Лазутчики, которых разослал Ван Тигр, возвращались один за другим, потому что лето подходило к концу, и все они приносили одни и те же вести — что южные генералы опять разбиты, и Север победил снова. Ван Тигр этому поверил, тем более, что генерал, правивший всей провинцией, в последние недели уж не так настойчиво требовал, чтобы Ван Тигр прислал своих солдат ему на помощь.

Тогда Ван Тигр поспешил написать письмо и послать с ним племянника и человека с заячьей губой в главный город провинции, и в этом письме он вежливо выражал сожаление, что ему так долго пришлось усмирять бандитов в своей области, но что теперь он готов присоединиться к силам Севера против Юга и посылает подарки.

Но и тут ему помогла судьба, потому что в тот самый день, когда посланные с этим письмом добрались до столицы, было объявлено перемирие, и мятежники, чтобы собраться с силами, отступили к югу, а северным армиям позволено было грабить в течение трех дней, и это было наградой победителям. И когда генерал этой провинции получил письмо Вана Тигра, он прислал ему вежливый ответ, но в нем говорилось, что эта война уже кончена и наступила осень. Однако нет сомнения, что будут и другие войны, — весна придет снова, и Вану Тигру нужно быть готовым к этому времени.

Вот какой ответ принесли посланные Вану Тигру, и он принял его и был доволен, потому что имя его стояло теперь среди других имен генералов-победителей, и он достиг этого без единой потери, и все его великое войско было цело.

Снова подули с запада золотые ветры осени, разгоняя тучи. Крестьяне убрали урожай, и полная луна снова плыла в высоте, и люди радовались наступлению осенних праздников и готовились возблагодарить богов за их милосердие, потому что большого голода не было и только раз или два урожай был плохой; бандитов опять прогнали, и война не подходила близко к их области.

XX

И Ван Тигр подвел итоги, чтобы знать, чего он добился, и нашел, что в этом году его положение лучше, чем в прошлом. Да, теперь под его началом было двадцать тысяч солдат, расквартированных в городе и пригородах, а ружей у него было около двенадцати тысяч. А кроме того, имя его стало известно и стояло в списке военачальников, потому что слабый и неспособный правитель, оставшийся на своем месте и после войны, разослал благодарственный приказ всем тем военачальникам, которые поддержали его, когда генералы Юга хотели положить конец его правлению, и Ван Тигр был среди тех, кому правитель раздавал благодарности и титулы. Правда, титул, данный Вану Тигру, был не из важных и только звучал пышно и многословно, а проку в нем было немного, но все же это был титул, и Ван Тигр получил его, не участвуя в сражениях и не потерпев урона.

Оставалось еще одно большое затруднение: во время праздника, когда сводят счеты все, кто брал или давал в долг, Ван Купец прислал сказать, что ему пора получить деньги за оружие, потому что другие торопят его с уплатой. Ван Тигр рассердился и послал к брату человека сказать, что на этот раз он не станет платить за те ружья, которые пропали, и через посланного передал брату:

— Ты должен был предостеречь своих людей, чтобы они не отдавали оружия тому, кто пришел первым.

На это Ван Купец ответил не без основания:

— Почему же я мог знать, что те, кто принес в доказательство мое собственное письмо и назвал твое имя, — не твои люди?

Вану Тигру нечего было возразить на это, но за ним стояла сила его войска, и это было убедительнее всяких доводов и он ответил с великим гневом:

— Я заплачу за половину пропажи, а если ты на это не согласен, я совсем не стану платить, — теперь мне нет нужды делать то, чего я не желаю.

Тогда Ван Купец, будучи человеком благоразумным и философом, примирился с тем, чего нельзя изменить, и, не поморщившись, заплатил свою половину, потому что ему можно было повысить арендную плату и накинуть процент-другой там, где ему отказать не могли, — и убытка он не потерпел.

А Ван Тигр сначала не знал даже, откуда достать денег на уплату, — так много нужно было для его многочисленного войска. И хотя серебро ручьем текло в его руки каждый месяц и чуть ли не каждый день, — оно тут же вытекало обратно. Он позвал верных людей к себе в комнату и сказал им:

— Нельзя ли придумать какие-нибудь новые налоги?

И верные люди почесали в затылках, чтобы расшевелить мозги, поглядели сначала друг на друга, а потом по сторонам и все-таки ничего не могли придумать. А человек с заячьей губой сказал:

— Если мы слишком повысим налоги на съестное и на те товары, которые нужны людям каждый день, население восстанет против нас.

Ван Тигр знал, что это верно и что всегда бывает так, если простой народ угнетают сверх меры: ему остается либо восстать, либо умереть с голоду. И хотя Ван Тигр прочно укрепился в этой области, он все же был не настолько силен, чтобы совсем не считаться с народом. Нужно было придумать что-нибудь новое, и наконец он вспомнил о главном промысле, которым занимались жители города, — о том, что можно ввести налог в одну-две медных монеты на каждый кувшин для вина, который выделывали в этой области.

А здешние кувшины для вина славились повсюду; их делали из лучшей гончарной глины и покрывали синей глазурью и, наполнив вином, накладывали печать из той же глины на горлышко и ставили на ней знак; и всем было известно, что этот знак ставят на хорошем кувшине с хорошим вином. Вспомнив об этом, Ван Тигр хлопнул себя по бедру и воскликнул:

— Гончары богатеют с каждым годом, — почему бы и им тоже не платить налогов вместе с другими?

И верные люди согласились, что это хорошая мысль, а Ван Тигр в тот же день ввел новый налог. Известив об этом старшин гончарного цеха, он обратился к ним с вежливой речью и сказал им, что он охраняет поля, где растет гаолян, из которого гонят вино, а без его охраны не было бы и вина и нечего было бы наливать в кувшины, а на охрану полей ему нужны деньги, и солдат своих он должен кормить, вооружать и платить им жалованье. Но за всеми этими вежливыми словами сверкало оружие его тысячных войск, и хотя гончары после этого собрались тайком и с большим гневом говорили о сотне выходов, — и о бунте, и о многом другом, — они знали, что отказать невозможно, потому что Ван Тигр волен делать что хочет, а бывают военачальники и хуже Вана Тигра, и это тоже было им известно.

Они ответили согласием, так как нельзя было ответить иначе, и Ван Тигр послал своих верных людей сосчитать, сколько выделывают кувшинов; каждый месяц он стал получать хорошие деньги, и в три с чем-нибудь месяца расплатился с Ваном Купцом. Потом, так как гончары за это время привыкли к налогу, Ван Тигр попрежнему собирал его и не стал говорить, что в деньгах нет уже такой острой нужды, какая была прежде. И в самом деле, ему нужно было много денег, потому что ему предстоял еще долгий путь, прежде чем он достигнет своей цели; жажда славы не давала ему покоя, и он старался не сидеть без дела.

Потом, подумав, он понял, что с народа на его землях много не возьмешь, не вызвав недовольства, и он сказал себе, что ему негде развернуться и что на следующую весну он должен расширить свои владения далеко за пределы области, потому что она слишком мала, и если будет сильный голод, какой может наступить в каждом году, если разгневаются небеса, то он погибнет. До сих пор его хранил счастливый жребий, — сильного голода не было еще с тех пор, как он пришел сюда, а были только неурожаи то в одном, то в другом месте.

Приближалась зима, когда нельзя вести войну, и Ван Тигр возводил укрепления. Он следил за тем, чтобы люди его выходили на ученье каждый день, пока нет ни холодных дождей, ни ветров, ни слишком глубокого снега. Он обучал самых лучших и самых смышленых, а они, в свою очередь, обучали остальных. А больше всего он заботился о ружьях. Каждый месяц он приказывал их пересчитывать у себя на глазах и сверял со своими записями и число и род оружия и постоянно твердил своим людям, что если когда-нибудь недостанет на поверке хоть одного ружья, он убьет человека, а то и двух-трех, чтобы в его войске не было безоружных. Никто не смел его ослушаться. Его боялись еще больше, чем прежде, потому что теперь всем уже было известно, что он убил даже ту женщину, которую любил: вот до чего мог дойти его гнев, и они страшились его и вскакивали с места, как только он хмурил черные брови.