Уже начинаю бить себя по рукам, чтобы хотя бы газеты не трогать. Но и газеты читаю, все подряд.

14 февраля 1988 г.

Выходной. Т. е. нет репетиции с актерами — была мон­тировка. Ставим мост и т. д.

Настроение пошлое. Предчувствую кризис. Пока еще нет, не наступил, но предчувствие приторное...

Не знаю, как пройти через это состояние, как вырваться. Не могу дозвониться до Игоря, тоже раздражает. Много нелепостей (в монтировке), которые не могу решить без него.

По отношению к актерам раздваиваюсь. Мих. Мих. прочно вживил постулат: без любви — ни шагу, все бес­смысленно. Я уже не могу в себе усыпить, удалить, пере­ступить... чувствую раздвоение, начинаю не доверять себе, а это тоже не выход!

Надо находить чистоту, ясность в себе. Господи, но они же и так спокойны, как... Что им моя ясность! Бить надо, подгонять — наверное, подсознательно они ждут этого понукания, окрика, в конце концов, толчка, толчка! Может быть, многолетняя привычка срабатывает. Мне кажется, что необходимы мир, ясность, сосредоточенность, отсутствие лишних (внерепетиционных) эмоций, а их, может быть, только усыпляет «покой». Вот парадокс. Но, убежден, сейчас из них никто не страдает... вот сейчас, в эти минуты, не пи­шет в свой дневник... Да что там! Ну, просто хотя бы подумал больше двух минут: как, мол, мне бы завтра на репетицию прийти... с чем-нибудь эдаким! С чем-нибудь экстра! А? Нет, нет. Покой, ну, раздражение, досада... Работа, одним словом. Работа. Вот все такие мысли нужно забыть, забыть! Возлюбить и идти на счастливую и радостную встречу.

15 февраля 1988 г., понедельник

Только что смонтировали новую декорацию для «Шести персонажей…» и снялись на память:         Белкин, Васильев, Бильченко, Альшиц, Скорик, Светлов, Чиндяйкин. 1988 г.

В «Советской культуре» было сообщение (13.02.88), что «Шестеро персонажей» едут на фестиваль в Вену. Целый вечер был в хорошем настроении. Неужели это действи­тельно произойдет? А сегодня позвонил Василий Иванович Скорик (педагог на курсе Буткевича-Васильева) и дал распоряжение готовить документы на выезд с указанием стран: Австрия, ФРГ, Италия, Франция, Нидерлан­ды, Бельгия... Боже, боже, это уже... слишком. Так хорошо не бывает... Как бы не проснуться... Скорее всего, так и будет...

Зато от репетиций настроение не поднимается. Завтра прогон 2-го акта. Одна репетиция была неплохая, все остальное — мимо.

Еще и еще взять себя в руки. Еще и еще прокачать остат­ки энергии. По завету Мих. Миха., да и А.А. — причину надо искать в себе. Искренне пытаюсь это делать.

Получил письмо от папы. Очень забавно описывает, как искали в киосках Перевальска и Коммунарска журнал «Театральная жизнь», 1-й номер. Так и не нашли, бедные. Папа сделал вывод, что, значит, у них тоже театром инте­ресуются — раз все раскупили.

18 февраля 1988 г.

Ну вот, дождался... Приехал Игорь...(Игорь Витальевич Попов — великий художник, великий человек, к огромному счастью мой друг и товарищ, научивший меня не бегать слишком часто на сцену к артистам, не спешить, когда времени в обрез, любить Тарусу... продолжающий меня учить грамотной игре на бильярде и другим важным вещам). Но все вышло ско­ротечно. Буквально три репетиции побаловал своим при­сутствием, даже две — 22-го и сегодня — 24-го. А 23-го сцена была занята шефским спектаклем. 22-го (понедельник) ста­вили свет. Из зала не выходил с 10 утра до 10 вечера. Что-то сделали. Общий рисунок мне ясен, теперь надо чистить.

После установки света (22-го) пришлось напиться крепко (традиция встречать художника), так некстати, да ничего не поделаешь. Хорошо, что 23-го репетиции как таковой не было, занимались костюмами, потом разбирал прогон от 20 февраля.

Ужасно себя чувствовал. Не знаешь, что лучше. Выпивка просто выбивает из колеи, из рабочего состояния... Да как! Только пришел в себя сегодня, проводы, опять пришлось, правда, сдержанно, уж пошел на нарушение традиции, обошлись одной бутылкой. Завтра важная и тяжелая ра­бота — 1-й акт. Общий принцип света мне ясен. Завтра постараюсь все подчистить и достроить.

Пришел вызов в загранку. Пока не хочу даже загадывать, но документы надо готовить: Франция, Италия, ФРГ и т. д. Опять говорил со Скориком по телефону, торопит с докумен­тами. Может быть, в марте уже нужно будет выехать в Москву.

Игорь много рассказывал о Париже, откуда они только что вернулись с А.А. Как ни странно, сегодня не очень черновой прогон, все как бы неплохо выглядело... Дожать, дожать! Нужны силы, нужны эмоции (во мне, во мне!), вера (уверенность) и еще что-то! что-то такое нужно! Ах, как нужно!

В 3-м номере «Театральной жизни» материал об «Ар­хангелах» и приветствие Дарио Фо.

24 февраля 1988 г.

Утром Таня улетела в Москву, чтобы оттуда (2-го) лететь в Прагу.

Я репетировал (выходной забрал) с 11 до 5 без перерыва. Вчера сделал генеральную. 1-й акт подуспокоил, даже при­личные были моменты, но рано радовался... Во 2-м акте все встало на «свои места». Глухо... тупо... Поэтому хотел сегодня приналечь на 2-й, ан нет. Застрял на 1-м, потом мастерил пролог, так и не поработал 2-й.

Завтра так называемая сдача коллективу. Я к этому отно­шусь спокойно — очередная репетиция — прогон. Артисты же настораживаются, у них там «личное» перекрещивается. Ладно, пусть поговорят (производственное собрание после просмотра). Но самое смешное, что именно поговорить не получается... Ну, посмотрим.

Сегодня был на репетиции Боря Саламчев, потом гово­рили с ним. Много мне сказал хорошего, поддерживающе­го и точно подсказал, что надо остыть, отойти, посмотреть рисунок. Тут он трижды прав! Я затрачен очень нервно на артистов, надо успокоиться. Отпустить их надо... Мне так трудно это дается. Надо вспомнить Учителя — как он умеет терпеть.

29 февраля 1988 г. Год - високосный

Получил письмо от своих стариков... Вот сижу, читаю... и заплакал... мама там сделала приписку своей рукой. Это невыносимо. Боже! Боже! Мне 40 лет! Что? Что? Ну хоть не­множечко, что я мог сделать для нее... за всю мою долгую, долгую жизнь. Хочу переписать сюда ее слова: «Дорогие мои детки, Ваши письма придают мне бодрость и радость. Я Вами горжуся. Бывайте всегда здоровы. Целую Вас крепко. Любя­щая Вас мама». Вот и плачу один, сижу на кухне, курю, плачу...

Нет! Все бессмысленно, ничего не сумею. Папа пишет, что купили 3-й номер «Театральной жизни». Читают, пере­читывают!

Что же тут царапать слова, что же тут... Мама этого не знает, не слышит... да и — что слова.

Дальше... прошел прогон. Т. е. сдача на коллектив так называемая. Очень хорошо играли 1-й акт. 2-й — плохо.

Да я его и не чистил, не было времени. Завтра буду чи­стить.

Да, конечно, многого не могу, не умею, но вот за что отвечаю: с артистами сделано много (не могу же я ска­зать — все). Потом — производственное. Говорили разные слова. В общем хвалили. Печально, что главного почти никто не понял (и это коллеги-профессионалы!). То, что они играли не так хорошо, а так... ну, вот так. Неужели и правда нужно немного «обманывать артистов» (А.В. Эф­рос)? Наверное... наверное... Ну вот... вот. Катастрофы нет. Я боялся катастрофы. Нет. Нормально. Утром съел яичницу (8 утра), ушел... и вспомнил, что больше ничего не ел, в 5 вечера. Но есть уже не хотел. Поел только сейчас, дома... Уже половина девятого вечера. Сижу на кухне, пробовал дозвониться Танюше в Москву. Нет ее в номере, позвоню позднее. Завтра она вылетает в Прагу.

Все, все...

Завтра — собрать последние силы и провести репетицию 2-го акта!!! Кровь из носу...

I марта 1988 г.

Трудно поверить, но это так! Премьера состоялась вчера, 5 марта (35 лет со дня смерти Сталина — ирония случая). Играли очень хорошо. Принимался спектакль прекрасно. Что-то во мне... успокоилось. Тьфу, тьфу, тьфу... Неужели? Неужели позади?.. Боже, как хорошо! Как легко... 3-го сдача была просто ужасной, провальной. На худсовете несли чушь, но к этому я потихоньку привык... Сам был расстроен дико. Просто дико расстроен. А вчера... был спектакль! Уф! С премьерой!