Когда начались преследования жен, сестер, матерей и дочерей мужчин, подозреваемых в партизанской деятельности, настроение в приграничной полосе стало предельно нетерпимым. Пошли слухи, что генерал намеревался выслать каждого мужчину, женщину и ребенка из отдаленных районов пограничных округов. Тем, кому удастся доказать непоколебимую лояльность Союзу, разрешат жить поблизости к одному из приграничных многочисленных военных постов, остальные будут выселены.

Однажды днем, когда Энди с Фелпманном, обсуждали в конторе шерифа правомерность последних предприятий генерал-майора Ивинга, внезапный шум буквально потряс стену конторы.

— Что это, черт побери, землетрясение? — Шериф Фелпманн вскочил с деревянного кресла за столом.

— Был такой звук, как будто какое-то здание упало, здесь не происходит никаких подрывных работ? — сказал Энди и бросился к двери.

— Если бы вели, мне бы доложили.

Улица снаружи была совершенно пустынна, но завеса пыли поднялась над зданиями через дорогу, и когда они в недоумении пытались понять, что это такое, дородная фигура в запачканном переднике выбежала на улицу из лавки скобяных товаров.

— Что это, Бен? Что случилось? — Шериф Фелпманн обратился к лавочнику.

— Это старая тюрьма, шериф. Та, куда генерал Ивинг отправлял женщин. Она рухнула.

Энди и Конрад Фелпманн посмотрели друг на друга в ужасе. Тюрьма была старинным трехэтажным зданием, довольно ветхим, а генерал набил ее до отказа женщинами, подозреваемыми в симпатиях конфедератам.

Оба мужчины побежали одновременно, и раненая нога Энди не помешала ему добежать до сцены трагедии на несколько секунд раньше высокого шерифа.

Две высокие стены тюрьмы и часть третьей оставались. Другая, вместе с большей частью крыши и с полами, рухнула, и изнутри слышался крик женщин. Снаружи на покрытом обломками тротуаре два молодых солдата с помощью ружей пытались загнать охваченных паникой женщин назад под стены, и Энди гневно крикнул одному из них:

— Что ты делаешь, солдат?

— Останавливаю этих женщин, чтобы они не сбежали, сэр. Они — заключенные.

— Боже всемогущий! У вас под носом разыгралась трагедия, а все, о чем вы думаете, это остановить нескольких женщин, чтобы они не сбежали? Иди и найди своего командного офицера. Приведи сюда сколько можно мужчин с лопатами и кирками и прихвати с собой врача. Ты, — Энди указал на другого человека, — иди вовнутрь, помоги рассчистить завал и выведи всех оставшихся там женщин.

— Есть, сэр, — оба солдата, похоже, вздохнули с облегчением, когда появился некто с авторитетным видом и стал отдавать им приказы.

— Слава Богу, что в этом городе есть хоть кто-то с каплей здравого смысла. — Акцент был южный, а говорила девушка лет восемнадцати, с ног до головы покрытая пылью. Энди видел, как она спорила с одним из новобранцев, когда он прибежал к развалившейся тюрьме. — Можете вы дать нам хотя бы несколько из этих мужчин, стоящих вокруг, чтобы помочь нам копать? По крайней мере сорок женщин осталось под обломками.

Шериф Фелпманн и часть женщин уже растаскивали камни голыми руками, и когда Энди пошел за девушкой вовнутрь развалившегося здания, из-под обломков извлекли раненую женщину.

Она была первой из многих. Через тридцать минут после обвала здания пять тел были уложены и прикрыты одеялами на тротуаре. Среди тех, кто выполнял спасательные работы, рос гнев против генерал-майора, приказавшего арестовать и заключить в тюрьму женщин.

Когда мужчины работали, Энди увидел, как молодая женщина, с которой он разговаривал раньше, уходила, держа за руку пожилую, которую выносили из рухнувшего здания.

Энди и другие мужчины трудились несколько часов, прежде чем все не было расчищено и стало ясно, что под обломками больше нет жертв.

По пути домой — а он снимал лачугу на краю города — Энди нужно было проходить мимо городской больницы Канзас-Сити. В неожиданном порыве он повернул и открыл дверь — и тотчас же ему представилась сцена полнейшего хаоса. Канзас-Сити был маленьким и спокойным поселением, и больница не была оборудована для такого количества пострадавших, доставленных сюда из рухнувшего здания.

Хотя Энди повторял себе, что он беспокоится обо всех пострадавших женщинах, он остановился, оглядываясь вокруг, пока не нашел молодую девушку, которая помогала ему откапывать остальных. Она и женщина, которую вытащили из-под обломков тюрьмы на носилках, были в коридоре. Пожилая лежала на одеяле, издавая стоны, в то время как врач накладывал ей на ногу повязку, а ассистент крепко держал ее.

— Не могу ли быть чем-нибудь полезен? — вызвался Энди.

Выражение лица молодой женщины было изумленным, когда она посмотрела вверх и увидела Энди, и, похоже, это не было для нее неприятным сюрпризом.

Врач тоже взглянул на него.

— Привет, Маккримон. Нет, у нас нет недостатка в помощниках. Не хватает места, но после того, как они побыли в тюремных условиях, я не слышал ни от кого жалоб. Этого Ивинга следует выпороть кнутом.

— С ним бы так и поступили, будь мы убийцами или ворами, но ведь мы — южане. У нас нет прав — нет даже права подать в суд, чтобы доказать, что мы не сделали ничего преступного.

— Если у вас есть что сказать о нарушении закона, тогда вы говорите именно с тем, с кем надо, юная леди. — Закончив свою работу, доктор встал. — Мистер Маккримон — окружной прокурор, персонально назначенный губернатором. А я — просто доктор, у которого очень много пациентов и очень мало времени.

Когда врач ушел, Энди обратился к девушке:

— Доктор назвал мое имя — Энди Маккримон. Я не знаю, как вас зовут.

— А зачем вам мое имя?

В ее голосе была враждебность, которой раньше не было. Энди подозревал, что это случилось после того, как девушка узнала, что он — прокурор.

— Помолчи теперь, дочка. Разве так нужно разговаривать с джентльменом, который был настолько добр, что пришел посмотреть, как мы, и это несмотря на то, что он участвовал в раскопках тоже. Я благодарю вас за то, что вы проявляете к нам интерес и сочувствие, мистер Маккримон. Я — Эми Хаустон, а это моя дочь, Хетти.

Женщина говорила тоже с сильным южным акцентом, но у нее была речь образованной женщины, и вокруг нее был явный ореол хорошего воспитания.

— Вы — из Шотландии, мистер Маккримон?

— Нет, мэм. Родился и вырос в Миссури, но мой отец родом из Шотландии. Гленелг. Знаете такое место?

— Я — из Вирджинии, как и мой отец. Но мой дед и дед моего мужа были оба шотландцами, с Высокогорья.

— Ваш муж?.. Он еще жив?

— На самом деле вы хотели спросить… не участвует ли он в партизанских набегах? Ответ будет — «нет!» Да, мы с Юга, да, мы сильно симпатизируем тем, которые борются за него. Но я тоже родом из Миссури, у нас никогда не было рабов, и мой отец не участвует в набегах с Квонтриллом, Андерсоном и другими, хотя его в этом подозревают, — с горячностью ответила Хетти.

Эми Хаустон кивнула.

— Это — правда, мистер Маккримон. Мой муж не поддерживает то, за что сражаются южане, поэтому он не станет к ним присоединяться. Не станет он и сражаться против своих друзей, хотя именно теперь он на пути в Сент-Луис со стадом скота, который, возможно, пойдет на съестные припасы, чтобы накормить солдат федеральной армии.

Энди был в замешательстве.

— Тогда почему же вас арестовали и заключили в тюрьму здесь, в Канзас-Сити?

— Вы бы лучше попросили генерала Ивинга ответить на этот вопрос, молодой человек.

— Нет, не нужно. Я скажу вам, почему. Мы были арестованы потому, что генерал Ивинг — большой друг сенатора Джима Лейна. Лейн не только возглавляет банду джейхаукеров из Канзаса — а они — гораздо хуже, чем партизаны-южане, — он пытался купить нашу землю год или два назад.

Энди перевел взгляд с Хетти Хаустон на ее мать. Его недоверие легко можно было заметить. Хетти хмыкнула и отвернулась от него, но мать сказала:

— Это правда, молодой человек. Вы можете спросить любую женщину, арестованную с нами, и они подтвердят. Мой муж тоже может подтвердить, когда он вернется, если только он сначала не поедет домой на ферму. Он, без сомненья, найдет там людей Лейна, и еще одно убийство ляжет тяжким бременем на их совесть.