто за ней наблюдают.

Беглянка растерянно огляделась, однако в мешанине снежинок не увидела никого, кроме Тороя. А между тем, лицо бабки — окровавленное с разбитыми губами, в синяках и кровоподтёках — так и стояло перед глазами. Старуха никак не шла из головы.

Но вот в памяти неожиданно всплыл образ мальчишки, которого маленькая ученица ведьмы встретила на опушке леса много лет назад. Колдунке тогда было не больше восьми годков. Мальчишка сидел под старой сосной и с аппетитом трескал сочную землянику, нанизанную на стебель осота, словно бусины на нитку. Паренек был ровесником Люции — веснушчатым и загорелым. Увидев невзрачную девчонку с длинной растрёпанной косой, да ещё и в простеньком коричневом платье без передника, он разом смекнул, что перед ним подмастерье ведьмы. А потому, ухватив с земли увесистую шишку, селянин запустил ею в Люцию. Последняя никогда особой ловкостью не отличалась, а потому шишка попала ей прямо в щёку, до крови расцарапав кожу. Заревев во весь голос от вопиющей несправедливости, маленькая ведьма показала обидчику язык и убежала прочь, размазывая по щекам слёзы обиды. Она давно уяснила, что колдунья не имеет права на защиту и тем более выкрикивание угроз — деревенские вмиг пожалуются старосте, и тогда беды не оберёшься.