«Именно в кинематографе мир дан, надо за ним уметь следить. Видеть. Существует или действительно прожитая жизнь, или данная жизнь. Звезды — они сами по себе уже не являются людьми».

«Театр — более фундаментальное искусство, в смысле физической реальности актера».

11 сентября 1988 г.

А.А. — «Вслед за разговором — художник ты или не ху­дожник, начинается разговор: что ты за человек. Потому что это очень близко, почти нераздельно».

«Искусство нам дано не для развлечения, а для жизни, это мало кто понимает на самом деле (здесь черта про­фессионализма)».

«Истина, о которой никто толком и не знает, дается нам состоянием покоя на будущее (это — независимо от удачи или неудачи жизни). Это одно с другим не сочетается». «Конечно, публике спектакль дается в развлечение, хотя, наверное, не для каждого».

«Шестеро персонажей» связана с интеллектом, вторая вещь — «Мы импровизируем» — только первой частью связана с интеллектом, потом она связана со страстью».

«Персонажи ищут автора в «Мы импровизируем», персонажи изгоняют режиссера».

«Сама постановка театрального вопроса — вот в чем все дело, вот в чем сложность, особенность и т. д., осталь­ное не сложно».

12сентября 1988 г.

«Театр действует своей средой все-таки, пленка — среды не передает».

«Актеры не видят, как они играют. Должны ли видеть... Я в этом вопросе, может быть, жесток: должны смотреть с утра до вечера (по поводу просмотра миланского спектакля (1-го) на видео)».

«Дело даже не в том, как он играет... дело в том, как в нем развит человек».

«Сначала нужно научиться подготавливать аппарат к игре, а потом уметь протягивать через все представление. Плюс «добрый глаз», тогда часть помех не видна».

«Актер должен восстанавливать в себе чувство: каждодневное желание играть спектакли, должен оберегать это чувство от провокаторов...».

13 сентября 1988 г.

А.А. завтра улетает в Западный Берлин (занятые в «Сер­со» уехали сегодня поездом, с приключениями). Мы едем 23-го, тоже поездом.

Я болел несколько дней, не ходил на репетиции. Грипп. Сейчас еще чувствую себя неважно.

Вчера была репетиция плохая. Нервозная. А.А. очень уставший, да нет, не то слово. Наверное, несколько су­ток не спал. «Доводил» «Серсо», монтировал фильм по ночам... Репетиция очень тяжелая была. Опять перешли (вынуждены были перейти) к разговору. Потому отменил поезд сегодня и полетит завтра, чтобы сегодня провести весь день с нами.

Опять говорим. Сначала о 1-м акте, сейчас о 2-м.

«У вас не игра в музыку, а игра с музыкой».

Шеф вчера вернулся из Хельсинки. Мы должны были эти 10 дней репетировать, но... разбежались кто куда.

20 сентября 1988 г.

Из Москвы поездом № 15, 23-го, в 20.17. Рано утром приехали в Брест, часов в 8 утра. Таможня и т. д., и потом в 10.55 дальше, через Польшу. Варшава. Франкфурт-на-Одере, стояли долго. Вечером (24-го) прибыли в Берлин (Восточный) в 9 часов местного, кажется. Автобус. За­бор. Контрольно-пропускной пункт. Быстрая процедура. Дождь. Ноtеl «Саstог». Дождь. Город пуст. Совсем пуст. Утром после завтрака прошелся по городу. Орган в кирхе послушал. В 11.00 — танец. В 12.30 — тренаж. Сейчас пришел А.А.

Говорим (вернее, он говорит) о вчерашнем спектакле «Серсо», и шире, обо всем, о театре, о жизни.

Так много всего накручено: спектакль, выставка, филь­мы... «Портрет Васильева»... всего так много... казалось бы... да... А настроение говенное, самое такое говенное, которое может быть...

А.А. — «Эффект русской сцены в том, что актер прозрачен, или через него вы видите мир, или в его собственный мир попадаете и начинаете плавать в его судьбе, как в соб­ственном сне... Когда идут репетиции и они для вас тяжелы (и для меня тоже) — вы загружаетесь жизненной силой...»

19.00. - «Серсо».

Зал полон. Много русских, евреев, эмигрантов и т. д. Много актеров. Наши друзья из театра Шаубюне тоже пришли! Очень приятная и радостная встреча. Рональд, Юта, Тина, Отто.

В первом ряду Питер Штайн. Немного изменился после Вены. Волосы на пробор, легкая элегантная небритость. Узнал меня «глазами», потом в антракте крепко пожал руку (!), ребята шутили: «Теперь не мой до Москвы».

Спектакль шел ровно, хорошо. Много размышлений. Вот сейчас с А.А. говорим об этом.

«Преодоление — единственный способ рождать дей­ствие, другого пути нет».

В фойе — большая выставка «Портрет Васильева». Так называется весь наш маленький фестиваль театра, в рам­ках большого Западно-Берлинского фестиваля. Эскизы, макеты спектаклей, множество фото, плакатов. В антрактах работает монитор.

Массированный удар, одним словом.

Западный Берлин, 25 сентября 1988 г.

Удивительный, замечательный вечер был вчера. В новом здании театра Шаубюне, очаровательный такой небольшой ресторанчик... Друзья наши, видно по всему, готовились всерьез. Сначала как-то многовато было народа, суета какая-то... хотя объятия, поцелуи, узнавания и т. д. По­том понемногу утряслось, разобрались по столикам, по компаниям. Закуски, выпивка на любой вкус и в любом количестве... П. Штайн — импозантный, в черном костюме... Максимилиан Шелл («серсовцы» тоже были на встрече), Рональд, Эрнст, Тина, Юта и др. и др.

Говорили о вчерашнем спектакле. Много и с интере­сом расспрашивали о Васильеве, о планах театра и т. д. и т. п... Постепенно дошло дело до песен. Оказалось, что наши друзья заранее репетировали, чтобы не ударить в грязь лицом. Репетиции сказались: пели они прекрасно. Прекрасно. Плакат во все окно: «Добро пожаловать!» (на целлофане!). Песню поют они, потом песню — мы, опять они, опять мы. Цветы...

Апофеоз. Расходились в четвертом часу утра... (Малень­кая гитара.) Какая-то милая пара наших новых приятелей довезла нас до отеля на скромном своем «Мерседесе»...

Странно, но я хорошо выспался, хотя встал в 8 утра, умыл­ся, позавтракал, уже в 9.30 — автобус от гостиницы в театр. Танец. Репетиция с А.А. до 13.00. В час повезли в магазин «отовариваться» радиотехникой. Шеф узнал об этой поезд­ке утром. Высказал нам всем свое мнение, сказал, что вино­вных (составлявших расписание) накажет. Но не отметил.

«Отоваривались» в магазине у наших соотечественни­ков, якобы с какой-то скидкой. Думаю, якобы... Надоело но­ситься с валютой, выбирать, прикидывать... ну их. В общем, взял и купил телевизор японский «Тоshibа» за 500 марок. Не было бабе заботы — купила порося... Впрочем, не один я такой. Все загрузились, кто чем, кассетники, телевизоры, видеоплееры, диктофоны и т. д. и т. д. Ладно, что сделаешь... Дети своей страны...

В три автобус отошел от магазина, а в 3.30 уже началась ре­петиция 2-го акта. Думаю, сегодня уже не выйдем из театра.

27 сентября 1988 г., Берлин

Утром была блестящая репетиция. Просто блестящая. Было много гостей, журналистов, актеров, телевидение писало. Но был не прогон. Репетиция с остановками и т. д.

Что-то произошло, «щелкнуло» внутри... и покатилось. Все ожило, задышало. Пошла та самая импровизация, о которой только мечтаешь. Шеф был доволен, хотя и не подавал вида (потом уже признался). Классная репетиция! Практически не выходили из театра. Даже не успел пообе­дать. Спектакль прошел, к большому сожалению, ниже репетиции. Да! Загадка! Хотя все было, как говорится, «на уровне». Прием зрительский и прочее, все хорошо... но... Боже... если бы можно было повторить утреннюю репетицию. Если бы!! После спектакля овации, цветы. Успех! Успех! Множество восторгов, слов, восклицаний.

Прием в ресторане «Ноffmаnn» (рядом с театром, минут пять хода). Прием затянулся. Было весело и сытно. Много выпили.

Домой шли пешком по утреннему Берлину. Уже работали некоторые кафе (а может, они и не закрывались?).