Когда закрывалась дверь пустующей комнаты, где остался связанный предатель, царило все то же молчание…

– Когда и как вы собираетесь его допрашивать, майстер инквизитор? – хмуро осведомился фон Редер, затянув, наконец, повязку. – Вы нашли предателя, и это просто отлично; менее чем за сутки. Вижу, что ваша слава не есть приукрашивание. Однако теперь мы должны знать, кто его нанял. Я надеюсь, что вы не станете делать поблажек лишь потому, что он «свой»?

– Вы предлагаете мне запытать его до признания? – уточнил Курт и, перехватив ответный взгляд, невесело усмехнулся: – Вы это серьезно, господин барон? Пытать зондера? И вы впрямь полагаете, что это принесет какие-то плоды?

– Вас ведь этому учили, разве не так? Разве напрасно ходят страшные легенды о Молоте Ведьм, у которого никто не молчит на допросах?

– А легенд о бойцах зондергруппы вам слышать не доводилось?

– Нет, – коротко отрезал фон Редер, и Курт наставительно кивнул:

– Вот и задумайтесь над этим.

– Нет таких людей, которых нельзя было бы сломать. Он среагировал на ваше упоминание о семье; стало быть, вы не ошиблись, и его вправду взяли на этот крючок – так надавите на него этим! Даже если этот парень станет смеяться, пока вы будете тянуть из него кишки, но семья для него кое-что значит, это уже ясно, как Божий день.

– А знаете, почему у меня очень мало кто молчит на допросах, господин барон? – поинтересовался Курт ровно. – Вовсе не потому, что я при всяком удобном случае хватаюсь за щипцы и иглы.

– Времени на задушевные беседы у вас нет, майстер инквизитор, – напомнил тот едко. – Через пару дней гонец будет везти Его Величеству письмо с моим докладом обо всем произошедшем. Довольно вам будет пары дней?

– На то, чтобы найти виновника, мне потребовалось куда меньше, – напомнил Курт. – И сейчас, господин барон, трудность состоит не в том, что мне будет сложно его разговорить, а в том, что мне будет сложно отделаться от вас. Ведь вы же не позволите мне остаться с ним один на один?

– Разумеется, нет!

– Вот именно. А арестованные, знаете ли, имеют дурную привычку выговариваться с глазу на глаз. Это им отчего-то особенно по душе. Согласен, дурная блажь, но что ж поделаешь.

– Наедине с этим парнем я вас не оставлю, майстер инквизитор, – упрямо повторил фон Редер. – Что бы вы там ни говорили, какие бы науки душеведческие к этому ни приплетали, у меня наука простая: он – преступник, покушавшийся на жизнь Его Высочества, и он один из вас. Быть может, вы и славитесь как неподкупный и насквозь праведный, но рисковать я не намерен. И даже если б я верил вам, как себе, все равно после, когда Его Величество спросит, держал ли я под надзором все происходящее и могу ли поручиться за то, что сделано было все возможное, я должен сказать ему «да» с чистой совестью и не стыдясь взглянуть в глаза. Посему – нет, майстер инквизитор. Один вы к нему не войдете.

– Вас сложно не понять, – кивнул Курт, – и мало того, будь я сам на вашем месте, я бы говорил то же самое слово в слово.

– В таком случае давайте прекращать эти препирательства и займемся делом! И пусть только ваш молчун попробует…

– Вот, – оборвал его Курт. – Вот почему мне видится излишним ваше присутствие на допросе. Не только потому, что вытянуть из кого-либо признание проще без свидетелей, но и потому, что я не могу поручиться за вашу выдержку. Вы можете брякнуть что-нибудь не к месту, чем разрушите все то, чего мне, быть может, удастся добиться. Когда арестованный вот-вот готов выложить всё и начистоту, такие вот неумные угрозы в единый миг пробуждают в нем озлобленность и упрямство, каковые снова возвращают его к молчанию.

– Я не взбалмошная девица, майстер Гессе, и вполне способен вести себя так, как того требуют обстоятельства.

– Обстоятельства требовали от вас наплевать на манеры инструктора вашего подопечного, господин барон, – напомнил Курт. – И просто молчать, пока он делает из принца то, что ему хочется, – заметьте, в полном соответствии с распоряжением Императора. Однако вы не могли сдержать свой порыв и острое желание повздорить, подобно той самой девице.

– Да как вы… – вскипел тот, и Курт вскинул руку, оборвав:

– Вот. Когда вы не ощущаете угрозы, вы не следите за собою. Разумеется, я употребил нарочито сильное сравнение, и я вовсе не полагаю, будто это обыкновенное для вас поведение. Когда вам думалось, что есть опасность, исходящая от меня, при допросе ваших людей, вы держались иначе. Вам казалось, что лишнее слово выдаст мне какую-то информацию, которой мне знать не нужно, и потому говорили мало и сдержанно. Но вы попросту не желаете видеть, понимать, в какие еще минуты неверное слово и даже взгляд могут испортить все, а потому не следите за собою.

– Ваши манеры, майстер инквизитор, не просто оставляют желать лучшего, они попросту отсутствуют, – покривился фон Редер, – но, как видно, привыкнуть можно ко всему. Говорят, свинари привыкают к дурному запаху и не ощущают его спустя время. Посему я не стану обсуждать ваше мнение о моей выдержке, а поступим мы проще: если вы полагаете, что для пользы расследования мне не следует вмешиваться в вашу беседу с обвиняемым…

– С арестованным, – поправил Курт, и тот нетерпеливо мотнул головой:

– Это ваши ухищрения, мне на них наплевать. Если, по вашему мнению, кроме вас, никто не должен произносить ни слова – так и быть, я буду присутствовать молча.

– Бродить туда-сюда, – монотонно и скучающе перечислил Курт, – злобно пыхтеть, метать на него свирепые взгляды и изображать возмущение всем своим видом при каждом его ответе, каковой придется вам не по нраву… Никакого различия.

– Один вы туда не войдете! – повторил фон Редер недобро и упрямо. – И не надо предлагать мне подслушивать под дверью, очевидные глупости я в расчет не принимаю и рассматривать не стану даже как допущение!

– Хорошо, – кивнул Курт безмятежно. – В таком случае рассмотрим вариант, который подойдет обоим, а мне, возможно, даже пойдет на пользу. Со мною войдет ваш подопечный.

– Я? – проронил наследник с явной растерянностью, переглянувшись с Бруно, и тот пожал плечами:

– А почему нет? Это и в самом деле хороший выход.

– Да вы спятили, – уверенно констатировал фон Редер.

– Он будет слышать, что происходит, – пояснил помощник, не повышая голоса в ответ; опустив голову, снова осторожно втянул в себя воздух и убрал пальцы с переносицы. – Его Высочество достаточно взрослый юноша, чтобы не впасть в уныние и ужас всего-то при виде беседы… пусть и с возможными угрозами. Он будет вашим свидетелем – id est, вы не останетесь в неведении. Ведь не станете же вы подозревать Его Высочество в попытках утаить от вас сведения, способствующие защите его же персоны?

– Я согласен, – не дав фон Редеру ответить, быстро выговорил Фридрих. – Согласен со всем, что сказал святой отец, и согласен присутствовать.

– Полная глупость, – фыркнул барон, и Курт вопросительно поднял бровь:

– В самом деле? Почему же?

– Потому что ведение допросов не дело королевского наследника.

– Мнится мне, – негромко возразил Фридрих, – что вы опасаетесь иного, Ульбрехт. Вы боитесь, что и я тоже могу утаить от вас что-то, что услышу там или увижу… Не возражаете, – сам себе кивнул он. – Стало быть, я прав. Однако в таком случае задумайтесь, не будет ли это правильным? Вы ведь не станете утверждать, что у моего отца нет от вас секретов? И не будет ничего удивительного или странного в том, что таковые могут появиться и у меня.

– Вы доверены мне… – начал фон Редер, и наследник перебил, чуть повысив голос:

– Вам доверены моя жизнь и безопасность. Жизнь сохранена, безопасность обеспечена. Человек, желавший моей смерти, схвачен и обезврежен. Все прочее несколько выходит за рамки ваших обычных полномочий, Ульбрехт, и не думаю, что в таких вопросах я также должен подчиняться вам. Я не говорю, что буду скрывать от вас то, что услышу, однако если таковое и случится, это не должно вас тревожить.