Изменить стиль страницы

Бруно Глогер

Император, бог и дьявол: Фридрих II Гогенштауфен в истории и сказаниях

Предисловие

В одном из соборов Палермо, столице могущественной некогда империи, простиравшейся от Сицилии до Апулии, рядом с представителями норманско-сицилийской династии, в пурпурных саркофагах, покрытых каменными балдахинами, покоятся останки императоров дома Штауфенов – Генриха IV и Фридриха II, сына и внука Фридриха Барбароссы. «Век Штауфенов», с 1152 по 1250 г., отмеченный правлением этих трех императором, стал воплощением позднего немецкого средневековья. Почти 100 лет (с 1152 по 1190 и с 1212 по 1250 г.) находился у власти «император Фридрих». Последующие эпохи не принесли Германии правителя, который бы мог соответствовать идеалу законного императора, идеалу, возникшему из фантазии простого народа и основанному на славных воспоминаниях об обоих Штауфенах и на вере в лучшие времена. Этот образ закрепился в народных сказаниях, а позднее и в творчестве романтиков.

После 1871 года сладко-лживая рыцарская романтика уходящего 18 и 19 веков была вытеснена новыми идеями, принадлежащими имперским властям. Новая империя должна была стать такой же большой и могущественной, как прежняя Священная Империя. Прежде всего, она должна была стать такой в умах «мыслящей элиты», представителем которой был поэт Стефан Георге и его «круг». Здесь историческая полуправда смешалась с антинародным культом героев-полубогов и мистическими представлениями о «Новой Империи». Здесь была подготовлена почва для чудовищной идеологии коричневых варваров. Она стала делом рук поэта, сознательно отказавшегося от нацистского образа мысли. Стефан Георге умер в декабре 1933 года в швейцарской эмиграции, хотя и был всячески обласкан Геббельсом. Историк Эрнст Канторович, автор наиболее известной, хотя, разумеется, идеалистически приукрашенной, биографии Фридриха II Гогенштауфена, эмигрировал в США по причине расовой дискр иминации. Там он вторично потерял свою профессорскую должность из-за того, что отказался дать клятву, призванную послужить «барьером против коммунизма». Собор в Палермо стал местом паломничества идеалистически настроенных мечтателей, которые все более отдалялись от народа по мере того, как прославляли свое «великое прошлое». В замечаниях к первому изданию биографии Фридриха II прогермански настроенный Канторович рассказывал о том, как в 1924 году к саркофагу был возложен венок с посвящением: «Ее императорам и героям, нераскрытая Германия». Эти же слова прочитал в 1932 году другой гость этих мест, который уже знал, что представляет собой «нераскрытая Германия». Таким был узкий круг учеников и почитателей Стефана Георге.

Десятью годами позднее в Палермо был командирован один немецкий генерал. Когда же в 1943 году должно было быть спешно организовано отступление, он потребовал дополнительный транспорт для эвакуации саркофагов Штауфенов, которые нежелательно было оставлять во вражеской Италии. И лишь быстрое наступление союзников помогло предотвратить варварство. Южанин, сицилиец Фридрих II Роджер фон Гогенштауфен, прозванный на его родном языке «Федерико», обрел в Палермском соборе вечный покой. Вместе с тем Федерико был германским императором Фридрихом (из-за деда к его имени часто прибавляли «Другой»), которому в отличии от итальянца была отмерена вторая, более долгая жизнь. Простой городской и деревенский люд сделал именно его героем легенд после того, как умер тот далекий сицилиец, и однажды Фридрих вернулся как император мира и спаситель. Обе фигуры – издавна окруженная легендами историческая личность и вырванный из истории героический образ – за служивают того внимания, которое обращено к ним в наши дни. Такой критически трезвый настрой можно найти еще у Генриха Гейне в 1844 в его шедевре «Германия, или Зимняя сказка» при упоминании старого Барбароссы. Чем же вызвано такое отношение? Для ответа на этот вопрос необходимо сделать краткий исторический экскурс.

Честолюбивые планы по покорению мира императора Генриха VI, чья ранняя смерть в 1197 году имела катастрофические последствия для всей римско-германской державы, не оставили ни следа в народном сознании. Его сын, напротив, на сто лет вперед стал воплощением блеска и могущества Священной Римской Империи.

Сын рано умершей норманнской императорствующей вдовы, Федерико, унаследовал охваченное анархией, однако, на тот момент, наиболее развитое централизованное государство Европы, управляемое норманско-сицилийскими чиновниками. Осиротевшее «дитя Апулии», несовершеннолетний монарх стал пешкой в политической игре своего опекуна Иннокентия III, одного из самых могущественных понтификов позднего средневековья. Позднее Фридрих сумел занять принадлежавший его предкам трон Цезарей. Это произошло как благодаря счастливому стечению обстоятельств, так и его личному усердию. В течение десятилетий он пытался удержать на плаву римско-германскую империю, которая рушилась по объективным историческим причинам. Все это, а также его выдающаяся и всесторонне одаренная натура, обеспечили ему место среди великих людей мировой истории. После того, как пятидесятишестилетний император умер от стремительно развившейся болезни, современники придали его образу некое хилиастическое значение. В 1245 году один кардинал назовет его «преобразователем мира», подразумевая под этим подозрительное сходство (если не полную идентичность) с Антихристом. С другой стороны , его имя было связано с религиозно-фанатичными ожиданиями императора мира, который должен явиться в конце времен перед Апокалипсисом. Все больше и больше его образ и образ его деда, наиболее «немецкого» правителя, сливались в одной фигуре императора-мессии. Такое идеализированное единство можно увидеть в одной народной книге, напечатанной в 1519 году, незадолго до начала Крестьянской войны. Образованные современники, такие, как Мартин Лютер или Ульрих фон Гуттен, различали обоих Фридрихов весьма четко. В 17-18 веках некоторые важные элементы легенды Киффхаузена уже были связаны с Барбароссой, как свидетельствует источник 1703 года. После окончательного падения уже немощной империи в 1806 году легенда начала претерпевать до некоторой степени необходимые изменения, происходившие вследствие поэтической обработки и путаницы. Нередко в ущерб исторической правде. Это произошло в период борьбы против Наполеона и возникшего из нее национального движения. Фридрих II, все гдашний сторонник сепаратной политики князей, явно не подходил на роль защитника немецкого единства. А после того, как князья одержали победу и на Венском конгрессе, была сложена песня о «старике Барбароссе, кайзере Фридрихе», «молодому» Фридриху пришлось окончательно обосноваться в Киффхаузенской крепости.

Воспетый и проклятый, Барбаросса слишком быстро стал символом немецкого империализма, будучи прежде воплощением законных национальных ожиданий. Он охраняет «величие империи», как драгоценный клад, и «в свое время» должен вернуться с ним обратно, несмотря на все поэтические предостережения Гейне в 1844 году. Не случайно план разрушительной операции по нападению на Советский Союз был назван именем Барбароссы и положил начало падению «Тысячелетнего Рейха».

Шовинистическая шумиха вокруг Киффхаузена после 1871 года затронута в настоящем очерке лишь в общих чертах. С 17 века легенда о возвращении императора Фридриха II интересовала лишь собирателей фольклора и историков. Она рассказывает о Средневековье, которое в 1500 году уже подходило к концу. Гуманисты 16 века назвали это время «темным». Мы тоже не много знаем о народной жизни и борьбе на этом важнейшем этапе развития европейского феодализма. Чаще всего интерес авторов современных хроник привлекала фигура императора или короля, а позднейшие исследователи следовали их примеру.

Исторические труды, посвященные императору Фридриху II, подтверждают общее правило. Страстная солидарность членов партии в осуждении или восхвалении «врага поповщины» долгое время влияла на описание его жизни и вклада в историю. Со второй половины 19 века и до середины нашего столетия на первый план выдвигался культурно-исторический аспект. Не скрывался ли под маской этого «передового» Гогенштауфена подлинный человек Ренессанса? Однако в последнее время победила точка зрения, согласно которой эта все еще продолжающая удивлять нас личность рассматривается в контексте своего времени. В связи с этим мы попробуем представить историю немецких императоров в тесной связи с народными ожиданиями и мечтами. Они часто были отмечены печатью религиозной утопии, но несмотря на это представляют собой наиболее верное направление в нашей национальной истории. Последующий очерк будет определен именно с этой исторической перспективы. Полная же академическая биография императора Фридриха II по-прежнему останется делом будущего.