Когда на царство призвали Анну Иоанновну, Долгорукие, опасаясь мести за свое исключительное положение при умершем Петре, продолжали интриговать вокруг загадочного завещания императора. Высказывают даже предположение, что они готовили в 1730 году захват власти силами верных покойному Петру II гвардейских полков, и императрица-авантюристка в нашей истории должна была появиться еще тогда в лице девушки-марионетки Катеньки Долгорукой в руках правящего семейного клана.
Итак, Долгорукие заговорили об упразднении императорской власти, учреждении в России дворянской республики под началом Сената и Верховного совета из числа представителей самых знатных российских родов. Именно эта дискуссия позволила обвинить их несколько лет спустя в замыслах учредить республику, а значит, в планах свержения императрицы и государственного переворота. Хотя и план силового возведения на трон Екатерины Долгорукой, и последующая овладевшая Долгорукими республиканская идея были выбиты из них позднее палачами Тайной канцелярии Ушакова. Если учесть, какими методами в 1739 году Долгоруких и их «сообщников» по этому процессу допрашивали, они могли бы признаться в чем угодно, лишь бы только сократить свои мучения.
Сначала, сразу после прихода в 1730 году Анны на трон, все семейство сослали в сибирский город Тобольск, разбросали по разным отдаленным городкам, но и там не оставили в покое. Подосланные сыщики ведомства Ушакова применили нестандартный прием, втершись братьям Долгоруким в доверие, они напоили одного из них вином и вызвали на откровенный разговор, в котором и получили улики по поводу существования заговора. После этого Ушаков послал в Тобольск для следствия комиссию сотрудников Тайной канцелярии под началом своего брата. Клан Долгоруких был обвинен в утаивании завещания покойного императора Петра II, а также в замыслах в непростой период перед коронацией Анны в 1730 году учредить в стране республиканское правление.
Поэтому, вероятно, дело Долгоруких можно считать первым в России политическим процессом против сторонников республиканского строя (какая республика могла быть в восемнадцатом веке?) и врагов монархии. Для отчаянно легкомысленных заговорщиков, если Долгорукие действительно вынашивали такой замысел, а не оговорили себя под пытками в канцелярии Ушакова, дело кончилось трагедией. В 1739 году начались аресты Долгоруких по всей Сибири, где их разбросали в ссылке, а также их сторонников. Часть Долгоруких, избежавших после опалы в начале 1730-х годов сибирской ссылки, доставлена в Тайную канцелярию из их имений и даже из монастырей. Их всех доставили в Петербург, где после пыток старшие братья были казнены, а их родственники порознь сосланы на окраины империи от Вологды до самой Камчатки.
В Тобольске комиссия во главе с Ушаковым, родственником столичного начальника полиции, и Суворовым, отцом будущего полководца, допрашивала Ивана Долгорукого и пытками довела его до безумия. Он выдал все, что знал, и то, чего не знал, о ложном завещании Петра II, Анна наконец нашла предлог удовлетворить свою ненависть. В начале 1739 года Василий, Сергей и Иван Григорьевичи присоединились к своему брату в Шлиссельбургской крепости... Иван Долгорукий был приговорен к четвертованию и к отсечению головы, Василий, Сергей и Иван Григорьевичи — только к обезглавливанию. 6 ноября, за два дня перед казнью, приговоренных снова пытали, спрашивая об их замысле в 1730 году основать республику.
Преследования по делу «республиканцев» Долгоруких шли почти год по всей Сибири и в столице. По этому же делу привлекли и представителей других громких фамилий из числа «верховников», пытавшихся в 1730 году поставить под сомнение законность коронации Анны Иоанновны.
Одним из арестованных стал известный князь Дмитрий Михайлович Голицын (1665—1737), идейный лидер «верховников».
Пользовавшийся доверием еще у Петра I, он при Петре II был назначен главой Коммерц-коллегии, отменил ряд государственных монополий и снизил таможенные тарифы. Тогда же он ввел в Верховный тайный совет своего брата Михаила, ставшего главой Военной коллегии. В 1730 году Д.М. Голицын предложил пригласить на престол курляндскую герцогиню Анну Иоанновну, ограничив ее власть «кондициями» (которые фактически сводили ее роль к представительским функциям). Он сам разработал проект конституции, согласно которому абсолютная монархия в России упразднялась навсегда и страна превращалась в дворянскую республику. Голицынские идеи, безусловно, вызвали неприятие у части российского дворянства и некоторых членов Верховного тайного совета, который был распущен после того, как Анна разорвала «кондиции». Несмотря на то что Голицын возглавлял «конституционную» партию, после упразднения Верховного тайного совета он, в отличие от Долгоруких, не был сослан. Возможно, потому, что инициатива призвания Анны Иоанновны на престол исходила именно от него. Сохраняя звание сенатора, он спокойно жил в подмосковном имении Архангельском, где собрал богатейшую коллекцию (около шести тысяч томов) лучшей европейской литературы. Вскоре, однако, репрессии коснулись его зятя, за заступничество которому семидесятилетний князь в 1736 году был арестован, обвинен в подготовке заговора и брошен в Шлиссельбургскую крепость, где вскоре умер.
К несчастью, тайные агенты к частичной гибели уникальной голицынской библиотеки тоже приложили руки. Когда ищут доказательства заговора, то не думают о сохранении каких-то книжных раритетов Средневековья для потомков. Конфискацией книг из загородного имения Голицына в селе Архангельском под Москвой руководили лично Ушаков и секретарь Тайной канцелярии Топильский. Они искали в груде раритетных книг крамолу, в частности, нашли труды Макиавелли, запрещенного тогда к чтению в Российской империи, и сожгли или украли эти книги.
Без преувеличения можно отметить, что Тайная канцелярия к концу правления Анны стала главным и любимым ее орудием, применяемым при любом гневе императрицы или подозрении даже к самым высокопоставленным людям империи. Стоило, например, бывшему послу России в Лондоне Куракину на пиру во дворце обидеть государыню тем, что осмелился протереть край поданного ему самой императрицей бокала, как она в истерике зовет Ушакова, приказывает арестовать Куракина и начать против него следствие. Заслуженного дипломата в тот момент спас только Бирон, сумевший успокоить императрицу и превратить инцидент в шутку.
По существу, бездумная в жестокости императрица готова использовать свою спецслужбу для кары не за государственное преступление, а за личную обиду, да еще, возможно, и надуманную. И от такого «внимания» службы Ушакова не защищены даже самые знатные люди с бесспорными заслугами в деле служения Российской империи.
Репрессии против менее родовитых людей шли полным ходом, одного доноса и выкрика «Слово и дело» достаточно для начала неправомерного следствия.
Занимаясь поиском источников в российских архивах, мы найдем и массовые казни граждан Смоленска, о которых кто-то донес, что они собрались перейти в католичество.
Здесь же сохранились для историков и упоминания о вознаграждениях добровольным доносчикам. Некий Василий Федоров донес на армейского капитана Кобылина о «произнесении мятежных речей», и капитан после скорого следствия был казнен. Но по документам доносчик, получивший за свои заслуги из имущества казненного только корову и пару гусей, недоволен, он вновь жалуется, указывая на большее вознаграждение доносчикам по таким делам. В 1735 году солдат Иван Седов после следствия в Тайной канцелярии сослан в Сибирь по доносу сослуживцев за то, что сказал в адрес Анны Иоанновны: «Я бы ее камнем пришиб, почему она жалованья солдатам не прибавит?»
Наум Кондратов, также из солдат, в 1737 году попал в Тайную канцелярию и позднее сослан в Сибирь. Он вслух сказал явную глупость, но в плане политической безопасности довольно безобидную: «Было бы у меня много денег, я бы и царскую дочку уломал бы спать со мной». Но известно, что у самой Анны Иоанновны не было не только дочери, но и вообще детей, что не помешало придать самоуверенной фразе простого солдата характер политического преступления против российской власти.