Эти рассуждения нелепы.

Но ночью я не могу рассуждать по-другому.

Как только мой друг уехал на конгресс гениев в сфере телекоммуникаций, я пригласила подругу переночевать у себя.

— Тебе нужна помощь, — сказал мне однажды мой друг.

Я ответила только:

— Да. И что с этого?

Он покачал головой. Он считал, что я могла бы постараться взять себя в руки, а не полошить людей каждый раз, когда он уезжает на какой-нибудь конгресс.

Я хорошо знаю, что мои подруги не смогут спасти меня в случае нападения.

Но предложение меня успокаивает.

Я благодарю Валери. Я соглашаюсь.

Мы сказали друг другу «до вечера». Она придет на ужин вместе с остальными.

Она будет спать в маленькой комнатке рядом с моим кабинетом.

Я ничего не забыла? Я повернулась к своему огромному красному чемодану, что величественно стоял у входа. Восемьдесят сантиметров в высоту и шестьдесят в ширину. Огромный.

— Тебе на самом деле все это нужно? — спросил мой парень, когда увидел мой чемодан.

Я посмотрела на его чемодан.

Он уезжал на пять дней, почти на неделю. Его чемодан был меньше моей косметички.

— Это не чемодан, а дорожный сундук, — добавил он, оглядывая мои вещи.

Ну, нет, это не сундук, хотя таких же размеров.

Я внимательно осматриваю свою квартиру. Шарю глазами по полкам.

Неужели больше нет ничего, что я могла бы запихнуть в свой чемодан?

— Оскар придет к тебе в час дня, чтобы захватить твой чемодан, — сказал мне Филипп по телефону.

— Что? Один человек, чтобы унести такой чемодан?

— Ну, да. Он заезжает ко всем актерам, — усмехнулся он в трубку. — Хорошо уже то, что чемодан у тебя только один. Есть актрисы, у которых их много. Оскар погрузит их в машину и доставит в ваши гостиничные номера, — объясняет он мне.

Нет-нет. Филипп не понял причину моего беспокойства. Я не боюсь потерять свой чемодан. Это почти дорожный сундук, он такой огромный, такой красный, что его можно обнаружить с вертолета, если он вдруг потеряется.

Нет, я беспокоюсь за бедного Оскара.

— Мой чемодан огромен! — говорю я как можно четче. — Чтобы его нести, нужно, по крайней мере, двое мужчин. Хоть он и на колесиках, я не могу сдвинуть его даже на сантиметр.

Филипп смеется. Он находит милым, что я беспокоюсь за Оскара, у которого из-за моего чемодана могут быть проблемы со спиной.

— Не волнуйся, Оскар — здоровяк, — говорит он.

— Ладно. Хорошо… В час дня, это мне подходит.

Мы положили трубки.

Оскар скоро придет за моим чемоданом, так как на следующей неделе я уезжаю на два месяца в Экс-ле-Бэн. Буду там сниматься в фильме. Работать мы будем шесть дней в неделю.

В Экс-ле-Бэн можно добраться на скоростном поезде. Нужно все же три с половиной часа, чтобы вернуться в Париж.

Я хорошо подумала, прежде чем набить свой чемодан. Можно, конечно, ездить туда-обратно, Париж-Экс, но я не собираюсь этого делать.

Семь часов в поезде каждый день? Нет. Это не по мне.

Я набила свой чемодан. Я не хочу ничего забыть. У меня будет все, что мне нужно на два месяца. Восемь недель.

Когда я собираю чемодан, то применяю самый надежный прием: метод списка. О нет, я не из тех девушек, которые приезжают куда-нибудь и вдруг понимают, что им не хватает пары носков.

Режиссер спросил, играю ли я в теннис.

Я ответила:

— Не так хорошо, как Сандрин Тестю, но все же немного умею.

Я взяла свою ракетку, три спортивных костюма и пару кроссовок. Я меняю джинсы каждые два дня: итого — шестнадцать пар.

Взяла двое брюк. В отеле, конечно, будет возможность и джинсы постирать…

Взяла пятьдесят четыре пары трусов. Сорок пар носков. Парацетамол, на всякий случай. Все таблетки, которые валялись в ванной комнате: для носа, горла, ушей. Зубные щетки. Уложила свой принтер, компьютер, DVD. Книги. Плеер с мини-колонками. Два CD-альбома.

Пожалуй, это главное в моем доме.

Я проверяю еще раз…

Похоже, сложила все.

Что меня успокаивает, так это что Экс-ле-Бэн всего в часе езды от Лиона. И если, несмотря на всю мою предусмотрительность, мне вдруг понадобится что-нибудь жизненно необходимое, я всегда смогу позвонить своей маме, живущей в Лионе, или одной из моих сестер. Они мне помогут.

Смотрю на лампу на прикроватном столике. В отелях освещение часто недостаточное. Я бы чувствовала себя лучше с этой милой лампой… Хватаю лампу, но тотчас же ставлю обратно.

В чемодане на самом деле больше нет места. Тем хуже. Придется два месяца жить при тусклом свете в комнате.

Чемодан уже чуть не трещит. Рядом я поставила сумку с кормом для моей собаки: пятнадцатикилограммовый пакет. Я вынуждена везти еду для своей собаки: она страдает плохим пищеварением, не может глотать ничего, кроме розовых шариков, которые рекомендовал ветеринар.

Все ли я уладила?

Просмотрела мои счета.

Заглянула в ежедневник.

До 28 ноября встреч не запланировано.

На каждой страничке напоминание: Экс-ле-Бэн.

28 ноября: возвращение.

Я вписываю: «Возвращение из Экс-ле-Бэна 28 ноября. Отъезд в Куршевель 10 декабря».

Горы.

Я люблю горы. Сухой холод высоты. Вершины. Люблю атмосферу лыжных курортов. Нравятся люди, скользящие по склону. Снег проглатывает все шумы. Молчаливые лыжники. Веселые компании, которые собираются в барах. Лица, раскрасневшиеся от холода.

Я счастлива. Все хорошо организовано.

Я зарезервировала хорошую комнату в отеле «Лоза» в Куршевеле. Кристина каждый год бронирует мне место, она знает, что мне нравится комната на третьем этаже. Там вид на лыжные спуски.

Жером тоже приедет, будет учить меня кататься на лыжах.

— Ты не хочешь поехать туда в феврале? — спросил меня мой парень на прошлой неделе.

— Нет.

— Все-таки в феврале погода милосерднее, — настаивал он.

Я собираюсь провести восемь недель в Экс-ле-Бэне. Буду сниматься все время до конца ноября и заслужу себе недельку отдыха, разве это не справедливо?

— Даже если погода не такая солнечная, как в феврале, я хочу сразу поехать в горы, а не ждать три месяца, — сказала я.

Зачем ждать февраля?

— Да потому что на Рождество бывают метели, — ответил мне мой парень, который не хочет «пережить катастрофу прошлого года».

Я занервничала, когда он мне это сказал.

Пережив катастрофу, я делаю все, чтобы ее забыть.

Он же делает все, чтобы я об этом помнила!

Я пожала плечами. Сделала вид, как будто не знаю, о чем он говорит.

Это заставит меня заняться немного спортом. Я дам нагрузку своим ногам и рукам. Проветрюсь. Отдохну.

Я знаю Жерома уже много лет. Он больше, чем мой тренер по лыжам. Он как старший брат, которого я собираюсь навестить на Рождество. Зимой Жером живет в Куршевеле. Летом в Валлорисе.

Зимой он катается на лыжах. Летом занимается парусным спортом.

Он все время смеется. Он смеется со всего. Как рождественское солнце.

Из года в год Жером припасает одну неделю для меня и моего парня. Он любит кататься на лыжах с нами. Считает, что мой парень хороший лыжник. А меня он находит смешной и приятной.

Это мне доставляет удовольствие.

Когда мы едем по склону, его друзья-инструкторы отвлекаются из-за нас от своих клиентов и окликают его. Радуются встрече. Жером смеется. Он смотрит на своих друзей-тренеров, обучающих новичков. Сам-то он катается только с опытными. Жером больше не связывается со «спотыкающимися», как он говорит, клиентами. Когда я катаюсь не так, как ему того хотелось бы, он слегка подгоняет меня палкой.

У Жерома южный акцент. Все десять лет, которые я с ним катаюсь на лыжах, он ни разу не произнес мое имя с буквой «л». Он хрипит:

— Сиви! О… о! В чем дело?

Он не договаривает в словах некоторые согласные, а иногда и целые слоги. Я понимаю, что катаюсь плохо.