20 июля 1987 г. Минск

Сегодня состоялся худсовет по репертуару на будущий сезон. Перед этим встречались с Феликсом, толковали. Я остановился на Павлове для первой постановки (после сессии). Название второй пока условно. Сказал ему об Андрееве. Возражений не было, но и окончательно пока решили не отвечать.

Худсовет был достаточно продолжительным. Ф. изложил программу (4 конкретных названия и, так сказать, перспек­тиву).—«Дети Арбата» Рыбакова, «Самоубийца» Эрдмана, «Я построил дом» Павлова, «Вишневый сад». Потом круг тем: классика и т. д. — Булгаков, Платонов, Тургенев, Гоголь, Островский и проч.

Платон (схема Платона): учители (воля к мудрости и познанию), властители (воля к власти), питатели (воля к удовлетворению материальных потребностей). — Три рода социального служения. Эти функции заложены в су­ществе человека, в индивидуальной и народной личности, в субъективном и объективном духе, ибо каждый человек в каком-то смысле 1) хозяйствует, 2) властвует и орга­низует и 3) мыслит и верит. (И совершенно так же весь народ и все общество.) Три направления душевно-духовной активности человека.

Упрощенный монизм! Все богатство бытия свести к излюбленной категории. Пифагор — всё есть число. Де­мокрит — открывает атомы (всё есть атомы). Фихте — от­крывает категорию субъекта («я») в познании и действии и утверждает, что всё есть «я».

Века 19, 20 — открыты законы органического бытия — мира, человека, общества, культуры, государства — все это — организм. Конец 19 века — расцвет психологии. Психологизм — познание, этика, право, религия, история объясняются при помощи психологических законов.

Фрейдизм — большие научные открытия, но... строит всю психологию на сексуализме с одержимостью и т. д.

Атеизм есть религия с отрицательным знаком (анало­гично появлению морали с отрицательным знаком). На месте старой религии появляется новая религия (религия человечества Фейербаха).

Всякий мир имеет свою систему ценностей и свою «святыню».

Всякая культура имеет свою «ведущую систему» идей, стремлений и верований. Организация власти и права обусловлена сверху — религией и этикой, но она обуслов­лена и снизу: 1)материальными потребностями человека и 2) природой его органической и психологической жизни.

Диалектика органического целого, охватывающего все функции цивилизации и культуры, есть особая диалектика сложной системы взаимодействия противоположностей. Это диалектика в силу того, что она исходит из единства противоположностей и устанавливает их связь. Она прежде всего исходит из той идеи, что целое (в сфере органической, душевной и духовной) первее своих частей; противопо­ложности выделяются, дифференцируются из некоторого общего лона, в котором они совпадают.

Развитие культуры, общества есть непрерывная дифференциация и интеграция (разделение труда, рас­членение и противопоставление различно направленных функций культурного творчества).

Изначальным единством, в котором совпадают все функции культуры, является миф: он есть одновременно знание о мире, о добре и зле, история, художественное твор­чество и, наконец, религия. Из мифа выделяются различ­ные функции духа. Но их общий корень всегда сохраняется.

Каждая культура имеет свой миф, свой «символ веры», который выражает начало и конец всякого культурного целого.

«Символ» как раз означает соединение, совмещение противоположностей, притом такое, которое в своем кон­кретном многообразии не может быть выражено в точных рациональных понятиях, диалектика этих понятий убе­гает в бесконечность.

24 июля 1987 г.

Прилетели сюда 31-го. В Ростове жара невыносимая. Долго не могли привыкнуть к Минску (после Риги), но в последние дни чувствовали себя уже хорошо.

Теперь, на расстоянии, город видится красивым и даже очень. А после посещения ростовских магазинов и того прелестнее.

В последние дни гастролей в Минске был Юрка Кузне­цов. «Пообщались» с ним достаточно весело. В общем —

последние дни есть последние. Вместе с ним был также Гребенщиков Юрий Сергеевич, только что приехавший из зарубежей с «Серсо». Немного порассказывал о триумфах и успехах нашего дорогого А.А.

Вчера я говорил с ним по телефону (звонил Игорю, он взял трубку). Говорит, ждет играть спектакль. Вызывает нас, кажется, 21 сентября на сессию, а госы — 6 октября.

3 августа 1987 г. Ростов

Труднее всего для меня сосредоточиться на работе, отбросить все, сосредоточиться... Для разбега начинаю писать здесь...

Без даты

Вчера приехали с Танюшей из Перевальска от моих стариков. А перед этим были в Ялте (с 5 по 28 августа). Отдохнули там замечательно. Несколько дней я не мог переключиться на праздность, на отдых. Кажется, совсем разучился это делать. Все что-то сосет внутри, зудит, и просто чувствую, как бездарно уходит время. Лежать на пляже (просто лежать) — мука. Такое ощущение, что совершаю нечто преступное. Ну, потом ничего, «втянулся» в это самое ничегонеделание...

Как же?! Сосредоточиться?! Вот только начал вчера писать, пошла суета, пришел кто-то, пошел куда-то — день прошел. Ужасно!

Так... про что я там писал-то — про море. Да, море... хорошо... здорово... отдыхали, плавали, разговаривали. Ладно, ну его к черту, море.

С трудом достали билеты на поезд (в плацкартный вагон). Ехали ужасно. У Тани был приступ прямо в поезде. Тяже­ло вспоминать. Слава богу, за час до приезда отпустило. Встречали мама и папа. Мама с цветами... миленькая моя, папа с орденом... У меня сердце сжалось.

В Донбассе было холодно, а у нас ничего теплого с со­бой... В основном дома сидели. Папа взял отпуск в эти дни и был с нами. Готовились к нашему приезду, дорогие мои, белили квартиру. Дома чистенько, уютно.

Все равно у меня какое-то чувство вины перед ними... Не знаю, почему. Не знаю, что нужно сделать и как, просто под сердцем боль, и знаю, что виноват и надо что-то сде­лать для них, успокоить, одарить радостью, хоть какой-то, и чтобы это я сделал для них. Не знаю, не знаю... тяжело на сердце... А вместо этого еще и раздражаешься иной раз, что-то такое фыркнешь, не так, мол, это делается или что-то в этом роде... И тут же сам себя ловишь на глупости, гадости. Ну что? Ну так, не так — какая разница.

Определенная мука — неумение писать, то есть пере­дать на бумаге свои чувства. Вот ведь искренне желаю сделать это, цель поставил себе, пыхчу — пробую писать, обдумывая слово, фразу, — пробую наоборот — «от руки», импульсивно писать — ни черта!

Перечитываю — ничего подобного! То есть близко нет! Ни моих мамы, папы, ни меня, старого идиота, рядом с ними, ни Тани, измученной приступом, с астрами красно-белыми в синем «Москвиче» (шофер из папиной колонны), ни нашего дома с неумело побеленными потолками, мягкими дорож­ками, печкой, иконой... и уже тем более, уже совершенно ничегошеньки от того, что творится во мне, в моей душе всю дорогу, в том проклятом поезде, всю неделю дома, ночи, дни, на автовокзале. Вот так — безграмотно (в профессио­нальном отношении) мы ставим и играем свои спектакли.

Горит просто ощущение это вот в груди. Точно! Вот так и играем. Рас-ска-зы-ва-ем косноязычным языком чувств убогие истории.

В Ялте много общались с Колей Сорокиным из ростов­ского театра (он там еще и парторг — Николай Евгеньевич). Волосы дыбом от его рассказов о славной ростовской Академии. Боже, какая чушь! Сейчас «доели» своего оче­редного главного — Малышева. Нет никого из режиссеров. Он меня зондировал на предмет работы. Не дал никаких резких отклонений этой идее, но постарался отвести тему разговора на будущее. Бессмысленно сейчас что-то строить и фантазировать, но и отрезать эту идею окончательно тоже неразумно. Поживем — увидим.