Признаюсь, выслушав это сообщение в то время, примерно в середине 1942 г., я не придал ему большого значения, совершив тем самым значительную ошибку. Потом на моем личном примере я мог убедиться, насколько тесным было сотрудничество французской полиции с гестапо и абвером.
Тщательно подбирая себе не только непосредственных сотрудников, но в еще большей степени различные возможные полезные для советской разведки источники, я постепенно расширял свою деятельность и, как уже не раз указывал, настойчиво просил Отто запросить для меня у «Центра» шифровальный код, а кроме того, просил его лично оказать мне помощь в обеспечении созданной мною вновь группы в Марселе радиопередатчиком. Все мои просьбы оставались и до последних дней моего пребывания в Марселе без внимания.
Обстановка обострялась с каждым днем все больше и больше. В особенности среди народа возросло волнение с момента высадки союзников в Северной Африке. Радуясь тому факту, что, наконец, союзники активизировали свои военные усилия, вскоре французы и все люди различных гражданств, которые проживали в неоккупированной зоне Франции, пришли к печальному выводу. Они предчувствовали, что действия англо-американцев в Северной Африке будут восприняты немцами отрицательно, будут представлять непосредственную угрозу начала военных действий союзников в Средиземном море, а следовательно, приведут к неминуемой высадке и на территории Франции, руководимой из Виши. Многие понимали, что до этого вокруг правительства Виши немцами создавалась видимость независимого управления частью Франции, но понимали и то, что это была только видимость. Всем или, по крайней мере, большинству было совершенно ясно, что маршал Петэн и почти все, собравшиеся вокруг него, его «славного и героического» имени, пляшут под дудку гитлеровцев.
К чему же все это должно привести? Тревога среди всего населения возрастала не по дням, а буквально по часам. Всем было понятно, что полнейшая оккупация Франции фашистскими силами Германии и Италии совершенно неизбежна. Если это произойдет, то начнутся не просто аресты неугодных немцам лиц, но в буквальном смысле слова будет развязан новый террор.
8 ноября 1942 г. я направился в «Симекс», встретился с Жюлем Жаспаром и одним из его друзей, только что приехавшим из Виши. Оба были в повышенно нервном состоянии. Мы обменялись буквально несколькими словами, и я поспешил уйти. Мне хотелось еще навестить Эрлиха. Перед моим уходом я договорился с Марго на следующий день в 16 часов встретиться. Мы предусматривали и такую возможность, что встреча наша может состояться в 19 часов. Ведь могло так случиться, что она не сможет рано покинуть бюро.
Эрлиха я застал дома. Он только что вернулся со встречи со своими друзьями. Он был явно встревожен, не имея возможности предпринять какие либо эффективные шаги, чтобы покинуть Францию или, по крайней мере, переехать в другой город и попытаться некоторое время прожить там на нелегальном положении. Прощаясь, мы договорились, что будем ежедневно поддерживать контакт.
Я направился домой, где меня ждала Маргарет. По пути многое обдумывал. Прежде всего, пытался проанализировать, в достаточной ли степени обеспечил конспирацию в созданной мною группе и с поддерживающими с ней связь людьми. Мне казалось, что после проявленной Отто «заботы о нас», выразившейся в том, что он кому-то в Брюсселе сообщил наш точный адрес в Марселе, я по отношению к нему должен стать более сдержанным, но, когда был вынужден называть в своих сообщениях в «Центр», передаваемых через Отто, источники полученной информации, я не всегда, далеко не всегда мог утаивать «источник», ибо в противном случае сама информация могла потерять смысл.
Задумывался я и над тем, как сам должен поступить в ожидании оккупации Марселя, как должен поступить с Маргарет. Сейчас Отто, а с его слов и другие «честные публицисты и даже писатели» доказывают, что я якобы имел возможность покинуть Марсель, Францию, перебраться за границу, в частности в Швейцарию, но не сделал этого только потому, что не хотел покинуть «горячо любимую жену». Отто выдумывает даже и такой вариант, что во исполнение его задания Жюль Жаспар создал возможность бежать всем и даже перевести фирму «Симекс» в Африку. Все это сплошная ложь. В действительности я должен был не допустить попадание даже вместе со мной, если такая угроза существовала, в руки гестапо Маргарет. Слишком много моих связей исходило именно от нее, в том числе сестры Аман в Брюсселе и Марселе, Раух и других. Она знала моих «друзей», в том числе и деловых, и... просто друзей, которые фактически были моими или сотрудниками, или источниками.
Кроме того, я был обязан задуматься и над тем, как избежать для Маргарет и Рене преследования со стороны немцев из-за меня.
Я не мог недооценивать, что Маргарет лично была знакома с бывавшим у нас в Брюсселе и Марселе Отто, знала его паспортную фамилию, она знала Корбена и наш филиал в Париже «Симекс» и основную фирму в Брюсселе – «Симекско».
Надо было все обдумать, надо было многое решать. С тяжелыми мыслями я вернулся домой. Маргарет весело встретила меня. Не было заметно у нее какого-либо волнения. Сразу же предложила вечером сходить на Каннебьер в кинотеатр. Я согласился, согласился несмотря на то, что у меня голова была полна различных мыслей.
Не помню, какую картину мы смотрели, а вот покинув кинотеатр, несколько удивился, даже насторожился. Я заметил, что нами «любуется» какой-то незнакомый человек, и это уже не в первый раз. Сразу скажу, это был гестаповец, с которым мне приходилось не раз встречаться в зондеркоманде «Красная капелла».
Вернувшись домой, мы улеглись спать. Правда, в своей комнате я еще немного посидел, обдумывая все те же вопросы. Ночь почти не спал.
На следующий день, 9 ноября 1942 г. (мне кажется, что я не ошибаюсь, хотя в некоторых публикациях говорится, что это произошло 11 или даже 12 ноября), как и каждый четверг, мы направились навестить в пансионате Рене. Это было важно еще и потому, что это был, якобы так указывают некоторые, день святого Рене. Встреча была более печальной все по той же причине – все ждали оккупации и не знали, как сложится дальше жизнь.
Мы вернулись домой. По пути я предупредил Маргарет о том, что сложившаяся обстановка требует повышенной осторожности, а поэтому в том случае, когда в нашу дверь кто-либо позвонит, надо осторожно, перед тем как открыть, спросить, кто звонит, и посмотреть в глазок. Признаюсь, я не раскрыл Маргарет тот факт, что меня продолжал тревожить увиденный накануне и еще ранее «любовавшийся» нами незнакомец. Я высказал мнение, что не следует отвечать и на телефонные звонки.
Войдя в квартиру, Маргарет сразу же, еще не сняв пальто, направилась на кухню и поставила на газ кастрюлю с картошкой. Я прошел к себе в комнату. Примерно в 13–14 часов раздался звонок в дверь. Я поспешил выйти из комнаты, но у двери первой оказалась Маргарет. Посмотрев в глазок, она спросила, кто звонит. В глазке она увидела нашу консьержку, которая, кстати, за плату помогала поддерживать порядок в нашей квартире, и услышала ее голос. Маргарет открыла дверь, а дальше все произошло мгновенно. Консьержку оттолкнули в сторону несколько французов в штатском и вошли в нашу квартиру. Один из них, предъявив удостоверение французского полицейского, объявил, что мы арестованы. На нас надели наручники. Трудно словами выразить состояние, в котором оказалась Маргарет. Я старался держаться спокойно, с возмущением указывая на то, что меня арестовывать, как уругвайского гражданина, без предъявления документа с санкцией соответствующей инстанции, а быть может, и посольства или консульства Уругвая никто не имеет права. Это относится, конечно, подчеркивал я, и к моей жене. Меня не стали слушать.
Весьма бегло, явно непрофессионально они сделали вид, что проводят обыск, правда, к обыску они еще раз приступили позднее, видимо получив дополнительные указания своего начальства. При первом обыске меня крайне удивила их некомпетентность. Обнаружив в одном из ящиков письменного стола вырезки из журналов и даже целые вкладные листы с выкройками, предназначенными для кройки и шитья, они сочли их важным доказательством. Захватив с собой только эти выкройки, нам предложили следовать за ними. Внизу нас ждало несколько автомашин. В одну из них посадили Маргарет, в другую меня. Тревога усилилась. Причиной послужила прикрепленная к ветровому стеклу моя фотография... Та фотография, которая мною сдавалась при регистрации в бельгийской полиции еще в 1939 г. Это означало, что французскую полицию побудило что-то, «совершенное мною» в Бельгии. Эта фотография убедила меня в том, что мое возмущение тем, что Отто сообщил кому-то в Брюсселе мой точный адрес в Марселе, чтобы нам переслали часть наших вещей, было правомерным, а его решение абсолютно ошибочным, преступным и, видимо, навело французскую полицию на меня. В этот момент совершенно невольно вспомнилось и то, что мне сообщил мой «чешский друг, – между спецслужбами Германии и Франции достигнута договоренность о совместной работе по борьбе с антифашистами, движением Сопротивления и проч.