То, что в пределах махсара жили все ближайшие родственники эмира, имело особый смысл. Это объяснялось не только расположением и симпатией к родственникам, желанием придать двору блеск; прежде всего родственников приходилось постоянно контролировать, потому что именно они чаще всего совершали государственные перевороты. Перенос палатки за пределы махсара без разрешения эмира означал явный отказ повиноваться. Иногда убийство эмира и государственный переворот происходили в пределах махсара, но чаще всего тот, кто претендовал на трон, покидал махсар со своими приверженцами и основывал как бы конкурирующий махсар, вокруг которого группировались недовольные. Между двумя лагерями иногда дело доходило до открытой войны, и власть доставалась победителю. Порой два таких махсара существовали бок о бок в течение нескольких лет, до тех пор, пока один из эмиров не умирал или не был убит, после чего Трарза снова объединялась.

Махсар, как и все другие мавританские лагеря, менял место расположения в зависимости от времени года. Из-за большого количества палаток такие перемещения происходили на небольшие расстояния. С февраля по июнь, то есть в сезон засухи, махсар располагался у Реки. Большим стадам скота и многолюдному махсару требовалось много воды. В это время прислугу отправляли на сбор гуммиарабика в заросли акации. Когда начинались дожди и вблизи Реки появлялись тучи комаров и мух, лагерь переносился на десятки километров в глубь страны. Пастухи со стадами отправлялись далеко на север, на зеленые в это время пастбища Сахеля. После периода дождей пастбища высыхали, стада возвращались в махсар и вместе с ним продвигались на юг, чтобы переждать там время засухи.

Махсар, с одной стороны, придавал эмиру великолепие, с другой — обременял его бюджет, часто превышая возможности казны. Эмир делился с сопровождавшей его знатью, которая теоретически находилась на собственном обеспечении, податями, налогами, военной добычей (в форме подарков). Эмиру приходилось заботиться о палатках, вьючных животных, одежде, пище, оружии и т. д. тех придворных, которые целиком жили за его счет. В случае, если он не мог удовлетворить их потребности, ему грозило недовольство общества махсара, интриги тех, кто хотел занять его место. Поэтому постоянное ведение войны и захват добычи были не столько целью, сколько вынужденной необходимостью.

Еще в XVII веке один из самых прославленных эмиров Трарзы, Хадди Ульд Ахмед бен Даман, установил первые торговые отношения с европейцами. В те времена он был самым крупным экспортером популярного в Европе гуммиарабика, и за его расположение боролись торговцы различных национальностей. В итоге в Сен-Луи он заключил соглашение с французами, которым обязался поставлять собираемую в лесах Трарзы смолу. Взамен эмиру преподнесли богатые подарки: ткани, оружие, сахар. Обычай делать подарки эмирам за разрешение свободной торговли гуммиарабиком получил французское название coutumes. Эти традиционные подарки определяли франко-мавританские торгово-политические отношения в течение последующих двух веков. Подарки европейских торговцев стали основой богатства и могущества эмиров. Они делили их между придворными и приверженцами, покупая таким образом их повиновение и преданность. К концу XVIII века между эмиром Али Кури и представителем Франции было достигнуто формальное соглашение, по которому эмиры Трарзы обязывались защищать французские торговые конторы, учрежденные на реке Сенегал, и доставлять им весь сбор гуммиарабика. На тех же условиях было заключено соглашение с эмирами Бракны. При таком положении французы оказывались в известной мере ленниками обоих эмиров, а традиционные coutumes купцы выплачивали маврам за разрешение вести торговлю и основывать конторы на эмирских землях.

Однако мавры не привыкли считаться со своими ленниками, и, когда им нужно было какое-нибудь имущество или деньги, они просто совершали нападение на конторы и захватывали находившиеся там товары. Поэтому в первой половине XIX века непрерывно происходили стычки между реззу, или гхеззу, — вооруженными отрядами всадников на верблюдах, которых посылали эмиры Трарзы и Бракны, и французами, защищавшимися в укрепленных конторах и в самом Сен-Луи. При этом французы не хотели отказываться от гуммиарабика, а мавры — от ежегодных coutumes. Дело дошло до первой официальной франко-мавританской войны. В Сен-Луи прибыл талантливый организатор и воин Федерб, который решил разбить мавров их собственным оружием. Он организовал отряд из сенегальских солдат по образцу мавританского и с его помощью победил эмиров. В 1858 году последним пришлось заключить мир с Францией.

Федерб оставил эмирам свободу действий лишь на северном берегу реки Сенегал, запретив переходить ее и нападать на негроидное население. Конторы на южном берегу Реки должны были спокойно заниматься торговлей. С тех пор положение французов существенно улучшилось, зато обострились войны между эмиратами и внутри эмиратов, а также грабежи марабутов, харатинов и земледельцев Шеммамы.

В начале франко-мавританских торговых контактов французы опирались на хасанов, и прежде всего на эмиров, потому что они тогда представляли наибольшую силу, все зависело от их решения, в их руках находилось все имущество и самый ходовой товар — гуммиарабик. Однако это был совершенно ненадежный торговый партнер, он всегда мог нарушить соглашение, он был способен на все. В дальнейшем случались нападения на левый берег реки Сенегал, запрещалась торговля, возникали и другие непредвиденные трудности. И тогда Франция, которая плохо ориентировалась в событиях, происходивших внутри Мавритании, решила получше узнать эту страну. Эта миссия была поручена Ксавье Копполани, который в 1902 году отправился с экспедицией в Мавританию. Положение оказалось совершенно иным по сравнению с тем, что было известно о Мавритании минувших веков. Эмираты были уже значительно ослаблены внутренними войнами, а племена марабутов доведены до нищеты нродоля^авшими расти податями, контрибуциями и грабительскими нападениями.

Сообщения, привезенные Копполани, изменили французскую политику в отношении Мавритании. Это выразилось в поддержке племен марабутов, через посредничество которых французы проникали внутрь страны. В результате «мирного» проникновения, а это был лозунг деятельности Копполани, в 1910 году было заключено соглашение, имевшее печальные последствия: вместо традиционных coutumes Франция обязывалась выплачивать достаточно высокую годовую дотацию эмиру. Таким образом, эмиры оказались в финансовой зависимости от Франции и в известной степени подпали под ее протекторат. Они сохраняли свои права внутри эмирата, по со временем Франция выкупила и традиционные подати, которые выплачивали земледельцы Шеммамы. Эмиры сразу получили большую сумму, однако потеряли свои ежегодные доходы.

Последующее ограничение власти эмиров происходило путем разоружения их отрядов. Трарза получала оружие из французских арсеналов для удержания в повиновении южных племен, которые продолжали заниматься разбоем и нападали как на французов, так и на своих южных соплеменников. Воины эмиров были объединены в так называемые гумы*, которыми командовали военачальники, назначаемые соответственно старым обычаям. Эмир Трарзы стал верховным начальником всех гум, действовавших на его территории. До 1944 года их было четыре и всего в них насчитывалось 135 воинов. Туда отбирались самые смелые и самые храбрые мужчины, которые на верблюдах объезжали всю территорию эмирата, поддерживая порядок, а в случае нападения других племен обеспечивали защиту территории Трарзы и лагеря эмира. Сегодня гумы упразднены, но старые воины до сих пор пользуются уважением.

На рубеже XIX–XX веков политическое проникновение Франции коренным образом изменило соотношение сил в Мавритании. Хасанам запретили сбор податей и наложение контрибуции. Они оказались в тяжелом экономическом положении, потому что, как мы уже говорили, у них не было собственного имущества, а все, в чем они нуждались, они получали от своих вассалов и племен марабутов. Кроме того, навязанный Францией закон запрещал грабежи, и племена марабутов стали все чаще отказываться выполнять различные обязанности. Теперь, когда хасанов обезоружили, их перестали опасаться. Это заставило воинов заняться скотоводством. Конечно, как и марабуты, они не пасут свои стада, а поручают это дело слугам. У них появилось собственное имущество, некоторые даже занялись торговлей, что прежде, как и любое другое занятие, кроме ведения войны, считалось позором для знатного человека. Примечательно, что хасанам приходится метить своих животных клеймом, принадлежащим подвластным им племенам марабутов, так как до сих пор у них не было необходимости иметь свое клеймо.