— Когда они обнаружат его, если вообще обнаружат, мы будем уже далеко, — удовлетворенно подвел итог Энгус. — Они могут даже подумать, что он сбежал вместе с нами.

— Будем надеяться. — Пот, выступивший на лбу Чарли Кемпбелла, был скорее от страха, чем от недавнего физического напряжения.

— Если случится самое худшее и нас поймают, ты можешь выдать нас и стать свидетелем обвинения, Чарли. Я и Мердо не будем иметь ничего против тебя. Блоксом заслужил смерть за то, что он сделал с Каталом, но ты не должен быть за это повешен.

Энгус на минуту положил руку на плечо сына.

— Но мы не дадим себя поймать. Я задолго до этого все обдумал. Пошли, нам нужно держать путь в направлении Вестерн Тирс. Я там знаю кое-кого, кто нам поможет.

Трое беглецов пробирались в течение четырех дней по местности, которая становилась все больше и больше непроходимой. Следов преследования не было видно, и Энгус правильно предположил, что капитан Еллэнд решил, что они пошли вниз по реке в направлении южного побережья.

В сумерках, в первый день свободы, они прятались до наступления темноты, прежде чем набрести на отдаленную ферму, где они украли ягненка. Молодое животное обеспечило их едой на последующую пару дней.

На четвертый день Энгус остановился у подножья невысокого, но труднодоступного горного хребта и внимательно оглядел местность. Наконец указал на склон горы между двумя самыми высокими пиками:

— Мы пойдем туда.

Его выбор пути был безошибочный. Два часа спустя их встретил чернобородый мужчина, направивший на них мушкет. Похоже, он в горах был не один.

Неожиданно вооруженный мужчина более пристально вгляделся в Энгуса.

— Энгус! Это ты?.. Конечно же! Другого такого рыжебородого однорукого в Земле Ван Димона нет!

Поставив ружье, незнакомец подошел, чтобы хлопнуть Энгуса по плечу.

— Итак, ты наконец-то решил стать беглым и скрываться. Тебе бы нужно было это сделать еще год назад.

— У нас не было другого выхода. Ферму продали военному — капитану Еллэнду. Он привез с собой собственного надсмотрщика для порки. Доказательством этому — спина моего сына Мердо. Она все еще не зажила.

— У нас тут есть кое-кто, у кого большая практика в лечении поротых спин, — лучше не найти во всей этой проклятой стране. Она из племени або, и страшна, как смертный грех, но в темноте под одеялом лица-то не видно, а днем она помогает в лагере. Пойдем, познакомишься с ней и остальными.

Энгус Росс представил вооруженного человека как Джонни Гэлеона.

— Джонни Гэлеон — знаменитый бушрэнджер?[1]— В голосе Чарли Кемпбелла послышалось благоговейное уважение. Джонни считался знаменитостью среди каторжан. За ним охотились солдаты, аборигены-следопыты и собратья-заключенные. Но, несмотря на вознаграждение в сто фунтов за его голову, он все еще оставался на свободе.

— Откуда вы знаете друг друга? — Мердо был так же изумлен, как и Чарли Кемпбелл.

— Разве твой отец не рассказывал тебе? Я всегда знал, что ему можно доверять! — Джонни так сильно хлопнул Энгуса по спине, что тот пошатнулся и чуть не упал на землю. — Около года назад меня чуть было не поймали. Меня подстрелила засада губернатора Сореля. Мои товарищи были убиты, а я — ранен, но мне удалось удрать. Твой отец нашел меня внизу у реки на ферме, где вы все работали. Он кормил меня и перевязывал раны, пока я не смог вернуться сюда к моей Красотке, чтобы она меня вылечила должным образом.

Эта история была совершенной неожиданностью для Мердо и Чарли. Энгус хорошо хранил свой секрет.

Когда они с трудом поднимались вверх по склону, еще один мужчина вышел из укрытия и пошел вслед, затем еще и еще. Словом, когда они приблизились к хорошо спрятанному лагерю, за ними шло по крайней мере двадцать человек. Каждый из беглых заключенных был хорошо вооружен и, похоже, очень умело обращался с оружием.

В лагере Джонни бесцеремонно пнул носком сапога в ребра полуголой аборигенке, которая сидела на корточках перед костром, куря глиняную трубку. Когда она обернулась, чтобы возразить что-то вожаку бушрэнджеров, Энгус увидел самую безобразную женщину, из всех, каких ему приходилось видеть в жизни.

— Шевелись, Красотка. У нас гости. Брось несколько кусков мяса в котел, а потом пойди и позаботься об этом молодом человеке. Его выпороли. Давай, поворачивайся, ленивая корова! Вставай!

На этот раз пинок, последовавший за словами Джонни, был значительно сильнее, чем прежде, но женщина только улыбнулась и неспешно поднялась с земли.

— Она его вылечит. А теперь пойдем выпьем виски. Я взял его из дома местного члена магистрата в Йорке. Ты не пробовал ничего подобного с тех пор, как уехал из Шотландии…

Пока Джонни болтал, Энгус разглядывал лагерь. Он был разбит у входа в небольшую пещеру — грязный и беспорядочный. Кроме Красотки там были еще три аборигенки. Две из трех, вероятно, были в состоянии сильного опьянения и лежали на земле совершенно голыми. Третья женщина сидела у костра и кормила грудью младенца, который был такой же черный, как и она, но на головке у него пробивались рыжие волосики.

Виски было великолепно, как и обещал Джонни. Пока гости сидели и пили с бушрэнджерами, их вожак спросил Энгуса, не собирается ли он остаться в лагере и присоединиться к его банде. Энгус опьянел от превосходного напитка. Воспоминания о прежних счастливых днях нахлынули на него — он припомнил, как пил кристально-чистое виски Высокогорья на покрытых вереском склонах, пока младшие дочери играли рядом, а Эльза ждала в маленьком домике, — дни, которые ушли навсегда.

Энгус с трудом вернулся к действительности.

— На моих глазах один из моей сыновей умер от порки. Я не хочу видеть, как жизнь другого закончится на виселице. Я отправляюсь на Север, Джонни. В глубь материка, а потом дальше, в глубь страны, чтобы забыть о тюрьме и заключенных. Мы уже говорили об этом однажды, когда тебя ранили, помнишь?

Джонни кивнул, но ничего не сказал.

— Пойдем с нами, Джонни. Если ты останешься здесь, тебя в конце концов поймают, и ты прекрасно об этом знаешь. Пойдем с нами и начнем новую жизнь далеко отсюда.

Джонни покачал головой и сказал с ноткой сожаления в голосе:

— Я не могу, Энгус. Не сейчас. Два года назад это могло бы случиться, может быть. Но сейчас, я — знаменитый Джонни Гэлеон, удачливый бушрэнджер. Предводитель шайки, которая наводит страх на фискалов и тех, кто подвергает заключенных порке, и тех поселенцев, которые скорее сдерут шкуру с заключенного, чем ударят собаку. Я что-то стал из себя представлять. Ты знаешь, что губернатор обещал мне недавно помилование? Пригласил меня в свою «резиденцию», чтобы обсудить это. Можешь себе представить? Ну, в Англии он наверняка перешел бы на другую сторону дороги при встрече со мной, потому что от меня «дурно пахнет»! Конечно, я знаю, что они меня поймают рано или поздно, но сначала пусть потратят свои денежки на мою поимку, потому что получат они меня, только когда застрелят насмерть. Я не стану главным действующим лицом на их празднике «отсечения головы». Обо мне сочиняют легенды, Энгус. Легенды, которые дают надежду человеку, закованному в цепи по рукам и ногам в какой-нибудь темной дыре только потому, что он не так взглянул на тюремщика, как нужно. Обо мне будут помнить даже тогда, когда все забудут имя суперинтенданта тюрьмы в Хобарте и имя судьи, который отправил меня сюда.

— И все же обдумай все еще раз, Джонни. Нам нужен человек, который знает, как выжить в этой стране. Это будет прекрасная жизнь для всех нас — в месте, где нет тюрем… нет солдат.

— Такая жизнь действительно прекрасна. И, если бы я этого хотел, я бы ушел с вами. Но мне что-то лень, может, я пошлю кого-нибудь еще, чтобы он пожил этой прекрасной жизнью вместо меня. Мы отбираем имущество только у того, кто может себе позволить прожить без нескольких овец. Таким образом, мы не трогаем владельцем мелких ферм, и они остаются на нашей стороне. Тут у нас есть женщины… определенного сорта. Если нам нужно еще, мы идем и забираем их у аборигенов. Когда я прихожу в поселение, народ меня узнает. Я вижу уважение у них в глазах. Много ли заключенных пользуются уважением? И много ли будут пользоваться? Нет, Энгус, я остаюсь здесь и буду продолжать то, что делаю сейчас. Я согласен, что мне не дожить до старости, но, клянусь Богом, мне нравится такая жизнь!