Крепко тебя обнимаю и шлю большой привет всем нашим.

Твой В. У.»[34].

Несмотря на сдержанный тон, приписка была успокаивающей. Но об улучшении здоровья жены — ни слова. Дмитрий Ильич как врач понимал: полегчает не сразу. Наконец 25 мая пришло долгожданное письмо от Надежды Константиновны.

«Дорогая Марья Александровна! Сегодня получили Ваше письмо. Тороплюсь ответить.

Я уже поправляюсь. Сердцебиения гораздо меньше. Следуя совету доктора, ем за троих, лакаю молоко, принимаю препарат железа Робена, и вообще все очень хорошо. Володя очень кипятится, особенно его смущают Кохером. Я очень рада, что Дм. Ил. ему написал письмо, что операции не стоит делать и т. п., а то ему наговорят всякой всячины: то ослепнуть можно, то 1,5 года лежать без движения и т. д. У меня совсем не такая уж сильная степень болезни, и за лето выздоровею…»

Владимир Ильич остался верен себе и размашистым беглым почерком добавил:

«Дорогая мамочка! Крепко обнимаю тебя и шлю всем привет. Мите большое спасибо за письма. Надю уговариваю ехать в Берн. Не хочет. Но теперь она немного поправляется.

Твой В. У.»[35].

— Вот и оживает наша Надюша, — просияла Мария Александровна, смахивая с морщинистой щеки набежавшую слезу.

Спустя неделю успокоенные Мария Александровна и Анна Ильинична покидали Крым. Они уезжали на север — в далекую и незнакомую Вологду, где отбывала ссылку Мария Ильинична. Мария Александровна и особенно Гора обещали приехать в Феодосию снова.

Но никто из Ульяновых не предполагал, что через год в их судьбу ворвется военная буря…

КРЕПОСТНОЙ ГАРНИЗОН

В середине 1914 года Россия вступила в войну… Всюду виднелись хоругви и портреты царя. Симферополь, всегда тихий и сонный, был неузнаваем.

Дмитрий Ильич с трудом пробирался через толпу, направляясь в городскую больницу, где дежурил Дзевановский. Еще издали он увидел его на балконе. Антон Андреевич и его коллеги наблюдали за уличным шествием.

В больнице Дмитрий Ильич узнал, что он, как и большинство медиков губернии, уже мобилизован в армию. Место службы — Севастопольский госпиталь. Почему? Дзевановский ответил: когда-то у земского врача Ульянова было желание попасть в главную крепость Черноморского флота. А так как с мнением Дзевановского в медицинском управлении считались, на том и решили: пусть Ульянов служит в Севастополе. Дзевановский же сначала был назначен врачом в 51-й Литовский пехотный полк, затем переведен на должность делопроизводителя санитарной части штаба 11-й армии Румынского фронта.

Возвратившись в Феодосию, Дмитрий Ильич получил приказ о призыве в армию. Первые дни он работает в военно-медицинской комиссии. С утра до вечера осматривает мобилизованных, определяет их пригодность к военной службе, испытывая при этом угрызения совести: волей-неволей приходилось говорить: «Да, здоров», — и люди уезжали на фронт воевать за чуждые им интересы. Феодосийский воинский начальник подполковник Гулевич заметил: Дмитрий Ильич тяготился своими новыми обязанностями. Вскоре, не выдержав, Ульянов заявил:

— Подобная честь не для меня. Мое дело лечить…

— Тогда, не мешкая, отправляйтесь в госпиталь, — рассерженно ответил Гулевич.

Перед отъездом в Севастополь Дмитрий Ильич в последний раз встретился с Хмелько. Товарищи договорились о связи и порядке пересылки литературы, явках и адресах. Родным Дмитрий Ильич сообщил о себе коротко.

«Дорогая мамочка! Я призван на войну и назначен врачом в Севастополь. На днях еду туда, купил уже сапоги со шпорами, шью мундир и шинель, покупаю шапку и т. д. и завтра буду совсем военным человеком. Назначен в госпиталь, так что совсем хорошо… Вчера и сегодня сижу и осматриваю запасных у воинского начальника…

Крепко целую тебя и Маню, пишите.

Врачей забрали почти половину.

Твой Д. У.».

В августе 1914 года Севастополь выглядел спокойным, как море в ясную погоду. По чистым, опрятным улицам весело бежали трамваи. На аккуратных клумбах цвели гладиолусы. О войне пока напоминали только корабли, теснившиеся в бухте, да множество матросов, солдат, офицеров на улицах. Стук каблуков и звон шпор не утихали даже глубокой ночью.

Дмитрий Ильич поселился на тихой Владимирской улице, в доме номер пять.

В день приезда он оставил дома нераспакованные чемоданы и поспешил на явочную квартиру. Обогнув завод Харченко, вышел на Херсонесскую улицу. Дом номер восемь. Вход со двора. Вторая дверь налево. Постучал. Из распахнутого окна выглянула моложавая широколицая женщина. Он догадался, что это жена Ивана Каллистратовича Ржанникова.

Дмитрий Ильич оставил ей свой адрес и ушел. Вечером, уже в сумерках, к нему постучал средних лет мужчина с длинными, закрученными кверху усами, представился мастером по ремонту английских замков. Не торопясь выложил инструмент. Долго вертел в руках замок, рассказывал о своем друге Тимофее Гавриловиче из Симферополя. Дмитрий Ильич поддержал разговор. Так состоялось знакомство, которое вскоре переросло в дружбу.

Иван Каллистратович рассказал, что после разгрома революционной организации на Черноморском флоте в 1912 году крепкой подпольной организации здесь, по существу, не осталось. Уцелевшие большевики ограничили свою деятельность распространением антивоенной литературы среди рабочих, матросов и солдат Севастопольского гарнизона. Об издании листовок и брошюр пока приходится только мечтать. Создать свою, большевистскую типографию при усиленной слежке охранки в настоящий момент совершенно невозможно.

Дмитрий Ильич понимал, что партийную организацию в Севастополе нужно восстанавливать, и делать это как можно быстрее. А пока предстояло входить в курс непосредственных служебных дел. В штабе он ознакомился с приказом о назначении его на должность старшего ординатора во второй временный крепостной госпиталь. Там уже в авральном порядке готовились палаты к приему раненых, операционные, перевязочные, процедурные, аптека и склады. Прибытие первого транспорта с ранеными ожидалось к концу августа.

Штат госпиталя еще не был укомплектован. Медики, в большинстве своем призванные из запаса, нуждались в учебе и разумном руководстве, на деле же приходилось делать то, что заблагорассудится начальнику, известному на всю крепость солдафону, человеку, далекому от медицины. Врачи по его указанию часто занимались такой работой, которую мог с успехом выполнить любой фельдшер. Так, терапевту Ульянову он отдал распоряжение уточнить наличие медикаментов и доложить на утреннем обходе. Это распоряжение Дмитрий Ильич выполнил с присущей ему добросовестностью. В присутствии врачей он перечислил по списку, какие медикаменты и перевязочные материалы находятся в аптеке и на госпитальном складе. Не густо. А точнее, лечить нечем.

Полковник нахмурился и приказал Ульянову лично заняться пополнением склада.

Оказалось, нелегко добыть в военном Севастополе медикаменты! Хождение по учреждениям, уговоры и просьбы — все впустую. В штабах и учреждениях засели чиновники, которых могли прошибить только взятки. Давний знакомый, а ныне врач соседнего госпиталя, Владимир Львович Лягодкин посоветовал Дмитрию Ильичу быть с армейскими чиновниками понахальней: нужно во что бы то ни стало добыть медикаменты — начинай с интендантских кладовщиков. Они знают, что у них есть, а чего нет. К начальству же обращаться в крайнем случае.

Благодаря обширным связям Лягодкина Дмитрий Ильич достал медикаменты и перевязочный материал, чем очень удивил начальника госпиталя.

По неопытности Дмитрий Ильич сказал начальнику госпиталя, что в крепости засели воры и спекулянты. Не знал он, что его начальник сам был замешан в воровстве. Об этом ему стало известно год спустя, когда один знакомый интендант признался, что полковник продавал ему пуды бинтов, продавал в то время, когда раненых вынуждены были перевязывать лоскутами от старых простынь.