Подобную статистику по другим уездам собрал и Дзевановский. Когда друзья сопоставили данные, Антон Андреевич согласился с Дмитрием Ильичом только в одном: для улучшения народного здравия нужны радикальные меры.

После многократных визитов в Симферополь Дмитрий Ильич добился наконец выделения средств на ремонт старого водопровода. Было дано объявление о найме людей на землекопные работы. С потеплением улицы Феодосии покрылись кучами камня и глины.

Дмитрий Ильич объезжал волости Феодосийского уезда, знакомился с медицинскими работниками, продолжал собирать статистический материал. К марту 1912 года сведения по медицинскому обслуживанию населения были обработаны и представлены для обсуждения.

10 марта 1912 года состоялось заседание земской управы. Дмитрий Ильич говорил два часа, и никто не прерывал его. Когда он закончил, раздались аплодисменты. Так местная демократическая интеллигенция выразила свою признательность санитарному врачу, который за год сделал то, чего иные его коллеги не смогли сделать за десять.

Доклад Дмитрия Ильича не появился в печати, но его широко обсуждала крымская общественность. Пироговское общество единодушно выдвинуло кандидатуру санитарного врача Феодосийского уезда на II Всероссийский съезд бактериологов и эпидемиологов.

Перед отъездом в Москву Дмитрий Ильич встретился с Багликовым. И тот ему рассказал, что уже получил третий запрос от Лозинского. Лозинский тревожится, почему он, Багликов, молчит, дошло ли его шифрованное письмо до Ульянова. Но никакого шифрованного письма, адресованного Ульянову, Багликов не получал. Может, связной перехвачен охранкой? Может, его убили, как Лохвицкого, руководителя профсоюза симферопольских обувщиков. Связной из Севастополя не мог затеряться бесследно.

Дмитрий Ильич все чаще сопоставлял факты последнего времени. Провокатор Иорданский… Теперь исчезновение связного… А что, если «большевистское око» заиметь в охранном отделении? Такую идею он уже однажды высказал Багликову. Конечно, это дело чрезвычайно трудное — внедрить в охранку своего человека. Но игра стоила свеч. И нужно было ее начинать осторожно и расчетливо.

В марте 1912 года, в дни работы II Всероссийского съезда бактериологов и эпидемиологов, Дмитрий Ильич решил зайти к Софье Николаевне Смидович. Она жила на Рыбинской улице, около завода Динг. К счастью, Софья Николаевна оказалась дома и сразу принялась угощать гостя деликатесами собственного приготовления, а попутно рассказывать о делах Московского комитета РСДРП. После повальных арестов комитет фактически пришлось создавать заново.

Но были и радостные известия. Софья Николаевна сообщила, что готовится издание ежедневной легальной большевистской газеты. Есть уже решение ЦК. Организацией издания руководит Ленин. В качестве издателя партия назначила H. Г. Полетаева, опытного организатора, депутата III Государственной думы от рабочих Петербурга. Деньги добыли. Теперь нужны корреспонденты, актив, чтобы газета пробилась в пролетарскую массу.

Все последующие дни в Москве Дмитрий Ильич находился под впечатлением полученных известий. Он представлял, как этой вести о будущей большевистской газете обрадуются Хмелько, Багликов, Афанасьев, Лозинский — все крымские товарищи, с которыми он связал свою судьбу.

Возвращаясь из Москвы, Дмитрий Ильич остановился в Симферополе, встретился с Багликовым. Тот сообщил, что в Симферополе пока тихо, в Севастополе тоже. С особой гордостью Багликов рассказал, как удалось выполнить «особое поручение» Дмитрия Ильича. Помогло благоприятное стечение обстоятельств. На запрос Департамента полиции дирекция аэропланного завода «Анатра» рекомендовала для службы в качестве осведомителя своего «образцового» конторского служащего. Это был Афанасий Семенович Мочалов, член РСДРП с 1898 года, большевик, один из опытнейших подпольщиков Симферопольской партийной группы.

Мочалов понравился Дмитрию Ильичу. Сдержанный. Рассудительный. Немногословный. А главное, убежденный в правоте дела, которому служит и за которое готов пожертвовать собственной жизнью. Дмитрий Ильич разъяснил ему характер будущей работы, работы трудной, но исключительно ценной для партии. Основная задача его — разоблачать провокаторов, предупреждать подпольщиков о грозящей опасности.

К этому времени «институт» провокаторства Департамента полиции действовал по всей России. Шпики и осведомители наводнили города и села. На сыскную службу царское правительство денег не жалело.

Некто Крылов, называвший себя большевиком, в ночь с 7 на 8 мая 1912 года выдал в Саратове Марию Ильиничну Ульянову[32]. Вместе с ней были арестованы Анна Ильинична, прибывшая из-за границы, и Марк Тимофеевич Елизаров.

Мария Александровна сообщила об этом в Феодосию. Дмитрий Ильич, обменявшись с матерью телеграммами, просит Саратовское губернское управление передать младшей сестре письмо следующего содержания:

«Дорогая Маня!

На днях получили от мамы известие о твоем и Анином аресте, запросили телеграммой ее, не нужен лп приезд Тони, ответила, что пока не надо, так как Аню обещали скоро освободить. Где ты там содержишься, в отдельной камере или в общей, и как чувствуешь себя, здорова ли и каковы условия питания? Пиши, пожалуйста…

Крепко целую тебя и желаю от души бодрости и здоровья.

Твой Дм. Ульянов».

За неимением улик Анну Ильиничну вскоре выпустили. Об этом Дмитрию Ильичу стало известно из ее письма.

В середине июня 1912 года царским ищейкам удалось раскрыть подпольную организацию на Черноморском флоте. Начались повальные аресты.

В первых числах июля в Севастополь прибыл морской министр Григорович. Царь поручил ему возглавить коллегию военно-полевого суда. Григорович провел совещание с офицерами контрразведки, поставил перед ними задачу — с пристрастием допросить руководителей восстания и проследить их связь с подпольными организациями России. От их усердия контрразведчиков, как он считал, зависело спокойствие на флоте.

Началось следствие. В переполненной тюрьме и день и ночь работала комиссия коллегии военно-полевого суда.

Матроса Ивана Лозинского допрашивал капитан Путинцев. Откуда-то он узнал, что Лозинский вел переписку с большевистским центром. Об этом еще до ареста матрос говорил своим товарищам, не скрывая того факта, что вооруженное выступление готовы поддержать моряки Балтики, рабочие Одессы и Риги. Путинцеву также было известно, что Лозинский несколько раз нелегально приезжал в Симферополь, где встречался с местными большевиками.

В Феодосию поступали противоречивые вести о масштабах провала. Но ясно было одно: руководство восстанием на Черноморском флоте полностью арестовано. О судебном процессе газеты ничего не писали — цензура запретила.

Дмитрий Ильич ждал подробностей от Багликова. Несмотря на то, что в Севастопольскую крепость въезд временно был закрыт, Багликову удалось побывать в порту и повидать подпольщиков с Морского завода.

Тимофей Гаврилович писал Дмитрию Ильичу, что не сегодня-завтра состоится суд над матросами Зелениным, Карпишеным и Силяковым. По их делу следствие уже закончено. И еще сообщал, что Иван Лозинский, арестованный вместе с основной массой моряков, передал на волю записку. Лозинский обвинял в измене эсеров. Они выдали охранке руководство восстанием после того, как большевики отказались сотрудничать с эсеровскими лидерами. В этой же записке Лозинский предупреждал, что связной, направленный к Багликову, схвачен контрразведкой и сейчас находится в тюрьме.

Невеселыми новостями Дмитрий Ильич поделился с Хмелько, и тот предложил ему на всякий случай собраться в дорогу. Из Феодосии почти каждую ночь идут контрабандистские фелюги в Стамбул. За деньги контрабандисты перевезут кого угодно. Им все равно, паломники или революционеры. Лишь бы платили…

Но Дмитрий Ильич советом товарища не воспользовался — был убежден, что матрос Лозинский его не выдаст.